Брачность населения в РФ

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ —  ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ

Факультет  
 
 
 

Эссе

По дисциплине: «Демография»

Тема:

Брачность населения в Российской Федерации 
 
 
 
 

Выполнил: студент  
Преподаватель:     Васин С.А.

Москва –  200

     Что происходит с моделью брака и  семьи в России? Откладывается ли брак на более поздний возраст, оставаясь при этом всеобщей социальной нормой, или сам социальный институт зарегистрированного брака как формы совместной жизни утрачивает свои позиции? Можно ли полностью согласиться с распространенным убеждением, что вступлению в брак препятствуют экономические трудности и социальная напряженность, характерные для сегодняшней России? Или действуют какие-то другие, более глубокие причины?

     Попробуем хотя бы частично разобраться в этих вопросах, опираясь на имеющиеся данные государственной статистики, переписей населения и некоторых исследований. Но сначала целесообразно описать брачность в России, чтобы проследить сдвиги в формировании брачно-семейных отношений, которые произошли в последние полтора десятилетия, но до сих пор остаются незамеченными большинством россиян.

     В России, как и во всём мире, издавна были традиционны ранние браки. Но в Западной Европе традиция ранних браков была изжита не менее четырех веков назад. Там получил распространение новый тип брачности (назван Дж. Хаджналом «европейским»), появившийся в середине второго тысячелетия. Позднее вступление в брак и высокая доля людей, никогда не женившихся и не выходивших замуж, - вот его главные отличия от традиционного. К началу ХХ века во многих странах Западной Европы 70-80 процентов женщин в возрасте 20-24 года не были замужем. К 30 годам доля незамужних достигала 40, а порой и 50 процентов. Процент мужчин, не вступивших в брак в этих возрастах, был ещё выше.

     В России же, в ее нынешних границах, к началу ХХ столетия почти безраздельно господствовала традиционная ранняя и почти всеобщая брачность.

     Первая  всеобщая перепись населения Российской империи 1897 года показала, что к возрасту 50 лет почти все мужчины и  женщины состояли в браке: доля никогда не состоявших в браке к этому возрасту составляла 4% для женщин и 5% для мужчин (табл.1). Вероятно, среди стран Европы только Сербия и Болгария имели распространенность брака еще выше на два-три процентных пункта.

     Больше 50% всех невест и около 30% женихов в Европейской России были моложе 20 лет. Но в европейскую часть Российской империи входили прибалтийские губернии и некоторые другие районы со значительным протестантским и католическим населением, у которого тип брачности был близок к европейскому. Если же говорить о собственно России в границах близких к современным, то доля ранних браков была еще большей — в брак вступали сразу по наступлении социально признаваемого возраста совершеннолетия, который во второй половине XIX в. находился для девушки в интервале 13-16 лет, для юноши — 17-18 лет. Верхняя возрастная граница совершеннолетия совпадала с бракоспособным возрастом (табл. 2). В южнорусских областях девушка, не вышедшая замуж к 19 годам, считалась «застаревшей» и 20-летних невест начинали браковать: «есть, стало быть, недостаток, коль целых четыре года сидит в девках». В центральных и верхневолжских губерниях с 23-25 лет девушка — «перестарок», и женихи ее «обегают», а девица 25 лет — «засиделка», «вековуша», «старая». На Севере и в Сибири нормальный возраст для брака имел более широкие пределы и в среднем был на более высоком уровне. Но там браки после 25 лет для юношей и для девушек в том числе были редкостью. Там не менее 80% девушек вступали в брак к указанному возрасту.

     Если в прошлых веках нормой были браки между 13-14-летней невестой и 15-16-летним женихом, то к этому времени Россия отходила от этой брачной традиции. В 1774 году церковь указывала оптимальный возраст бракосочетания: 13 лет для девушек, 15 - для молодых людей. По императорскому указу 1830 года, минимальный возраст для вступления в брак был повышен до 16 лет для невесты и 18 лет для жениха. Однако крестьяне и нижние слои городского населения нередко обращались к духовным властям за разрешением выдать замуж дочь в более раннем возрасте. В качестве главного мотива выдвигалась необходимость иметь в доме работницу или хозяйку. Для получения разрешения на брак девушка проходила медицинское освидетельствование на физическую зрелость и очень часто не выдерживала испытания, когда экспертами были врачи, и, наоборот, получали свидетельство на зрелость, когда решение принимали сами священники.

