Иван Грозный

Опричные санкции  против посада преследовали две основные цели. Первая состояла в том, чтобы  пополнить опричную казну, а вторая — в том, чтобы терроризировать  население. В истории кровавых «подвигов» опричнины новгородский погром был  самым отвратительным эпизодом. Бессмысленные  и жестокие избиения ни в чем не повинного населения сделали  самое понятие «опричнина» синонимом  произвола и беззакония.

Вопреки обычным  представлениям Малюта Скуратов из-за тяжелой раны не мог участвовать  в разгроме Новгорода. Грозный сам  руководил резней.

Разделавшись с  новгородцами, опричное воинство двинулось  к Пскову. Приезд царя всегда воспринимался  в Пскове как великий праздник. И на этот раз жители города следовали  обычаю. Город встретил опричную армию  колокольным звоном. Люди накрывали  столы и ставили их против своих  дворов. В поле царя встречали воевода, дворяне и посадские люди с  хлебом и солью. Впереди шествовал  старший церковный иерарх, печерский  игумен Корнилий и духовенство с  крестами.

Царь пощадил  Псков, но всю ярость обрушил на местных  монахов. Он не тронул наместника Пимена в Пскове Неудачу Цыплятева, но велел  отрубить голову Корнилию. Слободской игумен не простил печерскому его  дружбы с Курбским. Лишился головы и ученый старец Вассиан Муромцев, некогда переписывавшийся с изменником-боярином.

Перед отъездом царь отдал город опричникам на разграбление. Но опричники не успели завершить  начатое дело.

Во времена Грозного ходило немало легенд относительно внезапного прекращения псковского погрома. Участники  опричного похода сообщали, будто  на улицах Пскова Грозный встретил юродивого и тот подал ему  совет ехать прочь из города, чтобы  избежать большого несчастья. Церковники снабдили легенду о царе и юродивом множеством вымышленных подробностей. Блаженный будто бы поучал царя «ужасными словесы еже престати от велия кровопролития и не дерзнути еже грабити святыя Божия церкви». Не слушая юродивого, Иван велел снять колокол с Троицкого собора. Возмездие не заставило себя ждать. Под царем пал конь: «Паде конь его лутчии по пророчеству святого».

Слова псковского летописца  находят подтверждение в немецком «листе» 1572 г. В этом источнике слова юродивого переданы следующим образом: «Хватит мучить людей, уезжай в Москву, иначе лошадь, на которой ты приехал, не повезет тебя обратно». Пророчество Николы сбылось. Царь поспешно покинул «город» (крепость) и перебрался в посад. Там он стоял «немного и отыде к Москве». Но перед отъездом он все же «повеле грабити имения гражан», а «церковную казну по обителем и по церквам, иконы и кресты, и сосуды и книги, и колоколы пойма с собою».

Полоумный юродивый оказался одним из немногих людей, осмелившихся открыто перечить Грозному. Его слова, возможно, ускорили отъезд опричников: царь Иван был подвержен всем суевериям  своего времени. Но пророчества Николы нисколько не помешали антицерковным  мероприятиям опричнины. Царь покинул  Псков лишь после того, как ограбил  до нитки псковское духовенство.

Псков избежал участи Новгорода по причинам, ускользавшим от внимания историков. Эти причины  раскрылись благодаря реконструкции  Синодика. После сдачи Изборска Грозный  приказал вывести из Пскова всех изменников. Половина из них успела добраться  до мест, отведенных им для поселения. Другую половину опричники нашли  в Твери, в селе Медня и в  Торжке. По приказу царя Малюта устроил  псковичам кровавую бойню. Ивана  вполне удовлетворила резня, и только потому он пощадил прочих жителей Пскова.

Опричники не оставили в покое опальных псковичей, доставленных в московские города. «За ними были разосланы гонцы». В черновике  Описи архива Посольского приказа 1626 г. упоминались «Наказы черные дворяном, как посыланы с Москвы в Слободу и по городом за псковичи…».

Согласно Синодику, в Пскове были убиты два городовых  приказчика, один подьячий и 30–40 детей  боярских. Очевидно, приказные люди были выселены из города ранее и  стали жертвами Малюты Скуратова.

Из Пскова Грозный  уехал в Старицу, а оттуда в  Слободу. Карательный поход был  окончен.

Направление розыска  об измене, как полагают, во многом определялось тем, что власть в Новгородской земле  находилась в руках приказных  людей, и «именно в приказных  людях царь видел главных организаторов  заговора» (Б. Н. Флоря).

Представим себе иерархию власти и особенности психологии людей Средневековья. Приказные  чиновники при всем их влиянии  были людьми неродословными. Они оставались канцелярскими служащими при  Боярской думе. Власть в Новгороде  принадлежала не им, а наместнику-боярину  и воеводам из знатнейших фамилий  России.

