Народный суверенитет

     Вместе  с тем в решениях народа не всегда находит свое выражение общая воля. Во-первых, этому мешает наличие «частных ассоциаций», т. е. общественных организаций, которые отстаивают свой особый интерес, и соответственно, когда частные интересы при голосовании берут верх над общими, когда вместо того чтобы своим говорить: «выгодно Государству, он говорит: выгодно такому-то человеку или такой то партии, чтобы прошло то или иное мнение». Сказанное означает, что главное заключается не в способе голосования, хотя и это важно, а в том, соответствует или не соответствует решение объективно существующей общей воли. Принципиально важно отличать народ от толпы, которая не способна совершить ничего положительного. «Как может слепая толпа, которая часто не знает, чего она хочет, ибо она редко знает, что ей на пользу, сама совершить столь великое и столь трудное дело, как создание системы законов? Сам по себе народ всегда хочет блага, но сам он не всегда видит, в чем оно. Общая воля всегда направлена верно и прямо, но решение, которое ею руководит, не всегда бывает просвещенным». Однако Руссо не призывает к просвещению народов и правителей, как это делали многие его современники. Выход он видит в другом. Народ нуждается в поводыре - в Законодателе, в человеке необыкновенных качеств.

     Политическая  свобода по Монтескье.

     Проанализируем  понятие политической свободы с  точки зрения Шарля Монтескье. Люди, по мнению Монтескье, должны любить свободу  и стремиться к ней. Но это происходит далеко не всегда. Во-первых, слово «свобода» часто понимается по-разному, нередко взаимоисключающе. Для одних - это право низлагать правителей, для других - избирать их, для третьих - право носить оружие, для кого-то это может быть привилегия подчиняться правителю своей национальности и своим собственным законам: «некий народ долгое время принимал свободу за обычай носить длинную бороду» (Монтескье намекает на Россию), наконец, многие связывают понятие свободы с определенной формой правления: «свободу обыкновенно отождествляют с республиками, отрицая ее в монархиях». Во-вторых, У каждого государства есть своя цель и она не всегда - свобода. «Так, у Рима была цель расширение пределов государства, у Лакедемона - война, у законов иудейских - религия, у Марселя - торговля, у Китая - общественное спокойствие ...» и т. д., и только одно государство непосредственной целью имело свободу -  Англия.

   Так что же означает слово «свобода»? Давая общее определение свободы, Монтескье в целом следует  Локку: « ...политическая свобода состоит  совсем не в том, чтобы делать то, что хочется, в государстве, т. е. в обществе, где есть законы, свобода может заключаться лишь в том, чтобы иметь возможность делать то, чего должно хотеть, и не быть принуждаемым делать то, чего не должно хотеть. Свобода есть право делать все, что дозволено законами. Если бы гражданин мог делать то, что этими законами запрещается, то у него не было бы свободы, так как то же самое могли бы делать и прочие граждане».⁸

   Далее Монтескье рассматривает свободу  в двух аспектах, точнее, в двух системах отношений: «Я отличаю те законы, - пишет  он, которые определяют политическую свободу в ее отношении к государственному устройству, от тех, которые определяют ее отношения к гражданину». Оба вида свободы тесно связаны между собой, ибо тот и другой ее вид немыслим без юридических законов. Однако «в первом случае она устанавливается известным распределением трех властей; но во втором случае ее следует рассматривать с иной точки зрения: тут она заключается в безопасности или в уверенности гражданина в своей безопасности». Поддержание второго вида свободы Монтескье связывает, прежде всего, с уголовными законами, ибо чаще всего она нарушается в уголовных процессах.

   Что касается свободы «в ее отношениях к государственному устройству», то она возможна только в умеренных  государствах и только в тех, в которых не злоупотребляют властью. «Но, - сокрушается Монтескье, - известно уже по опыту веков, что всякий человек, обладающий властью, склонен злоупотреблять ею, и он идет в этом на правлении, пока не достигнет положенного ему предела. А в пределе - кто бы мог подумать! - нуждается и сама добродетель.

   Чтобы не было возможности злоупотреблять властью, необходим такой порядок  вещей, при котором различные  власти могли бы взаимно сдерживать друг друга. Возможен такой государственный  строй, при котором никого не будут понуждать делать то, к чему не обязывает закон, и не делать того, что закон ему дозволяет». Итак, первейшей гарантией политической свободы является разделение властей. Именно разделение властей способствует созданию справедливых законов и правильному их применению.