     Традиции  ранних браков были еще очень сильны. Поэтому перемены хотя и происходили, были не очень ярко выражены и затронули только те губернии, где после аграрной реформы быстро развивалась промышленность, усиливались отходничество и миграционная подвижность крестьянства. Так, в неземледельческо-промышленной полосе, где на рубеже веков было сосредоточено примерно 18% населения Европейской России, между концом 1860-х и первым десятилетием ХХ века доля браков в возрасте 20 лет и моложе сократилась следующим образом: у женщин с 55,9 до 48,5%, у мужчин — с 39,5 до 29,9%. А в центрально-земледельческих губерниях (30% населения) за то же время не произошло почти никаких изменений, доля браков в возрасте 20 лет и моложе осталась на прежнем уровне: у женщин — более 65%, у мужчин — более 43%.

     По  словам Э. Коула, составившего карты доли состоящих в браке женщин в провинциях Европы, в том числе и в губерниях Европейской части России, тип брачности, похожий на европейский, присутствовал исключительно в Санкт-Петербургской губернии. По мере же удаления от Прибалтики в глубь России брачность приобретала все более традиционный характер. В центральных и юго-восточных губерниях средний возраст вступления в брак составлял не более 20 лет.

     В целом на рубеже XIX и XX веков по показателю среднего возраста вступления в первый брак Европейская Россия, даже с  учетом западных и северных губерний с их более поздней брачностью, была гораздо ближе к самым отсталым аграрным восточноевропейским странам, таким, как Болгария, Румыния, Сербия, или к Японии и другим странам Азии, нежели к странам Западной Европы и Северной Америки (табл. 3). Если в Западной Европе и Северной Америке средний возраст вступления в брак для женщин колебался в пределах 24-27 лет и для мужчин — в пределах 27-29 лет, то в России и для тех, и для других он был как минимум на 4 года ниже для обоих полов.

     Следовало бы думать, что значительные перемены, пережитые российским обществом и семьей в XX веке, приведут к переменам в традиционной возрастной модели брачности, к отходу от нее и сближению с европейской моделью. Сближение с европейской моделью подразумевает повышение среднего возраста вступления в первый брак и более широкое распространение окончательного безбрачия. Но, как ни странно, за 100 лет никаких видимых изменений в возрастных характеристиках вступления в первый брак для женщин не произошло.

     Правда, в России в 1930-х — 1950-х годах  наблюдалось повышение возраста вступления в брак, а поколения женщин 1910-1930 годов рождения характеризовались повышенной, по сравнению с предшествующими поколениями, долей никогда не состоявших в браке к концу жизни. Однако это было временное отступление от традиционной модели брачности, тогдашнее сближение российских характеристик брачности с наблюдаемыми в западных странах было вызвано не столько эволюционными процессами, сопровождавшими общую модернизацию российского общества, сколько кризисными проявлениями избранного способа модернизации и специфическими условиями жизнедеятельности поколений, переживших коллективизацию, репрессии, голод и войну.

     В начале 1990-х годов, как и сто лет назад, более 30% девушек вступало в брак в возрасте до 20 лет, более 80% к 25 годам хотя бы один раз выходили замуж. Половина всех девушек вступала в первый брак к возрасту 21 год (медианный возраст), а наиболее часто встречаемый возраст замужества, в соответствии с таблицей брачности за 1989-1993 годы, составлял 19 лет (модальный возраст), т.е. соответствовал наиболее распространенному возрасту невесты на территориях преимущественного проживания православного населения во второй половине XIX века (по таблице брачности для населения Европейской России за 1897 год, включавшей, как уже говорилось, территории с западноевропейским типом брачности, модальный возраст первого брака был равен 20 годам).

     Таким образом, в России социальная норма, определявшая возраст первого замужества как 18-22 года, существовала на протяжении жизни нескольких поколений, несмотря на гигантские политические и социально-экономические преобразования, произошедшие за это время в российском обществе. Вероятность вступить в брак до 20 лет, т.е. сразу же по достижении официального брачного возраста (18 лет), в начале 1990-х годов даже была несколько выше, чем в конце XIX века.

     Наша  страна неоднократно переживала неспокойные  периоды. Процесс вступления в брак испытывал в течение этих периодов сильные возмущения, а «нормальная» возрастная модель брака деформировалась. Углублённый анализ этой брачности ситуации представляется невозможным, потому что и с демографической статистикой в эти годы дело обстояли неважно.

     Для того чтобы понять, как социальные катаклизмы повлияли на средний возраст вступления в брак и распространенность окончательного безбрачия, требуется анализ возрастных характеристик вступления в брак на основе таблиц брачности для реальных поколений россиян, прошедших через все периоды XX века.

