Модернизация Петра 1

    Петр  действовал силой власти, а не духа и рассчитывал не на нравственные побуждения людей, а на их инстинкты. Правя государством из походной кибитки и с почтовой станции, он думал только о делах, а не о людях и, уверенный в силе власти, недостаточно взвешивал пассивную мощь массы. Преобразовательная увлекаемость и самоуверенное всевластие — это были две руки Петра, которые не мыли, а сжимали друг друга, парализуя энергию одна другой. Надеясь восполнить недостаток наличных средств творчеством власти, преобразователь стремился сделать больше возможного, а исполнители, запуганные и неповоротливые, теряли способность делать и посильное, и как Петр в своем преобразовательном разбеге не умел щадить людские силы, так люди в своем сомкнутом, стоячем отпоре не хотели ценить его усилий.

    Реформа сама собою вышла из насущных нужд государства и народа, инстинктивно почувствованных властным человеком с чутким умом и сильным характером, талантами, дружно совместившимися в одной из тех исключительно счастливо сложенных натур, какие по неизведанным еще причинам от времени до времени появляются в человечестве. С этими свойствами, согретыми чувством долга и решимостью «живота своего не жалеть для отечества», Петр стал во главе народа, из всех европейских народов наименее удачно поставленного исторически. Этот народ нашел в себе силы построить к концу XVI в. большое государство, одно из самых больших в Европе, но в XVII в. стал чувствовать недостаток материальных и духовных средств поддерживать свою восьми вековую постройку. Реформа, совершенная Петром Великим, не имел своей прямой целью перестраивать ни политического, ни общественного, ни нравственного порядка, установившегося в этом государстве, не направлялась задачей поставить русскую жизнь непривычные ей западноевропейские основы, ввести в нее заимствованные начала, а ограничивалась стремлением вооружить Русское государство и народ готовыми западноевропейскими средствами, умственными и материальными, и тем поставить государство в уровень с завоеванным им положением в Европе, поднять труд народа до уровня проявленных им сил. Но все это приходилось додать среди упорной и опасной внешней войны, спешно и принудительно, и при этом бороться с народной апатией и косностью, воспитанной хищным приказным чиновничеством и грубым землевладельческим дворянством, бороться с предрассудками и страхами, внушенными невежественным духовенством. Поэтому реформа, скромная и ограниченная по своему первоначальному замыслу, направленная к перестройке военных сил и к расширению финансовых средств государства, постепенно превратилась в упорную внутреннюю борьбу, взбаламутила всю застоявшуюся плесень русской жизни, взволновала все классы общества. Начатая и веденная верховной властью, привычной руководительницей народа, она усвоила характер и приемы насильственного переворота, своего рода революции. Она была революцией не по своим целям и результатам, а только по своим приемам и впечатлению, какое произвела на умы и нервы современников. Это было скорее потрясение, чем переворот. Это потрясение было непредвиденным следствием реформы, но не было ее обдуманной целью.

    Попытаемся  установить наше отношение к реформе  Петра. Противоречия, в какие он поставил свое дело, ошибки и колебания, подчас сменявшиеся малообдуманной решимостью, слабость гражданского чувства, бесчеловечные жесткости, от которых он не умел воздерживаться, и рядом с этим беззаветная любовь к отечеству, непоколебимая преданность своему делу, широкий и светлый взгляд на свои задачи, смелые планы, задуманные с творческой чуткостью и проведенные с беспримерной энергией, наконец, успехи, достигнутые неимоверными жертвами народа и великими усилиями преобразователя, — столь разнородные черты трудно укладываются в цельный образ. Преобладание света или тени во впечатлении изучающего вызывало одностороннюю хвалу или одностороннее порицание, и порицание напрашивалось тем настойчивее, что и благотворные деяния совершались с отталкивающим насилием. Реформа Петра была борьбой деспотизма с народом, с его косностью. Он надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе и через рабовладельческое дворянство водворить в России европейскую науку, народное просвещение как необходимое условие общественной самодеятельности, хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно. Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства — это политическая квадратура круга, загадка, разрешавшаяся у нас со времени Петра два века и доселе не разрешенная.

    Вера  в чудодейственную силу образования, которой проникнут был Петр, его  благоговейный культ науки насильственно  зажег в рабьих умах искру просвещения, постепенно разгоравшуюся в осмысленное  стремление к правде, т. е. к свободе. Самовластие само по себе противно как политический принцип. Его никогда не признает гражданская совесть. Но можно мириться с лицом, в котором эта противоестественная сила соединяется с самопожертвованием, когда самовластец, не жалея себя, идет напролом во имя общего блага, рискуя разбиться о неодолимые препятствия и даже о собственное дело. Так мирятся с бурной весенней грозой, которая, ломая вековые деревья, освежает воздух и своим ливнем помогает всходам нового посева.

     Досоветская историография . Славянофилы.