     Монтескье в главе четырнадцатой книги  тринадцатой размышляет об отношении  размеров налогов к свободе. «Общее правило: чем больше свобода подданных, тем большие можно взимать с них налоги; и чем больше рабство, тем более приходится снижать их платежи. Так оно всегда было, и так всегда будет. Это правило самой природы, всегда и везде неизменное; ему подчиняются все страны  -  Англия, Голландия  -  и все государства, где свобода ограничена, вплоть до самой Турции. Швейцария составляет, по-видимому, исключение, так как там вообще не платят налогов; но особенная причина этого известна, и она даже подтверждает мою мысль. На этих бесплодных горах предметы продовольствия так дороги, а страна населена так густо, что швейцарец платит природе вчетверо больше, чем турок  -  султану. Народ-властелин, каковы были афиняне и римляне, может освободить себя от всех налогов, потому что он царит над подвластными ему народами. Тогда он не платит пропорционально своей свободе, так как в этом отношении он уже не народ, а монарх. Но общее правило остается неизменным. В умеренных государствах есть вознаграждение за тяжесть налогов: оно заключается в свободе. В деспотических государствах есть вознаграждение за лишение свободы: оно заключается в умеренности налогов. В некоторых монархиях Европы встречаются провинции, которые благодаря природе их политического правления находятся в лучшем положении, чем прочие. Обыкновенно говорят, что они слишком мало платят, так как при более строгом правлении они могли бы платить больше; при этом всегда является желание лишить их этой привилегии, имеющей тенденцию распространяться и на другие провинции, которые охотно воспользовались бы этими преимуществами».⁹ 
 

      Часть II. Географический детерминизм.

      ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ  ДЕТЕРМИНИЗМ – географическое и социологическое понятие, обозначающее взаимозависимость между обществом и географической средой. Термином «географический детерминизм» иногда обозначают концепции, придающие географическим факторам решающую роль. Под географической средой необходимо понимать земное окружение человеческого общества, часть географической оболочки, включенную в сферу человеческой деятельности и составляющую необходимое условие существования общества. Географическая среда оказывает значительное влияние на развитие общества. По мере научно-технического прогресса географическая среда все больше используется людьми, что остро ставит проблемы взаимодействия природы и общества, охраны природы.¹⁰

      Собственно  учение о праве или, точнее о позитивных законах, - это центральная тема труда «О духе законов»). Изучение духа законов - вот та цель, которую поставил перед собой автор. Законы, пишет он, «должны соответствовать физическим свойствам страны, ее климату - холодному, жаркому или умеренному, - качествам почвы, ее положению, размерам, образу жизни ее народов - земледельцев, охотников или пастухов, - степени свободы, допускаемой устройством государства, религии населения, его склонностям, богатству, численности, торговле, его нравам и обычаям; наконец, они связаны между собой и обусловлены обстоятельствами своего возникновения, целя ми законодателя, порядком вещей, на котором они утверждаются. Их нужно рассмотреть со всех этих точек зрения. Это именно я и предполагаю сделать в настоящей книге. В ней будут исследованы все эти отношения; совокупность их и образует то, что называется Духом законов».¹¹ Монтескье сдержал слово и на нескольких сотнях страниц тщательнейшим образом исследует зависимость содержания позитивных законов от действия физических и моральных факторов. Он предстает как ученый, который никому ничего не хочет навязывать, а лишь ищет причины, объясняющие существующее положение дел. «Я пишу не с целью порицать установления какой-либо страны, заявляет Монтескье в предисловии. - Каждый народ найдет в моей книге объяснение существующих у них порядков, и она, естественно, приведет к заключению, что предлагать в них какие-нибудь изменения этих порядков имеют право только те лица, которые получили от рождения счастливый дар проникать одним взглядом гения всю организацию государства». И далее: «Если бы я смог сделать так, чтобы люди получили новые основания полюбить свои обязанности, своего государя, свое отечество и свои законы, чтобы они почувствовали себя более счастливыми во всякой стране, при всяком правительстве и на всяком занимаемом им посту, - я бы счел себя счастливейшим из смертных.

      Если  бы я смог сделать так, чтобы у  тех, которые повелевают, увеличился запас сведений относительно того, что они должны предписывать, а те, которые повинуются, нашли новое удовольствие в повиновении, - я счел бы себя счастливейшим из смертных».¹²

      Получается, что счастье заключается в  знании причин, обусловливающих тот  или иной образ правления. Так, на первый взгляд, происходит оправдание любого строя. Однако устами Монтескье, говорит, не только социолог, готовый объяснить причины всех явлений, но и философ-просветитель, который не может смириться с несправедливостью, и юрист, знающий, какими свойствами обладает право как особая нормативная система.

      В главе второй книги  четырнадцатой Монтескье размышляет о том, «насколько люди различны в различных климатах». Холодный воздух производит сжатие окончаний внешних волокон нашего тела, отчего напряжение их увеличивается, и усиливается приток крови от конечностей к сердцу. Он вызывает сокращение этих мышц и, таким образом, еще более увеличивает их силу. Наоборот, теплый воздух ослабляет наружные волокна, растягивает их и, следовательно, уменьшает их силу и упругость.

