Институционалистская теория хозяйства П.Б. Струве

Таково же, по мнению Струве, в общих чертах, соотношение  хозяйственной жизни с другими  сферами социальной жизни. Подобно  религии, наука и искусство в  ходе своего развития постепенно становятся самоценными областями, приобретают  свое особенное содержание, свой «дух», освобождаются от материальной зависимости, автономизируются. Вырастая в самостоятельные системы культуры, наука и искусство перестают быть, по словам Струве, «надстройками или пристройками» к хозяйственной жизни. «Более того, суть науки или искусства, их функция в психической жизни человека состоит именно в том, что они выводят человека из среды "хозяйственной" деятельности» [19].

Что же касается соотношения хозяйственной жизни  и права (в вышеуказанном смысле), то оно, с точки зрения Струве, не получает исчерпывающей характеристики  не только в марксистских терминах «базиса» и «надстройки», но и в понятиях «содержания» и «формы» (как у Р. Штаммлера). Струве предложил два решения вопроса о соотношении хозяйства и права в зависимости от способа рассмотрения проблемы. С одной стороны, нельзя отрицать, что  «динамически» отдельные, частные феномены экономической жизни («экономические факты») неизбежно порождают соответствующие им юридические нормы. Однако это определяется, по его мнению, не мистическим «приматом экономики над правом», а тем, что могут существовать экономические явления, лишенные юридической формы, но имеющие крупное социальное значение; в то же время юридические нормы, лишенные экономического содержания, представляют собой пустой звук. Таким образом, динамически и раздельно, в частичных феноменах экономической жизни, хозяйство и право постоянно приходят в столкновение, вступают в конфликт, причем движущей силой, причиной изменения юридических норм являются экономические факты.  Однако, с другой стороны,  как подчеркивал Струве, «статически и по отношению к хозяйственной жизни в ее целом… предполагать, постулировать или доказывать примат экономики (содержания) над правом (формой) было бы совершенно нелепо, ибо именно с точки зрения целого это две совершенно неразъединимые и потому вполне равноценные стороны» [20]. Поэтому невозможно утверждать применительно к этому целому, что в нем содержание, экономические факты, существеннее, чем форма – юридические нормы.

Таким образом, «экономическое» объяснение социальной жизни и истории общества не является ни всеобъемлющим, ни исчерпывающим. Будучи равноправной сферой человеческой культуры, хозяйственная деятельность сама подвержена воздействию разнообразных исторических и культурных факторов.

Идиографическое исследование хозяйства и системы хозяйств, как подчеркивал Струве, должно проводиться с использованием «основного элемента» и главной «экономической меры» – цены. Данная категория играет центральную роль в теоретической системе Струве и отражает свойственный институционалистской теории эмпирический подход. В противоположность традиционной экономической теории, отводившей роль первичной, исходной категории ценности (стоимости), а все остальные понятия, в том числе и цену, считавшей ее производными, Струве шел от непосредственной, эмпирической данности, реальности, воплощенной в обмене и цене как его продукте. «Цена и абстрактно есть основная (междухозяйственная) категория, и конкретно она есть основное данное, из которого строится вся экономическая действительность» [21], – писал ученый.

Струве противопоставлял идее ценности, как сущности цены, которую  он считал метафизической, эмпирическую идею цены-ценности, как реального  факта. Согласно метафизическому подходу, идущему от Аристотеля и достигающему кульминации в теории ценности Маркса, обмен благ возможен лишь постольку, поскольку в них заложена некая  общая субстанция – ценность, предсуществующая обмену. Обмен товаров есть обмен равновеликих ценностей, и это равенство предшествует акту обмена. Этому метафизическому тезису Струве противопоставил эмпирический подход, который утверждает, что равенство между благами создается в самом процессе обмена, и только в нем. «Никакой общей субстанции и никакого равенства, предсуществующего обмену, нет и быть не может. Совершенно ясно, что с этой точки зрения ценность вовсе не управляет ценами. Образованию цен предшествуют в конечном счете только психические процессы оценки. Ценность же образуется из цен» [22], – подчеркивал Струве.

