Положительные процессы, характерные для Казахстана в ходе присоединения к Российской империи

                                                       27

и традиционной. Сам ясак определялся как одна голова со ста, но если проводить учет, когда идут самые различные нарушения при определении количества скота, то ясак становился тяжким бременем для рядового казаха. Несостоятельность сбора ясака сказалось сразу же и уже с 1834 г. была определена кибиточная подать. Однако при ней нарушения стали еще большими. В Младшем жузе,  т.е. в Оренбургском ведомстве она именовалось “кибитичная подать” и была введена с 1837 г. В Сибирском ведомстве, т.е. в Среднем жузе, она оставалось “ясаком”, но только в денежном выражении. В Букеевской орде зякетом и согумом. С каждой кибитки взимался сбор в 1 руб. 50 копеек серебром, в то же самое время стоимость одной овцы была от 30 коп. до 1 руб. 30 коп. При учете кибиток всегда увеличивалось число кибиток, несмотря на незначительное увеличение населения. Доходность в одной семье составляла примерно в год - 5-6 рублей. Только к концу века рядовой кочевник стал иметь доход до 26-27 рублей в среднем в кочевых районах. И поэтому сбор ясака в денежном выражении еще более увеличился. Так, по данным Пограничного начальника сбор кибиточной подати в Младшем жузе увеличился в 15 раз, если в 1840 г. он составлял 14954 рублях, то в 1859 г. - 201 177 рублей. Не лучше было положение в Среднем жузе, если в 1838 г. сбор от ясака составил 23277 руб., то в 1848 г. он возрос до 110 000 руб. Особенно тяжким был сбор налога для бедного человека. Так чиновник Любимов писал: “Беднейший из киргиз платит наравне с самым богатым, т.е. 1 руб. 50 коп, серебром в год с кибитки, налог этот для первого в высшей степени тягостен, для второго нечувствителен, бедные киргизы иногда находятся в необходимости продавать последние имущества”.

Налоговая система стала одной из причин восстаний в XIX в. Вместе с общими налогами была масса повинностей местного характера. Наиболее важной считалось “устройство внутренних сообщений”. Эту службу должны были нести казахи поочередно с каждого аула. Сама повинность

                                                        28

превратилось в полное нарушение законодательства и своеволие бюрократии и чиновников. Как раз эти нарушения стали одними из причин восстаний на территории Казахстана. Необходимо отметить, что налоговая политика, проводимая в те годы составляла стержень колониализма. Для того, чтобы окончательно закрепить Казахстан за Россией нужно было проводить сильные экономические меры. Одним из экономических инструментов была проводимая налоговая политика, которая стала и инструментом социальным.

В сфере духовной жизни казахского общества также происходили большие изменения в связи с проведением колониальной политики. В течение длительного времени официальные идеологические установки Российской империи претворялись в оформление так называемой русской идеи, кратким и концентрированным ее выражением стала официальная политика периода правления императора Николая I - “самодержавие, православие, народность”. Проведение этой политики во всех районах российской империи приняло разнообразные формы - для Казахстана характерной стала многоаспектность колониализма. Мощной вехой его проявления стало внедрение “Устава о сибирских киргизах” в 1822 г. и других законодательных актов по закреплению казахского народа как объекта колониальной экспансии. В сложившихся условиях весьма характерной стала духовная колонизация казахского народа.

Механизм действия всей колониальной политики был направлен на: 1) максимальную эффективность при наименьших материальных затратах; 2)комплексность направлений, когда одновременно решалось множество текущих задач; 3) всеобщую регламентацию и вмешательство во все сферы личной жизни, т.е. духовный штурм личности с целью создания покорного и раболепствующего слуги; 4) постепенную и полную ликвидацию ценностных ориентаций традиционного казахского общества. Вместе с этими основными направлениями решалось множество второстепенных задач, весь смысл которых был направлен на одно - полное слияние казахского

                                                         29

этнополитического социума с имперским и, в конечном итоге, ликвидацию его самобытности. Таким образом, духовное господство империи на протяжении почти двух столетий должно было полностью искоренить в среде казахского народа проявления его сознания, духовных ценностей и разнообразных форм культуры.

В годы тоталитаризма именно эти аспекты исторического прошлого народов Советского Союза не рассматривались, на них был наложен запрет. Схема изучения и толкования культуры нерусских народов была до примитивности проста - раз русский народ первым приобщился к ценностям революции (каким путем - неважно), то он выполняет роль старшего брата и потому его духовная жизнь, ценностные ориентации и вся культура становится для остальных народов и ориентиром, и эталоном, и недосягаемым образцом. Все, что противоречило этим установкам, считалось реакционными, отходящими от прогресса “пережитками”.