      Поэтому в холодных климатах люди крепче. Деятельность сердца и реакция окончаний волокон там совершаются лучше, жидкости находятся в большем равновесии, кровь энергичнее стремится к сердцу, и сердце в свою очередь обладает большей силой. Эта большая сила должна иметь немало последствий, каковы, например, большее доверие к самому себе, т. е. большее мужество, большее сознание своего превосходства, т. е. меньшее желание мстить, большая уверенность в своей безопасности, т. е. больше прямоты, меньше подозрительности, политиканства и хитрости. Народы жарких климатов робки, как старики; народы холодных климатов отважны, как юноши. Обратив внимание на последние войны, которые по своей близости к нам позволяют подметить некоторые легкие и незаметные издали влияния, мы увидим, что народы севера, сражаясь в южных странах, не совершили там таких прекрасных подвигов, как их соотечественники, которые, сражаясь в своем родном климате, обладали всем своим мужеством.

      Благодаря силе своих мышц народы севера извлекают  из пищи самые грубые соки. Отсюда два  последствия: во-первых, частицы лимфы вследствие их значительного размера крепче утверждаются в волокнах и лучше питают их, во-вторых, по причине своей грубости они менее способны придавать некоторую остроту нервному соку, поэтому у этих народов будут крупные тела и мало живости.

      Нервы, которые со всех сторон примыкают  к нашей кожной ткани, соединены в нервные пучки. Обыкновенно возбуждается не весь нерв, а лишь бесконечно малая часть его. В жарких климатах, где кожная ткань ослаблена, концы нервов развернуты и доступны самому слабому действию самых ничтожных предметов. В холодных странах кожная ткань сокращена, бугорки ее сжаты и малые нервные клеточки как бы парализованы; впечатление доходит до мозга лишь в том случае, если оно чрезвычайно сильно и овладевает всем нервом целиком. Так обстоит дело и с ощущением боли: она возбуждается в нас разрывом волокон нашего тела. Создатель природы устроил так, что боль ощущается тем сильнее, чем значительнее эти разрывы. Но очевидно, что массивные тела и грубые волокна народов севера способны подвергаться такому расстройству менее, чем нежные волокна народов жарких стран, душа их поэтому менее чувствительна к ощущению боли. Чтобы пробудить в московите чувствительность, надо с него содрать кожу.

      В северных странах организм здоровый, крепко сложенный, но тяжеловесный, находит удовольствие во всякой деятельности, которая может расшевелить душу: в охоте, странствованиях, войне к вине. В северном климате вы увидите людей, у которых мало пороков, немало добродетелей и много искренности и прямодушия. По мере приближения к югу вы как бы удаляетесь от самой морали: там вместе с усилением страстей умножаются преступления, и каждый старается превзойти других во всем, что может благоприятствовать этим страстям. Во времена римлян народы Северной Европы жили без ремесел, без воспитания и почти без законов; и тем не менее благодаря одному лишь здравому рассудку, связанному с грубыми волокнами тела жителей этих климатов, они с удивительной мудростью противостояли римскому могуществу и, наконец, вышли из своих лесов, чтобы разрушить его.

      Монтескье постоянно подчеркивает, что поведение  людей регулируется не только законами, но и иными нормами, прежде всего  религиозными и нравственными. Человек  по природе своей существо ограниченное и, в общем, порочное, он постоянно нарушает существующие нормы, поэтому его следует направлять на истинный путь. «Такое существо, - пишет Монтескье, - способно ежеминутно забывать своего создателя - и Бог напоминает ему о себе в заветах религии; такое существо способно ежеминутно забывать самого себя -- и философы направляют его законами морали; созданный для жизни в обществе, он способен забывать своих ближних - и законодатели призывают его к исполнению своих обязанностей посредством политических и гражданских законов».¹³ Несомненно, все три нормативные системы находятся во взаимовлиянии и взаимодополнимости, однако каждая из них имеет свой предмет и метод регулирования. Так, религия (Монтескье положительно относится к христианству, способствующему становлению умеренных форм правления, и отрицательно - к исламу, который, по его мнению, свойствен деспотическим государствам) обращена к сердцу человека и там не должно быть жестких предписаний. «Религия, обращающаяся к сердцу, должна давать много советов и мало предписаний». При этом Монтескье, как и все просветители, призывает к веротерпимости, и хотя он против вмешательства государства в дела религии, в данном случае он считает возможными соответствующие юридические установления. В целом же, полагает Монтескье, религиозные и человеческие (юридические) законы отличаются друг от друга «своим происхождением, своей целью и своей природой».