    Погодин М. П.  писал и о Петре I. Как и Н. М. Карамзин, М. П. Погодин — сторонник неограниченного самодержавия. Его взгляды во многом совпадали со взглядами славянофилов.. Подобная статья вряд ли могла быть написана кем-либо из славянофилов. М. П. Погодин не так строг к Петру, как H. M. Карамзин, показывая противоречия той эпохи, когда чередовались экзерциции и праздники, разворачивались и трагедия, и комедия.

    Аксаков И. С.,  как и другие славянофилы,  полагал, что это привело к развитию крепостничества, усилению бюрократии, отрыву дворянства от народа не только в социальном, но и в культурном отношении. Славянофилы подвергали критике самодержавие, выступали за отмену крепостного права. Не случайно в приводимом отрывке автор говорит не только о пагубности петровских реформ, но и о насилии, жестокости, лжи, которыми сопровождалось их проведение, видя и в современном ему Петербурге воплощение «бездушного деспотизма». И. С. Аксаков выражает уверенность, что настанет время, когда в Москве вновь будет «правительственное средоточие», к тому же свободное от «начал», воплощаемых Санкт-Петербургом.

    В начале своей речи на открытии памятника  А.С. Пушкину в Москве 6-8 июня  1880 г     И. С. Аксаков говорил  о «страшном насиловании», которому подверглась русская земля при Петре I, раболепстве пер «европеизмом», нарушении духовной цельности. По его мнению, «белый день» в истории русской художественной культуры настал только с появлением Пушкина, в творчестве которого «русская стихия» наконец-то «прорвалась наружу».

    Вопрос  о цене реформ прямо поставил П.Н. Милюков. Он детально исследовал состояние  финансов и бюджет при Петре 1 и  пришел к выводу, что эта цена была чрезмерной, что политические задачи, вставшие перед государством, опережали уровень его экономического развития, в результате страна была разорена. П. Н. Милюков, как и его учитель В. О. Ключевский, подчеркивает, что Петр I зачастую за Деталями не видел общего плана. О сущности и глубине петровских преобразований П. Н. Милюков размышляет в «Очерках по истории русской культуры». 
 
 
 
 
 

Советские историки.

    И.И. Павленко тесно связывает деятельность Петра с его характером, c особенностями личности. Он отмечает, что истоки поведения Петра следует искать в его импульсивном характере, в неумении пребывать в состоянии неподвижности

    и пассивного созерцателя окружающего  и переливавшаяся через край энергия  находила выход в любой ситуации, в которой оказывался царь.

    Действовать, что-то делать, куда-то спешить, находиться в постоянном движении – считалось нормальным состоянием царя. Напротив, праздность, бездействие были ему противны и утомляли его. Именно поэтому царь любил быть шафером на свадьбах – эта должность избавляла его от необходимости сидеть неподвижно за столом. По той же причине он, будучи в Париже, не ожидал прибытия предназначавшегося для него королевского экипажа, а садился в первую попавшуюся карету и ехал туда, куда ему нужно. На этом же основании он не любил торжественных дипломатических церемоний, отводивших ему пассивную роль исполнителя этикета, всегда однообразного и продолжительного.<…> Когда царь увлечённо и со знанием дела  вытачивал на токарном станке безделушки, он получал удовольствие, находил в этом отдых. Когда царь строил корабль, штурмовал крепость или стремительно преодолевал огромные расстояния, чтобы принять личное участие в каком-либо деле, он работал, причём работал не столько для того, чтобы внести личный вклад в дело, столько для того, чтобы своим примером воодушевить других, показать необходимость, рациональность хотя и изнурительного, но крайне полезного дела. Любому делу он отдавался целиком, со всей страстью своего темперамента, иногда не делая различия между важным и второстепенным.»*

    В своей книге «Пётр Великий  и его время»  В. И. Буганов рассматривает деятельность Петра, находя взаимосвязь с общим ходом развития России. Его детские и юношеские годы являлись подготовкой к будущим преобразованиям: царь уже на ранней поре жизни, во время потешных игр и учёбы, проявлял интерес к тем сторонам действительности, которые потом стали объектом его пристального внимания и неуёмной энергии. В юношеские годы это уже более серьёзные дела: военные манёвры, Азовские походы, Великое посольство, первые реформы. 1700 год начался Северной войной со Швецией из-за балтийских берегов, продолжавшаяся более 20 лет. Первое поражение, сверхнапряжение,  испытанное страной по железной воли Петра, дали блистательные плоды: победы при Полтаве и Гангуте, Ништадтский мир. Кроме шпаги, Пётр с таким же успехом держал в руке перо. Одновременно с военными делами он решал гражданские: преобразовал экономику и гражданское устройство, культуру и быт. Так же В.И. Буганов отмечает, что меры Петра в области просвещения и науки, культуры и быта имели переломное, этапное значение. При нём, часто по его инициативе, в России появились газеты и театры, гражданские школы и гимназии, Морская академия и Академия наук, собирались ассамблеи с танцами и беседами, строились новые дома. Издавалось большое количество книг: учебники, трактаты по истории, юриспруденции, произведения художественной литературы. В России появилось много образованных специалистов не только по военному , морскому делу, но и в области металлургии, кораблестроения, геологии, минералогии, географии, истории. Экспедиции в разные районы обширной страны, организованные и задуманные Петром, привели к развитию картографии.        В.И. Буганов так же отмечает, что Пётр прекрасно понимал, что основа основ жизни всякого государства – труд народа, развитие промышленности и сельского хозяйства, торговли и транспорта, поэтому он немало усилий и нервов тратил для организации строительства мануфактур и торговых судов, дорог, каналов, мобилизовал большие массы людей, крестьян и горожан на различные работы, а дворян и купцов поощрял и принуждал служить в армии и на флоте, в учреждениях и конторах.

