Модернизация в ХVIIIв

    3. Перераспределение  ресурсов в пользу  государства

    Другим важнейшим  проявлением модернизации структуры было перераспределения ресурсов в пользу государства. Создание новой армии требовало огромных затрат, поэтому, так же как и раньше, во время войн Алексея Михайловича, на первый план вышла финансовая проблема. В этой области правительство Петра в основном копировало реформы руководителей правительства царя Алексея, Морозова и Милославского, но, учитывая опыт своих предшественников, оно действовало более осторожно. В 1705 году была введена государственная монополия на продажу соли; соль стала продаваться вдвое дороже, что давало казне около 200 тыс. руб. в год. Наибольшую выгоду давала монетная регалия: с 1698 года правительство чеканило серебряные копейки в полтора раза более легкие, чем прежде; население заставляли менять старую монету на более легкую, и от этой девальвации казна получала в 1701-1709 годах в среднем 500 тысяч рублей в год. Когда основная часть серебряной монеты была перечеканена, стали во все возрастающих масштабах выпускать медные деньги, которые должны были иметь хождение наравне с серебряными; чеканка медных денег давала в 1710-1718 годах 130 тыс. руб. прибыли в год.[27] Зная о «медном бунте» 1662 года, Петр ограничивал размеры чеканки, и до 1714 года она почти не сказывалась на ценах, но, в конце концов, началась инфляция: в 1715-1721 годах хлебные цены возросли вдвое.

    Морозов и Милославский боялись повышать прямые налоги с составлявших большинство населения помещичьих крестьян – Петр преодолел этот давний страх перед Смутой. Уже в начале Северной войны, в 1701 году, правительство повысило денежные налоги с поместных крестьян с 5 до 40 копеек со двора. Но это было только начало, в 1705 году расходы составили 3,2 млн. рублей.[28], были введены чрезвычайные налоги, и в итоге прямые налоги на поместных крестьян в 1707-1710 годах достигли 2,3 пуда на душу.[29] Таким образом, Петр сломал старую государственную традицию, предусматривавшую щадящее обложение крестьян налогами. Именно этот «фискальный скачок» позволил царю резко увеличить армию и создать военную промышленность.

    После окончания  Северной войны армия не была распущена  по домам, как делалось прежде; 210 тысяч солдат были переведены на постоянное содержание. Предполагалось, что полки будут расквартированы по деревням, и будут принимать участие в сборе подушной подати, шедшей на их содержание. Крупнейшая в Европе постоянная армия стала основой мощи новой Российской империи. Ее содержание было определено Петром I в 4 млн. рублей, но эти цифры были сразу же превышены; в бюджете 1725 года на армию предполагалось истратить 5,1 млн. руб., а на флот – 1,4 млн. В пересчете на хлеб военные расходы были примерно в 2,5 раза больше, чем до Петра. Кроме того, если прежнее войско финансировалось по большей части за счет кабацких и таможенных пошлин, то содержание новой армии обеспечивалось прямыми налогами, введенной Петром подушной податью. Для организации сбора этой подати в 1719-1723 годах была проведена перепись мужских «душ». По сравнению с проводившимися в XVI веке кадастрами новая налоговая система была шагом назад – но сопротивление помещиков было настолько значительным, что и подушную перепись удалось провести лишь с большим трудом, угрожая за утайку «душ» смертной казнью.

    Подушная подать должна была заменить все существовавшие прежде прямые налоги; с момента  своего введения в 1724 году вплоть до 1794 года – за исключением льготных лет – она собиралась по одной  и той же ставке в 70 копеек с ревизской (т. е. с мужской) души. Кроме того, при покупке соли крестьяне платили пошлину, которая составляла в 1731-1749 годах в среднем 12 копеек с ревизской души. После стабилизации цен в 30-х годах, подушная подать и соляная пошлина отнимали у крестьян в среднем 3,9 пуда хлеба с души – это был тот новый уровень налогов, который был результатом петровских реформ, уровень, обеспечивавший содержание постоянной армии и великодержавие России. По сравнению с допетровским временем налоги возросли в пять-шесть раз.

    Таким образом, количественное выражение петровских реформ дается следующими цифрами: увеличение налогов  на поместных крестьян в 5-6 раз и  увеличение расходов на армию в 2,5 раза.

    Это было масштабное перераспределение ресурсов в пользу государства, более крупное чем то, которое произошло в ходе «военной революции» Ивана Грозного. Причем перераспределялись не только денежные средства, в рамках перестройки структуры перераспределялись и обязанности сословий. Дворянство было обременено более тяжелой, чем когда-либо службой, а народ был вынужден платить «налог кровью» – поставлять рекрутов.