Таким образом, в его теоретической системе  ценность логически и исторически  является порождением цены. В вопросе  о ценности Струве последовательно  проводит сингуляристическое понимание, единственно приемлемое с точки зрения экономической идеографии. Понятие ценности для него – чисто эмпирическое, статистическое («типическая ценность» – это субъективная изолированная средняя, полученная оценочным путем).

Важным этапом научного творчества Струве в эмиграции  была его полемика по методологическим вопросам с видным русским экономистом, представителем маржиналистской «киевской  школы» А.Д. Билимовичем (1876-1963). В ходе дискуссии на страницах издававшегося в Берлине под редакцией С.Н. Прокоповича журнала «Экономический вестник» были противопоставлены институционалистская позиция Струве и маржиналистский подход Билимовича [23]. В центре внимания экономистов оказалось понятие «равновесия» как онтологическая и феноменологическая проблема хозяйственной жизни. Однако дискуссия вышла за рамки этой проблемы, затронув коренные вопросы «научной картины экономического мира».

Дадим сравнительную  характеристику позиций участников дискуссии, для чего возьмем за основу их сопоставление в статье Билимовича. (Это тем более правомерно, что сам Струве выражал признание своему оппоненту «за постановку вопросов в ясной и выпуклой форме» [24]). Остановимся при этом на принципиальных положениях методологического характера (см. табл. 1).  

Таблица 1

Сравнительная характеристика методологических принципов маржиналистской теории и концепции Струве

Составлено  по: Билимович А.Д. Два подхода к научной картине экономического мира // Экономический Вестник. Берлин. 1924. Кн. 3 (1). С. 4-5.

Принцип равновесия и анализ равновесных состояний  в экономике, как известно – одно из центральных положений маржиналистской  теории. Струве усматривал истоки идеи «равновесия» еще у древних мыслителей (Аристотель, схоласты). Однако непосредственно  теория равновесия выросла из философии  ХVII-ХVIII вв., ориентированной на математику и естествознание (Бэкон, Декарт, Гоббс, Ньютон и др.). Концепция равновесия была порождена, таким образом, воспринятыми от этой философии и утвердившимися в экономической науке механистическим мышлением и учением о «естественном законе». В экономическом мышлении представителей классической политической экономии, а затем маржиналистов идея «равновесия» стала присутствовать, как онтологическая, как свойство, имманентное экономическим процессам и ими управляющее. 

Таким образом, в основе понимания «равновесия» как закона экономических явлений, по мнению Струве, лежит отождествление экономических систем и соотношений  с системами механическими, устроенными  по законам классической механики. Отнюдь не случайно поэтому –  широкое использование в маржиналистской теории понятий «статика» и «динамика».

Струве подверг  критическому анализу различные  маржиналистские варианты концепции  равновесия (Бем-Баверка, Маршалла, математической школы), выявив несостоятельность их общих методологических предпосылок: об однозначной рациональности и детерминированности поведения участников рыночного обмена; о неизменности их заявок (проектов) цен, что в корне стабилизирует динамическое, по существу, явление ценообразования; о предустановленности конечного совпадения спроса и предложения; о равновесной рыночной цене как неотъемлемом атрибуте вовлеченных в обмен благ. Результатом этого критического рассмотрения стало отрицание Струве доминирующей в политической экономии со времен Тюрго концепции равновесия как механистической и статической, устраняющей факторы времени и изменения из экономического анализа.

В связи с  этим Струве переходит к анализу  чрезвычайно популярного в экономической  науке (на Западе –  благодаря Кларку,  в России же использовавшегося Л.Н. Юровским) различения «статики» и «динамики». Он полагает, что такое разграничение является непродуманным и неточным, как терминологически, так и по существу. Если понятие статики и может быть применимо в политической экономии, то его следует ограничить весьма редким на практике случаем равенства одновременно заданных рынку, в ценах и количествах товара, спроса и предложения. Струве отмечал, что современная ему теоретическая механика рассматривает равновесие или покой как частный случай движения. Однако концепция экономического равновесия, следуя традиции классической механики (Лагранж, Д^’ Аламбер) и под обаянием последней, не только строила статику независимо от кинетики, но и положила статическую предпосылку в основу всей экономической теории. «Это совершенно не соответствует предмету, или материи экономической науки, материи подвижной и даже текучей, дискретной и прерывной по существу» [25], – писал Струве. Так же, как современная физика, политическая экономия должна проверять свои теоретические выводы эмпирически, а потому она должна прежде всего осознать текучую и прерывную природу экономической материи, данной ей в опыте.