Ход и направление  розыска об измене были определены убийством двух людей из числа  первых лиц государства — царского брата князя Владимира и Филиппа  Колычева. Казнь внука Ивана III и Софьи Палеолог, казалось бы, должна была положить конец следствию. Но этого не произошло. Грозный поставил целью уничтожить всех сторонников убитого брата. Иначе ему невозможно было смыть с себя Каинову печать.

Где следовало искать сторонников Владимира, было хорошо известно. И князь Владимир, и  его отец князь Андрей Старицкий  держали в Новгороде резиденцию, имели там вассалов и, будучи соседями новгородцев, пользовались их симпатиями.

Новгородское ополчение  — «кованая рать» — насчитывало  до двух-трех тысяч детей боярских. Влияние новгородского дворянства было столь велико, что при любом  кризисе претенденты на власть пытались заручиться его поддержкой.

В 1537 г. князь Андрей Старицкий поднял мятеж и двинулся к Новгороду, рассчитывая на его поддержку. После подавления мятежа 30 новгородских помещиков, отъехавших к удельному князю, были повешены на большой дороге от Новгорода до Москвы. В числе казненных было несколько Колычевых. Молодой в то время Федор Колычев, будущий митрополит, спасаясь от виселицы, бежал на Север и принял там постриг.

На соборе 1566 г. новгородское дворянство имело больше представителей, чем столица. По крайней мере некоторые из этих новгородцев поддержали выступление конюшего Федорова против опричнины и затем были казнены по его делу. «Заговорщикам» вменяли в вину то, что они хотели посадить на трон князя Владимира.

Новгородский летописец, хорошо знавший местные настроения, отметил, что после смерти Владимира  многие люди «восплакашася» по нему. Опричное сыскное ведомство затратило  много усилий, чтобы выявить и  уничтожить всех новгородских помещиков, симпатизировавших князю Владимиру.

Новгородские дьяки  не были главными фигурами новгородского  процесса. Синодик опальных свидетельствует об этом с полной определенностью. По иронии судьбы имя главнейшего из новгородских «заговорщиков» кануло в Лету. Из всех современников Грозного один Шлихтинг ненароком обмолвился о нем. Но рассказ его не слишком определенен. Вкратце он сводится к следующему. У некоего Василия Дмитриевича (фамилии его Шлихтинг не знал) служили литовские пленники-пушкари. Они пытались бежать на родину, но были пойманы и под пытками показали, будто бежали с ведома господина. Опричники вздернули на дыбу Василия Дмитриевича, и тот повинился в измене в пользу польского короля.

Царь велел казнить  боярина, но прежде обратился к нему с насмешливой речью: «Отправляйся к польскому королю, к которому ты собирался отправиться, вот у  тебя есть лошадь и телега». Данилов  был едва жив после перенесенных пыток. Его привязали к повозке  и погнали лошадь, предварительно ослепленную. В конце концов боярин был утоплен в воде вместе с повозкой и лошадью.

Даниловы принадлежали к первостатейной боярской знати. Они  вели свой род от смоленских князей, нашедших прибежище в Германии, а  потом выехавших «из немец» на службу к Ивану Калите.

Боярин Василий  Данилов играл в земщине выдающуюся роль. После учреждения опричнины он стал помощником конюшего Федорова в московской боярской комиссии. По словам Шлихтинга, Данилов служил в Москве «начальником над воинскими орудиями» и в его ведении находились пушкари. Пушкарский приказ возник, как считают, позже, но в московских документах «Пушечные избы» и «пушечные приказчики» упоминались уже в 1570 г.

Шлихтинг описал гибель Василия Дмитриевича как  вполне заурядное происшествие. Однако русские документы позволяют  установить, что автор «Сказаний» умолчал о самом важном — участии  боярина в заговоре, имевшем целью  отравить царя и посадить на его  место князя Владимира.

Умолчание характерно для всего сочинения Шлихтинга. Польский шляхтич адресовал свое сочинение королю и старательно  подчеркивал все, что возвеличивало  его, например, сведения о стремлении русских бояр и знати перейти  на королевскую службу и передать королю пограничные города. Вторая задача Шлихтинга состояла в том, чтобы обличить тиранию царя. Признание  того, что заговорщики хотели отравить монарха, отнимало почву у таких  обличений. Тех, кто покушался на жизнь государя, казнили самым  жестоким образом по всей Европе.

В Синодике находим  следующую запись: «Василия Дмитриевича  Данилова, Андрея Безсонов дьяк, Васильевых людей Дмитриевых два немчина: Максима  летвин, Ропнемчин… Козьминых людей  Румянцева… архиепископля сына боярского  Третьяка Пешкова… дияк Юрия Сидоров… Ивана Сысоев княж Владимиров сын  боярский… дьяк Иона Юрьев» и пр.

