Преподобный Варсонофий

Здесь же, в «хибарке», и услышал Павел  Иванович поразившие его слова преподобного: «Искус должен продолжаться ещё два  года, а после приезжайте ко мне, я вас приму». Дано было и послушание – жертвовать на определённые храмы  некоторые суммы из своего довольно высокого жалования полковника.

 

Из блестящего военного в одну ночь он стал старцем

В 1881 году Павел заболел воспалением  лёгких. Когда, по просьбе больного, денщик начал читать Евангелие, последовало  чудесное видение, во время которого наступило духовное прозрение больного. Он увидел открытыми небеса, и содрогнулся  весь, от великого страха и света. Вся  жизнь пронеслась мгновенно перед  ним. Глубоко проникнут был Павел Иванович сознанием покаяния за всю свою жизнь, и услышал голос свыше, повелевающий ему идти в Оптину Пустынь. У него открылось духовное зрение. По словам старца Нектария, « из блестящего военного в одну ночь, по соизволению Божиему, он стал старцем».

К удивлению всех, больной стал быстро поправляться, а по выздоровлении  поехал в Оптину. Преподобный Амвросий велел ему покончить все дела в три месяца, с тем, что, если он не приедет к сроку, то погибнет.

 

Преодолел все препятствия

И вот тут начались препятствия. Поехал он в Петербург за отставкой, а  ему предложили более блестящее  положение и задерживают отставку. Товарищи смеются над ним, уплата денег задерживается, он не может  завершить свои дела, ищет денег  взаймы и не находит. Но его выручает старец Варнава из Гефсиманского скита, указывает ему, где достать денег, и тоже торопит исполнить Божие повеление. Люди противятся его уходу из мира, находят ему даже невесту. Только мачеха, заменившая ему родную мать, радовалась и благословила его на иноческий подвиг.

С Божией помощью, полковник Плиханков преодолел все препятствия и явился в Оптину Пустынь в последний день своего трёхмесячного срока. Старец Амвросий лежал в гробу в церкви, и Павел Иванович приник к его гробу.

 

Скорби послушника

Десятого  февраля 1892 года Павел Иванович был  зачислен в число братства Иоанно-Предтеченского скита и одет в подрясник. Каждый вечер в течение трех лет ходил он для бесед к старцам: сначала к преподобному Анатолию, а затем к преподобному Иосифу, преемникам старца Амвросия. Новый послушник не позволил себе никаких подготовительных этапов и сразу начал подвижнический образ жизни. Видя стремительное духовное возрастание инока, враг рода человеческого начал делать всё возможное, чтобы привести его в отчаяние и изгнать из скита. Он восстанавливал против него некоторых братьев. Послушник Павел не поддавался, вёл себя смиренно, однако, многого ему это стоило.

Духовное  чадо отца Варсонофия, отец Никон, позднее записал в своём дневнике: «Сейчас мне Батюшка говорил о том, как он переносил скорби, когда был послушником. Переносил Батюшка скорби, рассуждая так: «Должно быть, я достоин этих всех скорбей. Значит, все они нужны, чтобы смыть с меня гордыню и прочие страсти». Переносил Батюшка скорби, никому не говоря о них, не жалуясь, стараясь не озлобляться на обидчиков. Мало того, чтобы только перенести оскорбления, надо позаботиться и о том, чтобы не озлобиться на нанёсшего оскорбление. «Иногда, - говорил Батюшка в другой раз, - приходилось так, что впору уходить из Скита, - но я решил лучше умереть, нежели уйти. Я имел твёрдую надежду на Бога и Его Пречистую Матерь. Встану, бывало, перед Казанской иконой Божией Матери, помолюсь – и легче мне станет».

 

Все степени иноческие

Преподобный Анатолий дал новоначальному послушание быть келейником иеромонаха Нектария, последнего соборно избранного старца Оптиной того времени. Около отца Нектария его келейник прошёл в течение десяти лет все степени иноческие: через год, двадцать шестого марта 1893 года, Великим постом послушник Павел был пострижен в рясофор, в декабре 1900 года по болезни пострижен в мантию с именем Варсонофий, двадцать девятого декабря 1902 года рукоположен в иеродиакона, а первого января 1903 года был рукоположен в сан иеромонаха.

