Особенности присвоения и растраты

Отличие материального (физического) изъятия  динамического имущества от изъятия  статического имущества заключается  в том, что в первом случае сам  факт изъятия имущества с целью  хищения (присвоения или растраты) с  одновременной заменой правомерного владения неправомерным практически не оставляет места стадиям приготовления и покушения на хищение, и, как правило, является моментом окончания преступления. Так, например, прораб строительного участка с целью хищения отгрузил со склада, находящегося вне охраняемой территории, вверенные ему стройматериалы в автомашину для использования их в личных целях (присвоение) или для передачи другим лицам (растрата). Момент окончания погрузки стройматериалов будет моментом окончания хищения. Покушение в данном примере возможно только в том случае, если действия по изъятию стройматериалов со склада растянуты во времени или прерваны (прекращены) по обстоятельствам, не зависящим от воли виновного (задержание во время погрузки).

Если же изъятие имущества осуществляется одномоментно, то одновременно с окончанием изъятия присвоение (растрату) следует считать оконченным, поскольку виновный всегда имеет реальную возможность распоряжаться вверенным динамическим имуществом как своим собственным.

Таким образом, для динамического имущества  характерно то, что момент окончания  изъятия имущества является одновременно и моментом окончания хищения. Следовательно, соучастие в хищении такого имущества  может быть только до или в процессе изъятия.

Изъятие же статического имущества из места  его нахождения само по себе еще  не означает, что хищение является оконченным. Поскольку вверенное  имущество находится на охраняемой территории, то реальная возможность  распоряжаться таким имуществом как своим собственным может  возникнуть у виновного лица только за пределами этой территории. Поэтому  и момент окончания хищения статического имущества наступит с момента  появления такой возможности. Изъятое  виновным лицом имущество из места  его нахождения может длительное время быть спрятанным на охраняемой территории, поэтому момент окончания  хищения может быть значительно  отдален по времени от момента  изъятия этого имущества.

Отсюда  возникает специфика при осуществлении  совместной преступной деятельности. При хищении статического имущества  соучастие возможно до начала изъятия  имущества из места его нахождения, в процессе его изъятия, и после  изъятия имущества (но до завладения им, т.е. до появления у виновного  реальной возможности распоряжаться  имуществом как своим собственным). В данном случае моментом окончания  хищения следует считать перемещение (вывоз, вынос) вверенного имущества  за пределы охраняемой территории. Однако при этом необходимо учитывать, что в этой ситуации в объем  правомочий виновного лица не должно входить право перемещения (транспортировки) вверенного имущества за пределы  охраняемой территории. В противном  случае, вывоз вверенного имущества  за пределы охраняемой территории будет  правомерным (даже при наличии умысла на хищение еще на территории охраняемого  объекта). А статическое имущество  при таких обстоятельствах, как  было отмечено выше, «превращается» в динамическое, т.е. на законных основаниях следует за виновным лицом.

Определяя момент окончания присвоения, большинство  юристов признает таковым момент удержания имущества. А под удержанием как способом присвоения они понимают «невыполнение требований о возврате либо предъявлении вверенного лицу... имущества  в одних случаях в срок, установленный  законом, договором, положением и т.п., в других - в срок, установленный  компетентным органом или лицом»[7].

По их мнению, «время неисполнения такого требования и является моментом противозаконного обращения в свою пользу вверенного ... имущества»[8].

Такое определение  момента окончания присвоения не отражает объективной действительности и страдает формализмом, поскольку  ставится в зависимость от обстоятельств  места и времени: если имущества  не оказалось в установленном  месте в определенное время, то с  этого момента преступление и  должно считаться оконченным. Кроме  того, такое определение момента  окончания присвоения противоречит общему понятию хищения, одной из форм которого законодатель признает присвоение.

Следует согласиться с мнением тех  авторов, которые признают присвоение оконченным с момента завладения имуществом[9]. А оно (завладение) может  быть совершено и раньше установленного срока предъявления имущества. Иначе  получается парадоксальная ситуация: если имущество возвратить до установленного срока, то отсутствует состав хищения, так как налицо добровольный отказ. Такое понимание момента окончания  хищения (в форме присвоения) противоречит общему понятию хищения и институтам добровольного отказа и деятельного  раскаяния.