Данилова окружают лица, связанные с заговором в  Пскове и Новгороде: псковский дьяк Юрий Сидоров, новгородский дьяк Андрей Безсонов-Монастырев, слуги новгородского  дьяка Кузьмы Румянцева и, наконец, «люди» боярина Данилова. Синодик  не оставляет сомнений в том, что  знаменитый земский боярин был казнен по новгородскому изменному делу.

Указание на слуг боярина представляет особый интерес. Источники дают возможность проверить  показания Синодика и рассказ  Шлихтинга. В описи царского архива 70-х годов XVI в. упомянут подлинный архивный документ — отписка «ко государю в Васильеве деле Дмитриева о пушкарях о беглых о Мишках». Из отписки царь впервые узнал о поимке беглых пушкарей — слуг Василия Дмитриевича. Слуги Данилова — беглый литовский пленник Максим (в русской транскрипции «пушкарь Мишка») и Роп немчин, упомянутые в Синодике, оклеветали боярина, но сами разделили участь своей жертвы.

Синодик позволяет  проследить за тем, как зарождалось  «дело» Данилова. Двое пушкарей, Ларион и Неустрой, были казнены вместе с поваром Молявой и подьячим Свиязевым перед отравлением  князя Владимира. Иначе говоря, тень подозрения пала на ведомство Данилова еще во время подготовки суда над  Старицким.

«…В подавляющем  большинстве случаев мы не знаем, за что казнены были люди, имена  которых встречаются в перечне  Синодика, сообщениях иностранцев и  сочинении Курбского» (Б. Н. Флоря). Суммарная оценка столь разнородных источников не может удовлетворить нас. Трудно найти более тенденциозный источник, чем «История» Курбского. Нет более надежного источника по истории террора, чем Синодик — конспект утраченного опричного архива. Синодик позволяет установить не только причины, но и многие обстоятельства гибели опальных. Следует подчеркнуть, что речь идет не о толках или рассказах с чужих слов, а о выписках из подлинных опричных судебных документов.

Выписки Синодика вводят нас в самый центр грандиозного политического процесса, получившего  наименование «новгородского изменного  дела». Синодик позволяет установить, что главной фигурой этого  процесса был Василий Дмитриевич Данилов, глава одного из приказных  ведомств столицы.

Изборское дело подорвало  доверие Грозного к своим «верникам» — дьякам, «писарям». Дело Данилова укрепило его подозрения. В известной  мере это дело предопределило судьбу шести главных московских дьяков. В Новгороде вместе с Даниловым  был казнен один из видных столичных  дьяков — Иван Юрьев. В Дворовой тетради середины XVI в. он был записан как «большой дьяк». В этом чине Юрьев присутствовал на Земском соборе 1566 г.

Дело об отравлении царской семьи оставалось главным  стержнем новгородского процесса. Вместе с Даниловым на Городище был казнен слуга князя Владимира новгородский помещик, сын боярский Иван Сысоев.

Из слуг архиепископа Пимена вместе с Даниловым погиб  сын боярский Третьяк Пешков, лицо второстепенное. Владычные бояре, дьяки  и прочие высокопоставленные члены  Софийской администрации были арестованы, но их казнь была отложена.

В дни новгородского  разгрома Грозный уведомил митрополита  Кирилла об «измене» новгородского  архиепископа. Глава церкви и епископы поспешили публично осудить жертвы опричнины. Они отправили царю сообщение, что приговорили «на соборе новгородцкому  архиепископу Пимену против государевы грамоты за его безчинье священная не действовати». Пимен был выдан опричнине головой. Высшее духовенство переусердствовало, угождая светским властям. В новом послании Кириллу царь предложил не лишать Пимена архиепископского сана «до подлинного сыску и до соборного уложения».

Вопреки традиционному  мнению суд над Пименом вовсе  не был центральным эпизодом государева разгрома Новгорода. Как раз наоборот, подлинный сыск по делу архиепископа опричники решили перенести на московскую почву, чтобы изобличить московских участников заговора и преподать  урок боярской Москве. Там Пимену и  его окружению предстояло держать  ответ за мнимый заговор. Там же предполагалось провести публичную казнь главных  изменников.

Тотчас после  расправы над новгородцами Посольский приказ составил подробный наказ  для русских дипломатов в Польше. Если поляки спросят о казнях в  Новгороде, значилось в наказе, то на их вопрос должно отвечать ехидным контрвопросом: «Али вам то ведомо?» и «Коли вам то ведомо, а нам что и сказывати? О котором есте лихом деле с государскими изменники через лазучьством ссылались и Бог ту измену государю нашему объявил и потому над теми изменниками так и ссталось».