Итак, статическая  предпосылка в экономическом  исследовании отвергается Струве как  нереалистическая. Более того, даже самая последняя ко времени написания  статьи Струве концепция равновесия Парето-Фурлана, характеризующая равновесие не как статическое, а как динамическое, отвергается Струве как несостоятельная. Он указывает на  то, что для политической экономии, как и для современной физики, методологически и онтологически существенно противоположение «динамического» («механического») и «статистического» (а не «динамического» и «статического») равновесия. Именно оно онтологически соответствует предмету экономической науки, что парадоксальным образом признает и сама новейшая математическая теория экономического равновесия.

Струве, в частности, обращает внимание на такой «практический» недостаток концепции Парето-Фурлана, как математическая неразрешимость проблемы общего экономического равновесия (что, впрочем, признавал и процитированный им Фурлан). Известные к началу 1920-х гг. математические методы были недостаточны для решения систем уравнений экономического равновесия. Дело в том, что эти системы состояли бы на практике из сотен миллионов уравнений, поскольку в силу основной предпосылки анализа все принимаемые в расчет величины (исходные и конечные количества, цены, индексные функции, производственные коэффициенты и др.) одновременно зависели одни от других [26].

Струве останавливается  и еще на одном, пожалуй, даже более  важном недостатке маржиналистской  теории, связанном с областью применимости математических методов исследования. Опираясь на предисловие, написанное математиком  Пэнлэвэ к французскому переводу книги Джевонса [27], Струве показывает, что математическое рассмотрение экономических явлений часто ставит себе неразрешимые задачи. Речь идет о том, что эти явления и отражающие их понятия не поддаются полному облечению в форму количественных закономерностей. Таковы, в частности, фигурирующие в уравнениях равновесия Джевонса и других представителей математической школы субъективные оценки полезности благ, тягости труда. «Таким образом, количественные рассуждения в применении к вещам, которые не суть количества, ибо они не измеримы – вот тот первый мало ободряющий аспект, под которым представляется нам математическая экономия» [28], – заключал Струве.

Проблема, однако, состоит не только в ограниченности математических методов экономического исследования, как таковых. По его  мнению, вопрос заключается не в  том, является ли «механический» подход к экономическим процессам логически возможным, а в том, соответствует ли он существу экономических явлений, текучей и прерывистой природе «экономической материи»? На этот вопрос Струве отвечает отрицательно. «В экономике какие-то подлежащие определению в каждом отдельном случае "индивиды" должны быть сосчитаны, сведены в разряды и категории, т.е. именно трактуемы как индивидуально весьма различные единицы, объединяемые лишь по "признакам" в некие статистически обозримые "совокупности"» [29], – подчеркивал Струве. Без подобной статистической обработки экономическая теория сводится либо к построению общих понятий и формулированию дефиниций, либо к лишенному количественных статистических характеристик описанию конкретных явлений данного места и времени при помощи этих понятий. Плодотворное измерение в экономике, по мнению Струве, может осуществляться только с помощью статистических методов, что следует, как ни странно, именно из основного положения математической школы о всесторонней взаимозависимости экономических явлений. «Эта всесторонняя взаимозависимость, – писал Струве, – непреодолима для "механического", или "динамического", в противоположность статистическому, рассмотрению. Если мы к этому прибавим, что экономические "индивиды", с точки зрения экономического познания, не являются абсолютно детерминированными какими-нибудь известными нам силами, а "контингентны"…, "самочинны" или "бесчинны", то эти два условия необходимы и достаточны для выставления методического постулата о том, что точное познание в экономике возможно только либо в форме статистической разработки, либо в форме фактического описания неисчислимых статистически феноменов и сторон» [30].