В свете вышесказанного особенно чуждыми для народов должны были стать религиозные ценности и ориентиры. В этом направлении правительственная политика была чрезвычайно коварной и очень корыстной. Начиная с 1785 г., когда был издан указ Екатерины II о праве иноверцев отправлять без препятствий свои обряды, официальные органы дали возможность мусульманам совершать обряды ислама. Однако, самым главным препятствием было то, что представители культа полностью подчинялись правительственным органам и по сути были проводниками правительственной политики. Начиная с первых десятилетий XIX в. мусульманское духовенство в Российской империи было подчинено правительственным органам - особому департаменту в составе МВД, который при кабинете императора ведал всеми делами по азиатским народам и странам. Непосредственным руководителем мусульман, попавших под власть Российской империи было Оренбургское духовное собрание с

                                                   30

муфтием во главе. В 1827 и 1835 гг. собранию и муфтию “повелели иметь наблюдение за народом мусульманским: татарами, ташкентцами и

киргизами”. То есть предусматривалось бдительное наблюдение за благонадежностью подданных империи или прибывших в ее пределы, второй обязанностью было снабжение муллами и необходимой атрибутикой тех районов, где их не было. При этом предусматривалось внушать “любовь и преданность” правительству со стороны прихожан. Надо отметить, что мусульманское духовенство ставилось по рангу ниже, чем православное (меньшие чины и материальное обеспечение). Жизнь и деятельность каждого муллы очень строго регламентировалась - они не имели права пользоваться религиозной литературой вне официально разрешенной и печатаемой только в России. Почти на всем протяжении XIX в. они приписывались в городах к сословию мещан, что само подчеркивало их второстепенное положение в обществе. Выполнение хаджа разрешалось только при получении соответствующего билета на поездку, т. е. более широкого документа по месту жительства, чем паспорт. Такими билетами снабжались и все правоверные, желающие попасть в Мекку. Именно такое официальное и вполне лояльное отношение духовенства к правительству и его политике приводит к тому, что казахи отвергают таких деятелей религии, стремятся обособиться от них. Весьма характерным является прошение султанов Турсуна Чингитсова и Аблая Габбасова в 1830 г., когда они прибыли в Санкт-Петербург на встречу с императором. Среди других своих просьб они высказали и мнение о том, чтобы мечетей и школ не заводить, Ахунов и указных мулл не определять, “ибо у кочующих киргизов муллы есть, муллы в селениях должны находиться при старших волостных султанах, при биях и старшинах в должности писарей” . То есть представители казахского традиционного общества выражали свое несогласие с проводимой политикой правительства в духовной жизни. Как раз внедрение официальной религии сложно и тяжело шло во всех районах Казахстана. Так по области сибирских

                                                        31

киргизов (казахов) в 1835 г. все окружные приказы были снабжены муллами совершенно не из религиозных соображений, а из политических и иных причин. Только в Кокчетавском окружном приказе при ханше Валиевой (Айганым) имелись два профессиональных религиозных служителя. Те же служители, которые не исполняли правительственных указаний, подвергались осуждению и уголовному, и моральному. Весьма характерным в этом отношении в первой половине XIX в. было обвинение Мансурова и Петропавловского ахуна Сейфуллина, несмотря на то, что они сами не представляли образца безупречного поведения. Казанский татарин Мансуров был уличен в распространении ислама в казахской степи не в официальных рамках, в 1851 г., и по этому делу велось следствие, которое стремилось изобличить Мансурова как преступника с противозаконными действиями, к его делу привлекается Петропавловский ахун Сейфуллин, как союзник Мансурова. Следствие длилось более 13 лет, ахун был отстранен, а Мансуров выслан в пределы Ташкента, за пределы действия законов Российской империи. У Мансурова были отобраны все предметы религиозного культа, которые он вез из Мекки и 22 книги, правда в последствии они были проданы с аукциона. При таком отношении властей к религии официальные мечети и медресе внедрялись очень медленно. Так, на февраль 1860 г. в Каркаралинском округе имелись 1 мечеть и 1 медресе, в Акмолинском округе - 3 мечети и 2 медресе, в Кокчетавском - 3 мечети и 2 медресе, о других округах сведений не было. В то же самое время, на 1863 г. численность в области Сибирских киргизов-казахов составила - 140 013 душ мужского пола, и 123 202 женского пола, т.е. примерно 265 тыс. человек, и многие тысячи людей, конечно, исполняли религиозные обряды, однако неофициально, хотя начиная с 1860-х гг. увеличился приток в официальные мечети и медресе, со стороны казахского населения. Приведем высказывание А. Букейханова: “Киргизы, еще недавно, в половине XIX в., были довольно равнодушны к религии, в частности к исламу. В Мекку ездили тогда лишь

