Модернизация в ХVIIIв

  Содержание 

    1. Реформы как результат  взаимодействия факторов

    Общепризнано, что  основным содержанием российского  исторического процесса начала XVIII века были реформы Петра I. Вокруг реформ Петра Великого уже три столетия ведутся оживленные споры; в то время как одни историки (например, С. М. Соловьев) признают их кардинальным переворотом, «революцией», другие (как П. Н. Милюков) отказываются называть их реформами, ибо «хозяйничанье изо дня в день не представляет собой ничего похожего на реформу» [1]. Петровские реформы были сложным явлением, которое невозможно изучать без учета многообразия действующих факторов, в том числе, демографического фактора, технического фактора «военной революции» и диффузионного фактора внешних влияний. Социальные, экономические и политические процессы XVII-XVIII веков, описывающие воздействие технического и диффузионного фактора и включающие европеизацию, военную революцию и развитие мануфактурной промышленности, анализируются обычно в рамках носящей синтезирующий характер теории модернизации.

    Реформы Петра I являлись продолжением реформ Алексея Михайловича. Государство теперь включало в свой состав регулярную армию, новые финансовые, бюрократические институты, а также государственную промышленность. Элита превратилась в поставщика образованных кадров для армии и бюрократии, причем в силу ужесточения принципа обязательной службы, ее связь с государством и зависимость от него стала более сильной. Народ был обременен новыми повинностями, к прежним повинностям добавилась новая и необычная повинность, рекрутчина, введение которой существенно изменило отношения между народом и государством. В дополнение к этим качественным изменениям произошло масштабное перераспределение ресурсов в структуре «государство-элита-народ» – перераспределение в пользу государства и в ущерб народу и дворянству; при этом новые налоги существенно уменьшили средства существования народа.

    Сложность восприятия петровского времени заключается в чрезвычайно сильной роли фактора внешних влияний, причем характер действия этого фактора обусловлен в значительной мере случайными обстоятельствами. Эта случайность проявилась уже в том, что формирование личности Петра протекало в необычных условиях; волею случая он был отторгнут из дворцовой кремлевской среды, о его образовании никто не заботился, и сцепление странных обстоятельств привело к тому, что его воспитателями стали не московские попы и дьяки, а голландские плотники и офицеры из Немецкой слободы.[2] Это необычное воспитание, в свою очередь, повлекло за собой другой необычный шаг – путешествие молодого царя в Европу, где он познакомился с западной культурой и утвердился в решимости, во что бы то ни стало преобразовать Россию по европейскому образцу. По возвращении Петра на родину были изданы указы о бритье бород и о запрещении носить русскую одежду. В 1699 году городским жителям было предложено избрать бурмистров и учредить самоуправление по голландскому образцу – эта реформа поначалу не нашла отклика у населения, и ее пришлось проводить силой [3]. В январе 1701 года антицерковные (может быть, даже протестантские) настроения Петра нашли выход в секуляризационной реформе: монастырские и церковные вотчины были взяты под управление государства, которое забирало все доходы, оставляя монахам лишь содержание по 10 (а потом по 5) рублей в год. Хотя эта реформа официально мотивировалась финансовыми соображениями, в действительности, она дала государству лишь около 100 тысяч рублей в год – меньше 4% от всех доходов.[4] Как считал Б. И. Сыромятников, царь фактически провел реформацию по протестантскому образцу.[5]

    Решение Петра начать войну со Швецией, было также навеяно впечатлениями от поездки на Запад: царю не терпелось «прорубить» окно в Европу, «ногою твердой стать у моря», построить свой «Новый Амстердам» и завести флот. В действительности, Россия давно имела «окно в Европу»; этим окном был Архангельск, который даже после постройки Петербурга долгое время оставался основным русским портом.[6]

    В том, что касается причин реформ, роль демографического фактора была невелика, но в дальнейшем трансформация структуры повлекла за собой неизбежные демографические последствия – сокращение экологической ниши народа и демографический кризис. Для анализа причин реформ более уместно использование теории «военной революции», в контексте которой реформы Петра Великого рассматриваются как продолжение процесса, начавшегося еще в правление Алексея Михайловича, когда были созданы «полки иноземного строя». Необходимость вернуться к реформам была вызвана тем, что в период боярского управления численный состав армии значительно сократился. Кроме того, именно в это время, в конце XVII века в Европе произошла новая революция в военном деле. Изобретение штыка-багинета позволило европейским армиям отказаться от использования пик и формировать батальоны из одних мушкетеров, что обусловило переход к линейной тактике.[7] Ввиду приближавшейся войны со Швецией необходимо было восстановление «полков иноземного стоя» и обучение их новой тактике.