    При Петре Россия стала самой милитаризованной из крупных держав того времени. По отношению  к численности населения русская  армия составляла 1,56%, австрийская армия во время войны за испанское наследство составляла 1,25% от населения, для французской и английской армий этот показатель был существенно меньше. При этом нужно заметить, что армии других великих держав сильно сокращались в мирное время, в то время как русская армия была постоянной. Преимущество в численности и в относительной дешевизне содержания вооруженных сил было достигнуто за счет того, что Россия первой из великих держав (за исключением Швеции) ввела рекрутскую повинность – однако рекрутская повинность была тяжелым дополнительным бременем для населения.[31]

    Неслыханная до тех  пор мобилизация сил привела  к успеху, была одержана победа под  Полтавой и завоевана Лифляндия. Была создана мощная регулярная армия  – и главная, рациональная задача петровских реформ была решена. Казалось бы, можно было снизить налоги и дать облегчение народу – но царь рассуждал иначе. Началось время иррациональных решений, определяемых фактором внешних влияний. Петр счел, что, хотя война еще не закончилась, пришла пора заняться строительством Петербурга.

    Е. В. Анисимов полагает, что в строительстве Петербурга проявилось максималистское желание  Петра начать свою жизнь заново, на западный лад, что Петербург создавался Петром как антипод «варварской» Москвы [32]. Это было политическое решение, с экономической точки зрения это строительство было нелепостью: в руках царя уже находились Рига, Ревель, Нарва – у России было вполне достаточно портов с готовой инфраструктурой. От Риги шел удобный водный путь на Смоленщину, и, несмотря на противодействие властей, именно Рига, а не Петербург, впоследствии стала главным портом России.[33] Петербург был изначально обречен на нехватку продовольствия: хлеб нужно было везти из центральных районов, а провоз обходился очень дорого. В дальнейшем, когда население Петербурга увеличилось, доставка хлеба в столицу потребовала сотен тысяч бурлаков и стала основным занятием для значительной части населения Центрального региона. Таким образом, Петр взвалил на экономику России тяжелое бремя, которое и при нем, и после него препятствовало решению актуальных задач модернизации.

    Решение о возведении новой столицы, по-видимому, необходимо рассматривать в контексте случайного характера действия фактора внешних  влияний, тех случайных обстоятельств, которые повлияли на воспитание юного Петра и способствовали созданию психологического комплекса максималистского подражания Европе. Как показывает мировой опыт, перенесение столицы не является необходимым моментом модернизации.

    Ситуация усугублялась тем, что строительство Петербурга осуществлялось во время войны, которая отнимала у народа все силы и средства. В 1710-1717 годах на строительство Петербурга ежегодно требовали по одному работнику с 10-15 дворов, в среднем по 35 тысяч человек в год. Подневольные рабочие шли в Петербург из всех областей – поначалу даже из Сибири – тратя на дорогу несколько месяцев.[35] Французский консул де ла Ви свидетельствует, что две трети этих людей погибали на петербургских болотах [36]. Фельдмаршал Миних писал, что в Северную войну «от неприятеля столько людей не побито... сколько погибло при строении Петербургской крепости и Ладожского канала».[37]

    Как отмечалось выше, в 1707-1710 годах помещичьи крестьяне  платили постоянных и чрезвычайных налогов в среднем около 60 копеек со двора. В связи с началом широкомасштабного строительства в 1711 году был введен налог «на дачу петербургским работникам», затем к этому налогу были добавлены сборы «на известное жжение», «на кирпичное дело» и «на городовое строение» – в общей сложности 35 коп. со двора. Но это было далеко не все: были введены новые чрезвычайные налоги. Главным из них был «санкт-петербурский провиант», составлявший в 1712-1717 годах в среднем 60 коп. в год, а с 1718 года – 1 рубль. В 1714-1715 годах собирали «на каменное строение на острове Котлин» по 25 коп., в 1716-1717 годах «на гаванное строение в Петербурге» по 1 руб. 21 коп, в 1718-1719 годах на постройку Ладожского канала по 70 коп. – и так далее, здесь трудно перечислить все тогдашние сборы.[38]

    Всего в 1711-1716 годах прямые и чрезвычайные налоги составили в среднем 2 руб. 50 коп. со двора, в четыре раза больше, чем до начала широкомасштабного строительства! Правда, нужно учесть, что в это время возросли хлебные цены; в пересчете на хлеб с учетом натуральных поставок и соляной пошлины в 1707-1710 годах крестьяне отдавали государству 3,1 пуда с души, а в 1710-1716 годах – 5,6 пуда.[39] По сравнению с допетровскими временами тяжесть налогов возросла в 8 раз!

    4. Динамика народа: положение крестьян

    Перераспределение ресурсов в пользу государства означало сокращение экологической ниши народа, что должно было повлечь за собой падение потребления. Как отмечалось выше, подобное перераспределение ресурсов во времена Ивана Грозного стало одной из причин демографической катастрофы – и схожая ситуация наблюдалась на севере страны в правление Алексея Михайловича.