                                                    32

только единичные личности, в то время как в 1905 г. в одном только Омске из канцелярии степного генерал-губернатора для поездки в Мекку получили заграничные паспорта 500 человек”. Это высказывание свидетельствует об уважении к религии. Так он продолжает: “В видах воспрепятствования пропаганде ислама, администрация изгоняла из киргизской степи всякого татарина; гонимый приобретал благодаря этому ореол мученичества. Оставаясь преспокойно в степи, так как киргизы его скрывали. Администрация требовала, чтобы в киргизских мектебах - национальных школах, учитель знал русский язык. Для того, чтобы открыть школу, или построить мечеть, требовалось особое разрешение, которое обыкновенно не давалось. В результате и мечети и мектебы устраивались нелегально. Подпольно стали строить дома без минаретов, чтобы скрыть их от взора полиции”. Вместе с тем, царизм, проводя соответственную политику в отношении мусульманства в Казахстане, стремился всячески препятствовать служителям культа из казахской среды. Так, в 1843 г. Тлеуов из рода Ногай во Внутренней Орде, после 14 лет пребывания в Бухаре, куда он был командирован Джангир-ханом для прохождения курса в медресе, попытался вернуться в Казахстан, но ему власть предложила покинуть Казахстан, так как даже подданным России, получившим духовное звание в среднеазиатских ханствах был запрещен въезд в Казахстан. Назначаемые же муллы, как правило, не знали многих элементов религиозной жизни, и потому не пользовались уважением среди народа. В целях упрочения своей власти царизм назначал в большинстве своем муллами и ахунами только татар, притом в большей части малограмотных, это было удобно для режима - в любой момент можно было сыграть на национальных чувствах. Сами назначаемые муллы в большинстве своем думали больше о своем кармане, чем о религиозной обрядности, и по жалобе населения часто отстранялись от своих должностей. Так, например, жалоба на Кенжебулата Айбарова, Избранного ахуном Кокчетавского приказа, избранного притом всем

                                                  33

народом. Он, впоследствии, брал очень много денег за совершение обрядов, и был отстранен от должности. В той же области Сибирских киргизов с 1864 г. вменялось в обязанности уездных начальников иметь муллу в каждой волости. Из сказанного можно сделать такие выводы: 1) отрегламентированное, полностью подчиненное властям мусульманское духовенство никак не приживалось в казахской степи, в большинстве своем оно исполняло волю правящего режима, неугодные режиму подвергались суровому наказанию; 2) казахи, в большинстве своем, выполняли религиозную обрядность по своему разумению и представлениям, где мусульманство тесно соприкасалось с шаманизмом, с традиционной верой казахов; 3) борьба с официальной религией носила ожесточенный характер, при любом столкновении с властями официальная религия стремилась оградить режим и стать на его защиту, и потому, во всех национально-освободительных движениях и восстаниях ярко проявляются эти аспекты духовной жизни казахов.

Борьба с неофициальным мусульманством, особенно из среднеазиатских пределов, всегда носила ожесточенный характер, так в 1898 г., когда прошло Андижанское восстание, по всему Семиречью были даны инструкции о том, чтобы тщательно наблюдать, т.е. по сути надзирать за каждым мусульманином, и постоянно об этом докладывать уездному начальнику. При этом вполне официально, от имени военного губернатора области, предписывалось натравливать казахов на пропагандистов мусульманства.

Политика правительства вместе с тем была направлена на внедрение христианства в среде казахов. При этом учитывалась любая, малейшая возможность. Нередки были случаи насильственной христианизации. Вплоть до внедрения Уставов по управлению Казахстаном, казахи очень мало вступали в христианство, как уже было сказано выше, в среде казахского населения большое значение имела традиционная религия, которая представляла собой совокупность разных обрядов и традиций. Ныне

                                                   34

исследователи пришли к единому мнению о глубочайших корнях этих традиций и обрядности. Нужно иметь в виду и другое - в царской России христианство православного толка было постоянно необходимым дополнением политической жизни, и потому христианизация нерусских народов имела всегда политический характер. Кто из среды казахов подвергался христианизации? Это были люди, очень тесно и зависимо связанные с населением края. Еще в начале XIX в., в 1808 г., был издан указ императора Александра I о возможности покупки детей казахов и их содержания в семьях до 25-летнего возраста. Эта политика получила широкое распространение в приграничных районах, т.е. в тех районах, куда простиралась власть режима. Как правило, казахские дети продавались на Ирбитской ярмарке и приносили немалый доход. Как сообщал М. Сперанский, губернатор Сибири и создатель “Устава о сибирских киргизах”, сбываемые дети, это в основном дети, похищенные с барымтою, покупались оптом или выменивались на товар до 25 рублей на лето, при этом имели следующую цену: от 2 до 7 лет - 40-80 рублей, от 7 до 12 лет - 80-120 рублей, старше 12 - 120-160 рублей. Он замечал, что очень редки продажи детей добровольно, и поэтому царизмом в 1828 г. было определено взять на воспитание и услужение Азиатских детей, вывозимых на линию и бросаемых. Как раз из этого контингента детей принимали в христианство. Сам акт принятия христианства упрощался, так как соблюдать все формальности было сложно.