    Подготовка к войне  со Швецией началась в ноябре 1699 года, когда было объявлено о наборе даточных по 1 человеку с 50 дворов и  одновременном наборе добровольцев – причем разрешалось записываться холопам и крепостным. К осени 1700 года из новобранцев было сформировано 27 полков, эти полки четыре месяца обучали линейной тактике по новому уставу, составленному майором А. Вейде.[8] Однако офицерами были преимущественно иностранцы, которые не успели завоевать доверия у своих новых солдат. Новобранцы были «необстрелянными», и это губительным образом повлияло на исход сражения под Нарвой 20 ноября 1700 года.[9]

    После нарвского  разгрома выяснилось, что Россия была совершенно не подготовлена к войне  – не было ни пушек, ни ружей, ни шпаг, ни сукна для солдатской формы.[10] Однако Карл XII отказался от немедленного похода в Россию; Петр получил столь желанную передышку и принялся восстанавливать армию. Под Нарвой была потеряна большая часть артиллерии – 177 пушек и мортир.[11] и Петр решился на поступок, который многие сочли святотатством – он приказал снимать с церквей колокола и переливать их в пушки. Однако это не спасало положения, нужно было создавать новую военную промышленность и ускорять начатое перед войной строительство заводов на Урале. Осенью 1701 года была пущена первая домна Каменского завода; в 1702 году на этом заводе было отлито 180 пушек, а в 1703 году было отлито 572 орудия, и проблема с артиллерией была решена.[12] Одновременно с воссозданием артиллерии решалась проблема производства ружей. В начале войны тульские мастера могли изготавливать лишь несколько тысяч ружей в год, и первое время положение спасали закупки оружия в Голландии. Закупки продолжались до 1712 года, когда в Туле был пущен большой оружейный завод; в 1714 году на этом заводе было произведено из уральского железа 14 тысяч ружей.[13]

    В целом за время  правления Петра было построено  около полусотни металлургических заводов и оружейных заводов; производство железа возросло с 50 до 370 тыс. пудов. Для обеспечения армии  и флота Петр строил также полотняные, кожевенные, амуничные мануфактуры – в общей сложности было создано около 200 мануфактур, заложивших начало русской промышленности. Стоимость русского экспорта увеличился с 1,4 млн. руб. в 1710 году до 2,2 млн. руб. в 1725 году, причем благодаря развитию мануфактур 72% этого экспорта составляли готовые продукты.[14] Создание преимущественно государственной, ориентированной на военные заказы промышленности было важной чертой трансформации структуры, начатой при Алексее Михайловиче и завершенной Петром.

    Одновременно с  созданием военной промышленности проводились мероприятия по созданию огромной новой армии. В первые годы после Нарвы Петр ограничился  восстановлением и доукомлектованием  разбитых дивизий; он не решался проводить  массовые наборы «даточных», подобные наборам времен польской войны 1654-1667 годов. Но когда проблема с вооружением была отчасти решена, Петр решил создать огромную армию и раздавить противника численностью. В феврале 1705 года был произведен первый большой набор даточных (теперь их называли рекрутами) – по 1 человеку с 20 дворов, затем большие наборы повторялись ежегодно до 1709 года. По этим наборам было призвано 118 тыс. рекрутов. К 1708 году полевая армия увеличилась в два с половиной раза, она насчитывала теперь 57 пехотных и 28 кавалерийских полков, 113 тыс. солдат (но, кроме того, были еще многочисленные гарнизонные части).[15]

    2. Динамика элиты

    Трансформация структуры  привела к радикальному изменению  положения элиты. Как отмечалось выше, при царе Алексее Михайловиче началось переформирование дворянской элиты в рамках второй «военной революции». Этот процесс был остановлен кризисом самодержавия после смерти царя Федора и возобновился с началом Северной войны. Воздействие фактора военно-технических инноваций было настолько велико, что «военная революция» меняла не только распределение ресурсов между государством и элитой, но трансформировала функции и положение элиты. Как и прежде, одним из основных моментов этого процесса было преобразование поместного ополчения в регулярную кавалерию. После Нарвы началось формирование новых регулярных кавалерийских полков. В 1700-1701 годах комиссия под председательством князя Б. Голицына произвела перепись всех дворян и их сыновей; всего было учтено 27 тысяч человек, и годные к службе были распределены по полкам. При этом существенно, что дворян теперь посылали на службу не в рейтары, а в драгуны; это было вызвано падением значения тяжелой кавалерии в результате усиления артиллерии и широкого применении картечи. Однако, вместе с тем, служба в драгунах означала умаление престижа дворян и должна была вызвать их недовольство.[16]