     Главные выводы, которые можно сделать  из анализа тенденций брачности  для поколений, родившихся в XX веке, сводятся к следующему. Вторая мировая война вызвала временную дестабилизацию брачности, затронувшую в первую очередь женские поколения 1920-х годов рождения, для которых возможности создания семей в годы войны были резко ограничены. В послевоенные годы подавляющее большинство представительниц данных когорт (почти 90%) все-таки смогло выйти замуж, но в более позднем возрасте, по сравнению со старшими поколениями, и нередко за женихов моложе себя, поскольку слишком многие ровесники мужского пола были убиты на войне. В результате максимальное увеличение доли никогда не состоявших в браке к 50 годам оказалось совсем небольшим — с 7-8% до 9-10%. А вот средний возраст первого брака для женщин, родившихся в первой половине 1920-х годов, возрос существенно — на 2-3 года по сравнению с поколениями, успевшими вступить в брак до войны.

     По  мере нормализации половых пропорций  населения в молодом возрасте, для чего потребовалось два-три  десятилетия, прежняя модель ранней брачности в России полностью восстановилась. Более того, тенденция к омоложению брачности в дальнейшем даже усилилась — уже в условиях нормального соотношения полов в бракоспособном возрасте. Так, частота браков 18-летних женщин, рожденных в начале 1970-х годов, достигла такого уровня, что превысила частоту браков во всех остальных однолетних возрастных группах. В результате к началу 1990-х годов возрастные характеристики первого брака оказались на уровне второй половины XIX века, т.е. вернулись к тем, какими они были когда-то у их прабабушек и прадедушек. Возраст сексуального дебюта, возраст начала брачной жизни и возраст рождения первенца оказались сближенными до предела. Мечта традиционалистов о слитности сексуального, брачного и репродуктивного поведения была вновь воплощена — но не в условиях пуританских «законов жизни» и «высокой морали» позднего сталинизма, а в результате размывания традиционных ценностей в эпоху брежневского застоя и горбачевской перестройки.

     Причины парадоксального омоложения брачности  в России в 1960-1980-х годов заключаются, главным образом, в низкой культуре планирования семьи при снижении возраста начала регулярной половой жизни, на которое указывали все, правда, не очень многочисленные обследования. Это приводило к высокой распространенности добрачных зачатий, что в свою очередь вело к заключению ранних браков. Известно, что среди всех детей, рожденных в 1960-1980-е годы в первом браке, 30-40% были зачаты до официальной регистрации брака, а у женщин до 20 лет эта пропорция составляла 50-60%. Нет поводов сомневаться, что практически все эти беременности были незапланированными, а часто и нежеланными. В результате главной причиной повышения вероятности заключения брака до 20 лет стала малодоступность контрацептивных средств и массовая безграмотность советских людей в сексуальной и контрацептивной сфере на фоне официальной табуированности темы для научных и общественных дискуссий. Даже между мужем и женой проблемы предохранения от беременности должным образом не обсуждались.

     Тем не менее, наиболее осведомленные российские демографы уже более тридцати лет назад понимали взаимозависимость между возрастом заключения брака, а так же рождением первенца и спецификой модели планирования семьи в России. М.С. Тольц в 1974 году писал: «Переход к широкому применению высокоэффективных и простых в употреблении гормональных контрацептивов, может быть, явится фактором, повышающим как брачный возраст (для женщины), так и возраст при рождении первого ребенка. Преждевременное наступление беременности уже не будет стимулировать более раннее вступление в брак в тех случаях, когда оно откладывается молодыми людьми. Эту возможную тенденцию следует принимать во внимание при составлении прогнозов рождаемости и брачности». Фактически, необходимые для осуществления этого прогноза условия появились в России только во второй половине 1990-х годов.

     Другим, более известным фактором, стала активизация государственной семейной политики начала 1980-х годов (предоставление ранее не существовавших отпусков по уходу за ребенком, появление официальной категории «молодая семья» с соответствующими льготами), которая значительно повысила рождаемость в молодом возрасте, и тем самым ускорила процесс снижения возраста вступления в брак. Само наличие свидетельства о браке повышало доступность социальные льгот, в частности, жилья.

     Наконец, нельзя не упомянуть и об официально не декларированной политике государства  по сдерживанию доступа к высшему  образованию, проявившей себя с особой силой со второй половины 1970-х годов. Высшее образование становилось  все более популярным, особенно в городах. В то же время плановые и перспективные балансы трудовых ресурсов обнаруживали растущий дефицит рабочих рук, что воспринималось экономистами того времени весьма болезненно, учитывая экстенсивный характер развития советской экономики и гипертрофированно индустриальную структуру занятости. Так, один из ведущих советских экономистов писал в то время: «Желание нашей молодежи получать высшее образование — явление прогрессивное, и по мере создания необходимых материальных предпосылок оно будет реализовываться. Однако необходимо преодоление чрезмерной ориентации молодежи, окончившей среднюю школу, на поступление в высшие учебные заведения».