    Благодаря неутомимым стараниям Петра, Петербург  стал могучим перевалочным пунктом  для товаров из Европы в Россию и наоборот. Россия имела активный торговый баланс – больше вывозила, чем ввозила. Мануфактуры, ремесленники к концу первой четверти столетия изготовляли многое из того, что раньше приходилось ввозить из других стран.

    «К  концу жизни он (Пётр) мог гордиться, что русские заводы и фабрики  делают всё необходимое стране, в  том числе армии и флоту  орудия различных типов и калибров, корабли и снаряжения к ним, для солдат и матросов мундирное сукно и шляпы, чулки и башмаки, ремни и пр. Главное же, чем он был несомненно доволен, – экономическая независимость России, активный внешнеторговый баланс.»*

    Но  В.И. Буганов так же говорит, что сельское хозяйство не может поразить такими же сдвигами, как промышленность. Его продукция увеличивалась, но не путём интенсивным, а экстенсивным – прежде всего за счёт расширения посевных площадей; улучшение орудий труда и культуры земледелия происходило весьма медленно.

    И.И. Павленко даёт так же оценку деятельности направленной на преобразования общества. В сословной иерархии крестьянство по прежнему занимало самую низшую ступень. Тяготы войны обрушивались прежде всего на крестьян. К ранее  существовавшему государственному налогу прибавлялись новые: рекрутская повинность, мобилизация на строительные дороги, разнообразные экстраординарные налоги специального назначения (напр. корабельные), подводная и постойная повинность. Закрепощённое состояние большинства русского крестьянства – факт широко известный, как и то, что оно беспощадно эксплуатировалось дворянством. « Пётр знал об этом, – пишет В.И. Буганов – Более того, пытался что-то сделать, воспрепятствовать подобному отношению к крестьянам. Инструкция 1719 г. Обязывает воевод защищать крестьян от беспутных помещиков-разорителей». Но это одна сторона медали. Другая, более существенная, – меры Петра, властей, феодалов по выколачиванию из крестьян бесчисленных побоев и повинностей. <…>Помимо барщины, помещичьи и монастырские крестьяне вносили оброки – денежные, натуральные, продуктовые. Крестьян донимали петровские рекрутские наборы.

    Ежегодно 22 тыс. самых здоровых и работоспособных  мужчин, прежде всего крестьян, уходили  в армию и на флот. С 1699 по 1714 г. Пётр мобилизовал более 330 тыс. человек. Налагая всё новые тяготы на крестьян, Пётр одновременно пытался кое в чём облегчить их положение, когда находил его невыносимым, но без особого успеха.» Т.е. бремя государственных обязанностей по-разному отразилось на судьбах крестьянина, купца, дворянина и монарха. Дворяне укрепили свои права на землю и крестьян, незнатные представители привилегированного сословия получили широкие возможности для продвижения по службе, т.к. Петр ввёл порядок, согласно которому продвижение по службе ставилось в зависимость от личных заслуг дворянина. Пётр принуждал дворян служить и учиться. Например, один из принятых им законов, чтобы стимулировать изучение математики дворянскими недорослями, запрещал жениться тем из них, кто не овладел элементами геометрии и цифр.

    Н.Н. Молчанов так же даёт оценку деятельности Петра, направленной на преобразования классового порядка. В эпоху Петра  в передовых странах исчезает крепостное право, но в России наоборот. «Быстро догоняя Европу, Россия во многом шла вперёд, но в главном, социальном развитии, топталась на месте. Это противоречие и неполноценность реформы, непрочность многих прогрессивных начинаний Петра. Крепостное право, политическое бесправие даже самого дворянства предопределили сохранение социальной основы отсталой России. Точно так же легендарный петровский демократизм имел чисто личный характер, проявлявшийся лишь в поведении и манерах Петра в узком кругу близких друзей. Он действительно искренне хотел «служить народу». Но фактически его «народом» в ту эпоху был в основном лишь привилегированный класс дворян, за пределами которого оставалась громадная масса «подлого» русского народа.»*1 Н.Н. Молчанов так же отмечает, что деспотическая, самодержавная власть Петра, оказавшаяся в его руках, превратилась благодаря действиям Петра в фактор прогресса.