Итак, оконченным присвоение нужно признавать «с момента  перевода имущества в незаконное владение субъекта, если он получает возможность  пользоваться и распоряжаться имуществом по своему усмотрению»[10].

Особенностью  рассматриваемых форм хищения (присвоения и растраты) является то, что распоряжение вверенным динамическим имуществом в рамках предоставленных виновному  правомочий, хотя и при наличии  умысла на хищение этого имущества, не может признаваться преступным. В связи с этим очень важно  правильно определить момент окончания  преступления при так называемом формальном изъятии имущества и  ответить на вопрос: когда правомерное  владение следует признавать неправомерным? Где та грань, отделяющая первое от второго?

На наш  взгляд, ответы на поставленные вопросы  следует искать в объеме правомочий виновного лица. Если совершенные  действия в отношении вверенного имущества, преследующие корыстные  цели, выходят за рамки правомочий, которыми наделено виновное лицо, то при  наличии умысла на хищение преступление нужно считать оконченным с начала совершения таких действий (бездействия  при удержании). Так, например, шофер-экспедитор, следуя по маршруту, указанному в путевом  листе, проезжая мимо развилки дорог, одна из которых ведет в деревню, где  проживают его родственники, с  целью хищения вверенного имущества, сворачивает с заданного маршрута, совершая тем самым действия, не входящие в содержание его правомочий по отношению к вверенному имуществу. С этого момента (с момента  поворота), на наш взгляд, хищение (в  форме присвоения) следует считать  оконченным. Поэтому соучастия в  хищении по существу уже присвоенного имущества быть не может. К примеру, если по пути в деревню автомашина преступника сломается, то попутный водитель, доставивший в деревню  по просьбе виновного вверенное  последнему динамическое имущество, не сможет быть соучастником (пособником) присвоения, даже если ему стали  известны все обстоятельства хищения.

Аргументом  изложенного вывода может послужить  утверждение о том, что уже  с момента совершения действий, не входящих в круг правомочий виновного  в отношении вверенного имущества, при наличии умысла на хищение, виновный распоряжается имуществом как своим  собственным - везет его в деревню. Тем более, что такая потенциальная возможность в отношении динамического имущества имеется у виновного лица в течение всего времени осуществления правомочий. Преступник мог и не воспользоваться тотчас же помощью попутного водителя. Он мог распорядиться материальными ценностями иначе, спрятав их, например, «до поры - до времени» в кустарнике на обочине. А затем спустя несколько дней (недель, месяцев) также с помощью попутного водителя доставить имущество к родственникам в деревню. Роль попутного водителя в обеих ситуация идентична, - и в обоих случаях он не будет соучастником.

Таким образом, хищение динамического имущества (присвоение и растрата) должно считаться  оконченным при наличии одновременно двух обстоятельств:

1) умысла  на хищение вверенных материальных  ценностей;

2) замены  правомерного владения вверенным  имуществом неправомерным, выражающейся  в превышении правомочий, которыми  наделено виновное лицо по  отношению к похищаемому имуществу.

При отсутствии хотя бы одного из указанных обстоятельств  было бы неверно говорить об оконченном хищении.

Другое  дело - трудность установления названных  обстоятельств с точки зрения практики применения уголовно-процессуального  законодательства. Однако при решении  уголовно-правовых проблем в этом плане предполагается идеальная  ситуация.

С учетом специфики статического (находящегося на охраняемой территории) имущества  момент окончания его хищения  можно определить как совокупность следующих условий:

1) физическое (материальное) изъятие имущества  из места его нахождения;

2) установление  неправомерного владения имуществом  со стороны виновного (замена  владения), выражающееся в превышении  тех правомочий, которыми наделено  это лицо в отношении похищаемого  имущества;

3) наличие  реальной возможности, осознанной  виновным, пользоваться или распоряжаться  имуществом как своим собственным  (отсюда вытекает и необходимость  наличия умысла на хищение).