Другой контингент - это были люди, очень тяжело жившие в своей среде, задавленные безысходностью. В основном, это были женщины, которые бежали от своих мужей, но некоторых из них насильно крестили - это в основном были попавшие в плен при разбоях. Но иноверцы, даже вступив в христианскую веру, никакой свободы не получали. Так крещеный крестьянин Григорий Иванов (март 1854 г.) выкрещенный киргиз Суюн Сакавов был осужден за нарушение православной веры и отлучку без письменного вида

                                                 35

вместе с киргизкой Табие Турлановой, на которой он хотел жениться. Многих мужчин, принявших христианство причисляли к казакам, притом служивым, т.е. они должны были нести службу. Какие-либо льготы принявшим христианство сохранялись, однако, как правило, в приписанной общине к ним относились плохо, потому, что они совершали преступления, бежали. В целом христианство в казахской среде приживалось плохо. Так, например, в 1864 г. ставился вопрос об открытии духовной миссии в Петропавловске, однако это миссия, и другие, были открыты значительно позже, когда в самой России стали приживаться идеи христианизации - в основном в период правления Александра III.

Наиболее полно ограничение в духовной жизни казахского населения, разрушение традиционного менталитета выразилось в мелочной регламентации жизни каждого, когда какое-либо решение вынашивалось годами, когда старательно, на бытовом уровне, на уровне развития личности постоянно разрушался традиционный образ жизни и образ мышления. Официальная пропаганда и официальная идеология строились на разрешениях для того или иного лица, сословия, общины и народа в целом. Наиболее полно это выразилось в ликвидации политической системы, социальной структуры, но не менее коварной была разрешительная система по отношению к духовной жизни, как уже рассмотрена религиозная жизнь казахов.

Регламентация жизни каждого человека стала проводиться сразу же после подчинения казахов и их государственности Российской империи. Уже в “Уставе об управлении инородцами”, принятом в 1822 г. было определено место и положение каждого кочевника, каждого нерусского человека. Так в отношении духовной жизни личности определялось “§ 53. Кочующие иноверцы пользуются свободою в вероисповедании и богослужении” . Однако приведенные выше примеры показывают, что правительственная политика на деле представляла собой нечто совершенно иное. То же самое

                                                     36

можно было иллюстрировать в отношении строительства мечетей и т. д. Нужно отметить и “§ 56. Восприятие христианской веры не препятствует им оставаться на прежних правах”, когда история с крещеным Григорием Ивановым показывает насильственное несоблюдение данного параграфа . К 1897 г. крещенных по всей Средней Азии было 1544, но уже к 1911 г. крещение стало носить более массовый характер, и крещеных насчитывалось по Казахстану несколько тысяч. Этому способствовало все более ухудшающееся положение казахского населения, в особенности малоимущего, а с другой стороны регламентация принявших новую веру - они должны были быть приписаны (т.е. определено их место жительства) только к христианским селениям, без права оставаться в прежнем состоянии. Наиболее полно регламентация жизни казахского населения выразилась по отношению к людям султанского происхождения. Они в законах империи никак не определялись, т. е. ничем не отличались от рядовых кочевников. Весьма характерным являются разъяснения своим подчиненным Оренбургского губернатора по отношению к сословиям казахов, от марта 1861 г. Так указывалось “Само правление не признает в пределах Области Оренбургских киргизов существования особого класса народонаселения, который бы именовался “почетными Ордынцам”. Для правления существует между киргизами, ему подведомственными, только два сословия: простонародье и потомство бывших ханов киргизских, именующихся по-киргизски “тюрями”... Что касается до прав простонародья и султанов, то они не определены еще никакими законоуложениями. Но, так как султаны между киргизами Сибирского ведомства пользуются на основании 1272 ст. Свода законов правом освобождения от телесных наказаний, то таковое уже просто признается и за султанами, проживающими в пределах области Оренбургских киргизов. Никакими другими правами султаны от простонародья не отличаются, и потому, могут ли на них распространяться на них, и на простонародье права потомственного дворянства