 

В 1903 году преподобный Варсонофий был назначен помощником старца и одновременно духовником Шамординской женской пустыни и оставался им до начала войны с Японией.

 

На фронте

В 1904 году начинается Русско-японская война, и преподобный Варсонофий за послушание отправляется на фронт: обслуживать лазарет имени преподобного Серафима Саровского, исповедовать, причащать, соборовать раненых и умирающих солдат. Он сам неоднократно подвергается смертельной опасности. В духовной беседе с чадами он рассказывал: «Когда я встретился лицом к лицу с русскими ранеными воинами, я убедился, какая бездна христианской любви и самоотвержения заключается в сердце русского человека, и нигде, может быть, они не проявляются в такой изумляющей силе и величии, как на поле брани. Только в тяжкие годины войн познаётся воочию, что вера Христова есть дыхание и жизнь русского народа».

Возвращаясь домой из Маньчжурии, отец Варсонофий снова подвергался смертельной опасности. Позднее, его духовный сын, отец Никон, запишет в своём дневнике об этом жизненном этапе своего наставника: «Батюшка рассказал, каким опасностям смертным подвергался он: Первое – как Батюшка чуть было не сошёл с вагона на самом быстром ходу, полагая, что дверь затворена; Второе – как было у Батюшки предчувствие не садиться на поезд, и он не сел, а поезд, действительно, по какой-то причине разлетелся вдребезги. И когда уже на другом поезде Батюшка приехал, то увидел только груду обломков и массу кровавых тел; Третье – как Батюшку намеревались убить... в глухом месте. И как Господь спасал дивно от всех этих опасностей, а, может быть, и многих других, которых Батюшка не заметил».

 

Монаху простому нужен терпения воз, а настоятелю – целый обоз

По  возвращении после окончания  войны в Оптину Пустынь, в 1907 году, отец Варсонофий был возведён в сан игумена, и назначен святейшим Синодом настоятелем Оптинского Скита вместо тяжело болевшего отца Иосифа.

Старец  Иосиф был уже так слаб, что  не выходил из кельи. Конечно, дела скитские – хозяйственные – оказались  несколько запущенными. «Когда я  принимал настоятельство от отца Иосифа, - вспоминал отец Варсонофий, - то он вручил мне сто рублей денег, с которых пятьдесят четыре рубля велел заплатить одному козельскому торговцу, у которого он брал для Скита рыбу и другие припасы. Следовательно, осталось сорок шесть рублей на содержание Скита.

Сначала приходило на ум, как я на такие  средства буду содержать Скит, но затем  я успокоился, положившись на волю Божию. Ведь Скит-то не мой, а Иоанна Крестителя, он нас и прокормит, чего мне смущаться. И действительно, Иоанн Креститель не оставил скит. Мы ни в чём не нуждались. Рекой полились пожертвования»

Он  умолчал, однако, о первом пожертвовании, внесённом в скитскую казну, - собственных  сбережениях – всего шестьдесят тысяч. Новый скитоначальник твёрдой рукой уплатил долги, отремонтировал скит, обновил ризницу, устроил библиотеку. Он умел со строгостью соединять нежно-любовное отношение к скитской братии, был полон забот о них.

Конечно, теперь вовсе не стало у него покоя. Часто припоминал он сказанное старцем  Амвросием: «Монаху простому нужен  терпения воз, а настоятелю – целый  обоз».

 

Слава о нем разносится по всей России

К этому времени слава о нем  разносится уже по всей России. Ушли в вечные обители святой праведный  отец Иоанн Кронштадтский, преподобный  старец Варнава Гефсиманский. Страна приближалась к страшной войне и неизмеримо более страшной революции, житейское море, волнуемое вихрями безумных идей, уже «воздвизалось напастей бурею», люди утопали в его волнах...