Растрата. По поводу содержания понятия «растрата» в теории уголовного права нет  существенных разногласий. Большинство  авторов справедливо полагают, что  растрата заключается в незаконном отчуждении с корыстной целью  вверенного имущества. При этом, определяя  объективную сторону растраты, они  почти все характеризуют ее через  перечисление конкретных способов отчуждения: продажа, потребление, дарение, издержание, израсходование, расходование, обмен и т.п.[11]

Конечно же, целесообразнее было бы найти какой-либо общий термин, который охватывал  бы все перечисленные способы  отчуждения, а точнее - способы изъятия  в форме растраты. Такое общее понятие растраты содержалось в Постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 8 октября 1973 г. N 13 «О ходе выполнения постановления Пленума Верховного Суда СССР от 11 июля 1972 года «О судебной практике по делам о хищениях государственного и общественного имущества»[12], и постановлении Пленума Верховного Суда СССР N 5 от 27 ноября 1981 г. «О повышении роли судов в борьбе с хищениями государственного и общественного имущества». В преамбуле последнего, в частности, было сказано: «...суды действия должностных лиц, выразившиеся в незаконном безвозмездном обращении с корыстной целью имущества предприятий, учреждений, организаций в собственность других лиц (растрата), предусмотренные ст.92 (ныне ст.160 УК РФ. – О.Б.) УК РСФСР, ошибочно квалифицируют как злоупотребление властью или служебным положением»[13]. 

Следовательно, судебная практика исходит из того, что растрата - это передача имущества  другому лицу с целью обращения  его в пользу последнего. При растрате неважно, в какой форме осуществлялась передача (продажа, дарение, обмен). Главное, что имущество с корыстной  целью безвозвратно передается другим лицам, на что направлен и умысел виновного. Думается, термин «передача» по своему содержанию более объемное понятие по сравнению с перечисленными выше способами отчуждения имущества (им не охватывается лишь потребление).

С таким  расширительным толкованием растраты не согласен

С.М. Кочои. Он считает, что при растрате чужое имущество израсходуется на личные нужды виновного, поэтому передачу чужого имущества или его отчуждение лицом, которому оно вверено, нельзя считать растратой[14]. Свою позицию автор подкрепляет ссылкой на ч.1 ст.312 УК РФ, в диспозиции которой законодатель наряду с растратой перечисляет отчуждение и незаконную передачу имущества, подвергнутого описи или аресту, вверенного виновному.

Действительно, в ст.312 УК законодатель отличает отчуждение и передачу вверенного имущества  от его растраты. В то же время  он не называет указанные действия наряду с присвоением и растратой  в ст.160 УК. Следовательно, если встать на позицию С.М. Кочои, обращение или передача вверенного имущества в пользу другого лица не охватываются ст.160 УК, т.е. либо указанные действия не относятся к хищению, либо они декриминализированы законодателем. Думается, существующую коллизию в УК следует отнести к серьезному законодательному пробелу.

Вернемся  к определению растраты по С.М. Кочои. Если растратой считать издержание (израсходование) вверенного имущества, как полагает С.М. Кочои, только на личные нужды виновного, то её невозможно будет отграничить от присвоения статического имущества, когда вверенное имущество (например, стройматериалы) вывозится виновным с охраняемой территории к себе на дачу (домой), там складируется, а через год начинает расходоваться на личные нужды - строительство дома (дачи, гаража и т.п.), которое продлится несколько лет. Какое преступление совершается в этом случае и когда оно будет считаться оконченным? Присвоение с момента вывоза имущества за пределы охраняемой территории (по такому пути идет судебная практика и считает большинство ученых) или приготовление (покушение) на растрату (такая квалификация напрашивается из определения С.М. Кочои)?

Несомненно, такая точка зрения на определение  растраты вполне объяснима непоследовательностью  и порой непониманием сущности рассматриваемого явления со стороны законодателя. А это в свою очередь вызвано  недостаточно глубокими исследованиями и теоретическими разработками в  этом направлении в науке уголовного права, и, следовательно, отсутствием  конкретных научно обоснованных предложений  по совершенствованию законодательства по рассматриваемой тематике.

Момент  окончания растраты также по-разному  определяется в юридической литературе, что вызывает трудности с его  определением на практике. Так, по мнению П.С. Матышевского, «растрата признается оконченным преступлением с момента обращения виновным вверенного ему имущества в свою пользу или в пользу другого лица»[15]. Из такого определения трудно уловить разницу между присвоением и растратой имущества в пользу виновного лица. Другому лицу может быть передано и уже присвоенное имущество.

Вопрос  о понятии присвоения и растраты, их разграничении является одним  из самых сложных в теории и  практике[16]. По данным, например, В.Н. Дерендяева, более 30% опрошенных им сотрудников правоохранительных органов «по различным причинам испытывали определенные трудности в квалификации присвоения и растраты»[17].