    Другим направлением преобразования элиты было создание нового офицерского корпуса. Петр полагал, что офицерами новой армии  должны быть, в основном, дворяне – но для того, чтобы стать офицером, дворянин должен был сначала получить необходимое образование, а затем в качестве солдата пройти военное обучение в гвардейских частях. В 1714 году было указано всех дворянских недорослей десяти лет определить для учебы в новосозданные «цыфирные» школы; это мероприятие было сопряжено с отрывом детей от семьи – ведь школы имелись лишь в немногих губернских городах. Учеба в школах продолжалось до 16 лет, после чего юношей распределяли рядовыми в полки. Отпрыски знатных фамилий обычно служили в гвардии; тех, кто не служил в гвардии и «с фундамента солдатского дела не знает», было запрещено производить в офицеры.[17]

    Если раньше дворяне  жили в поместьях и собирались лишь перед началом похода, то теперь служба стала постоянной. После окончания Северной войны постепенно установился порядок, по которому в мирное время офицер раз в два года мог получить полугодовой отпуск. Отставку давали только за старостью или увечьем. Правда, можно было записаться на гражданскую службу, но число принимаемых в чиновники было ограничено третью от каждой фамилии и требовалось соответствующее образование.[18]

    Другой указ 1714 года вводил единонаследие поместий и  вотчин, нарушенное в правление Софьи; по существу, это было частичное  восстановление традиционной системы верстания «в припуск», когда один из сыновей заменял на службе отца. Кроме того, была запрещена продажа не только поместий, но и вотчин. В целом, политику Петра I в отношении дворянства можно рассматривать, как меры, направленные на реставрацию и усиление поместной системы, со времен Ивана III составлявшей основу российской монархии.

    Отягчение службы, естественно, вызывало недовольство дворян, многие не являлись на смотр и скрывались в «нетях». В 1703 году многие дворяне  не явились к сроку в стоявший в Пскове корпус Б. П. Шереметева. У «нетчиков» были отобраны поместья и вотчины – причем эти конфискации приобрели массовый характер; за время войны было конфисковано в общей сложности около 3 тысяч поместий.[19] Таким образом, Петр эффективно использовал старый принцип поместной системы, возможность конфискации поместий; благодаря этому, царю удалось навести дисциплину среди дворян.[20]

    Тем не менее, недовольство дворянства оставалось постоянно действующим  фактором. Французский эмиссар де ла Ви в 1716 году писал о том, что деятельность Петра крайне непопулярна, что дворянство недовольно. Ганноверский посол Ф. Х. Вебер придерживался того же мнения. Императорский посол Плейер сообщал о недовольстве и заговоре в гвардейских полка.[21] Дело царевича Алексея показало, что к недовольным примыкали широкие круги старомосковского боярства, включавшие и часть генералитета – князья Долгорукие, Нарышкины, Апраксины, Голицыны. Следствие не подтвердило наличие заговора, но раскрыло картину широкой оппозиции. Голландский и австрийский послы сообщали, что сторонники Алексея ставили перед собой четыре основные задачи: мир со Швецией, уход из Петербурга, отказ от регулярной армии европейского образца в пользу дворянской конницы и снижение налогов.[22]

    Вместе с тем, сила петровского государства была столь велика, что оппозиция не смогла объединиться для сколько-нибудь организованного сопротивления. Более того, в конце своего правления Петр смог приступить к решительной перестройке элиты в духе военно-бюрократического абсолютизма. Царь в большом количестве раздавал офицерские чины недворянам, и к концу Северной войны лишь 62% офицеров русской армии происходили из русских дворян (в пехоте 52%), остальные были из служилых людей, из городских сословий, 13% были иноземцами [23]. В 1722 году была введена «Табель о рангах», установившая лестницу чинов и правила производства. Одно из этих правил имело фундаментальное значение: любой выходец из простонародья, получая чин 14-го ранга (прапорщик или секретарь) становился вместе с тем дворянином. Правда, чиновникам этот ранг давал только «личное» дворянство (без права передачи по наследству), но, дослужившись до 8-го ранга, чиновник становился стопроцентным дворянином. Таким образом, дворянское сословие было открыто для выходцев из низов – это было одно из важнейших проявлений модернизации структуры при Петре Великом. С. П. Постников называет эту реформу «бюрократической революцией».[24] После реформы российская элита состояла из двух классов, собственно «дворян», то есть помещиков и офицеров, и «чиновников» – тоже дворян, но выслужившихся из народа. При этом дворянина, занимавшего высокий чиновный пост, никогда не называли чиновником. Дворяне неприязненно относились к чиновникам, рассматривая в их возвышении покушение на свои привилегии. Во время событий 1730 года «шляхта» требовала исключить из дворянства петровских выдвиженцев; в 1758 году чиновникам было запрещено владеть крепостными. В середине XVIII века чиновники занимали около половины гражданских должностей, но в армии офицеров, происходивших из недворян, было гораздо меньше – около 1/6 от общего числа.[25]