    Мог ли крестьянин платить  петровские налоги? Попытаемся приблизительно подсчитать, каковы были в то время  возможности крестьянского хозяйства. Трудность состоит в том, что для конца XVII-начала XVIII века не сохранились данные о реальных размерах крестьянской запашки. Как мы отмечали выше, барщинные крестьяне в XVII веке были в состоянии обрабатывать 1,6-1,8 десятины пашни на душу. Многие исследователи полагают, что в этот период крестьяне пахали меньше..[40] Но, как отмечал В. О. Ключевский, именно повышение налогов Петром заставило крестьян увеличить запашку.[41] Исходя из максимальных возможностей крестьянского хозяйства, мы будем считать, что в этот период крестьяне могли обрабатывать 1,8 десятин пашни на душу. Большинство крестьян в это время находились на барщине, которая составляла в среднем около 0,4 десятины на душу. Таким образом, на себя они могли пахать 1,4 десятины.

    Учитывая, что урожайность  в этот период снизилась, и средняя продуктивность десятины составляла 12,4 пуда хлеба (табл. 3.7), крестьянин мог получить с этого надела 18 пудов хлеба. Считается, что норма потребления составляла минимально 15 пудов на душу.[42] Стало быть, на уплату налогов оставалось максимально 3 пуда. Таким образом, при всех оптимистических допущениях получается, что крестьяне, возможно, еще могли кое-как платить дополтавские военные налоги. Но «петербургские» налоги в 5,6 пудов хлеба вынуждали крестьянина брать хлеб из запасов, предназначенных на случай голода. Такие запасы были у многих крестьян. В российских условиях, при гораздо больших, чем в Европе, колебаниях урожаев, крестьяне старались обеспечить себя на случай недорода. Какое-то время крестьяне могли платить непомерные налоги и жить за счет запасов. Но в случае неурожая истощение запасов должно было привести к катастрофе – а большой неурожай имел место в среднем один раз в семь лет. Так что дело было только во времени.

    Посмотрим, каково было положение оброчных крестьян. С участка в 1,8 десятины оброчный крестьянин мог получить 23 пуда хлеба. Номинальные нормы денежного оброка по сравнению с последними десятилетиями XVII века не изменились и составляли в расчете на душу 25-30 копеек. Однако в результате падения цен реальные оброки в это время увеличились примерно до 4,5 пудов, и в целом правительство и помещики требовали с оброчных крестьян более 10 пудов хлеба с души! Таким образом, после вычета налогов и оброков у оброчного крестьянина оставалось 13 пудов хлеба – меньше прожиточной нормы 15 пудов в год.

    Тяжелым было и положение  монастырских крестьян. В 1707-1716 годах  монастырские крестьяне отдавали в  среднем по 8 пудов хлеба с души, а в отдельные годы – до 10 пудов.[43] Таким образом, оброки и налоги приблизились к уровню времен Ивана Грозного, когда у крестьян отнимали по 11-12 пудов хлеба с души. Как известно, «фискальный скачок» Ивана Грозного привел к катастрофе – страшному голоду и чуме 1568-1571 годов. П. Н. Милюков считал, что непомерные налоги Петра I также привели к демографической катастрофе – к уменьшению населения на одну пятую. Действительно, в 1704 году был «голод великий по деревням», когда цена ржи возросла вчетверо. В 1707 году сборщик налогов докладывал из Борисоглебского монастыря, что «великие правежи» с крестьян уже ничего не дают; в 1708 году из Олонецкого края сообщали, что крестьяне из-за непосильных налогов «обнищали и сошли безвестно и дворы их пусты...».[44]

    Перепись 1710 года зафиксировала  уменьшение численности дворов на одну пятую – однако правительство не поверило переписчикам.[46] Сокращение числа дворов было истолковано как результат распространившейся практики сведения нескольких дворов в один с целью уменьшения обложения. Более строгая и точная подушная перепись, так называемая «первая ревизия» 1719-1721 годов, действительно, показала, что по сравнению с 1678 годом численность населения возросла с 8,6 до 11,6 млн. человек (в границах 1650 года) [47]. Однако, хотя в целом население в годы Северной войны, по-видимому, не уменьшилось, отдельные категории населения понесли существенные потери – в особенности это касается монастырских крестьян, на которых падала наибольшая тяжесть налогов. Особенно тяжелым было положение крестьян северных областей, которым приходилось нести тяжелые повинности, связанные со строительством Петербурга. Население восточной части Вологодского уезда в 1678-1719 годах сократилось наполовину, а в целом численность населения северных уездов уменьшилась на 13% [49]. На значительной территории Центрального района (Владимирский и ряд других уездов к востоку от Москвы) население в 1678-1719 годах не увеличилось, и поскольку, в 1678-1700 годах, оно, очевидно, росло, то это означает, что в 1701-1719 годах население этих территорий сокращалось.[50]