 

Как в спасительную гавань, стремились они в благословенный Оптинский скит к преподобному Варсонофию за исцелением не только телес, но и истерзанных, истомленных грехом душ, стремились за ответом на вопрос: как жить, чтобы спастись? Он видел человеческую душу, и по молитвам ему открывалось в человеке самое сокровенное, а это давало ему возможность воздвигать падших, направлять с ложного пути на истинный, исцелять болезни, душевные и телесные, изгонять бесов.

 

Духовные дары Старца

Как надо исповедоваться

Его дар прозорливости особенно проявлялся при совершении им Таинства исповеди. С.М. Лопухина рассказывала, как, приехав 16-летней девушкой в Оптину, она попала в «хибарку», в которой принимал старец. Преподобный Варсонофий увидел ее и позвал в исповедальню и там пересказал всю жизнь, год за годом, проступок за проступком, не только указывая точно даты, когда они были совершены, но также называя и имена людей, с которыми они были связаны. А завершив этот страшный пересказ, велел: «Завтра ты придешь ко мне и повторишь мне все, что я тебе сказал. Я хотел тебя научить, как надо исповедоваться»...

 

Ну, и векселёк же вы разорвали

Елена Александровна Нилус рассказывала, что как-то раз, когда она с мужем, как обычно, пришли на исповедь к Старцу, (а он их исповедовал одновременно, зная, что у них нет тайн друг от друга), отец Варсонофий спросил Сергея Александровича Нилуса, совершил ли он такой-то грех. «Да, - ответил Нилус, - но я это и за грех не считал». Тут Старец объяснил ему грешность его деяния и воскликнул: «Ну, и векселёк же вы разорвали, Сергей Александрович».

 

Летишь от Старца как на крыльях...

Начинавший  свой монашеский путь в скиту Оптиной Пустыни, игумен Иннокентий (Павлов) спустя несколько десятилетий вспоминал об отце Варсонофии: «Это был замечательный Старец, имевший дар прозорливости, каковую я сам на себе испытал, когда он принимал меня в монастырь и в первый раз исповедовал. Я онемел от ужаса, видя перед собой не человека, а ангела во плоти, который читает мои сокровеннейшие мысли, напоминает факты, которые я забыл... Я был одержим неземным страхом. Он меня ободрил и сказал: «Не бойся, это не я, грешный Варсонофий, а Бог мне открыл о тебе. При моей жизни никому не говори о том, что сейчас испытываешь, а после моей смерти можешь говорить».

Далее отец Иннокентий вспоминает о том, как  Старец принимал братию, не спеша задавая вопросы, выслушивая и давая наставления. При этом он совершенно одинаково относился как к старшим, так равно и к самым последним. Он знал до тонкости душевное устроение каждого. Бывало, после исповеди или откровения помыслов, какая бы скорбь, печаль и уныние ни угнетали душу, всё сменялось радостным настроением, и, бывало, летишь от Старца как на крыльях от радости и утешения».

 

Начал говорить мои грехи как  будто читал по раскрытой книге...

А вот какие поразительные воспоминания об исповеди у старца оставила его  духовная дочь:

- Дошли мы  до скита, враг всячески отвлекал  меня и внушал уйти, но, перекрестившись,  я твёрдо вступила в хибарку... Перекрестилась я там на икону Царицы Небесной и замерла.

Вошёл Батюшка, я стою посреди келии... Батюшка подошёл к Тихвинской и сел...

- Подойди  поближе.

Я робко подошла.

- Стань на  коленочки... У нас так принято, мы сидим, а около нас по смирению, становятся на коленочки.

Я так прямо  и рухнула, не то, что стала... Взял Батюшка меня за оба плеча, посмотрел  на меня безгранично ласково, как  никто никогда не смотрел, и произнёс:

- Дитя моё,  милое, дитя моё сладкое, деточка  моя драгоценная! Тебе двадцать  шесть?

- Да, Батюшка.

- Тебе двадцать  шесть, сколько лет тебе было  четырнадцать лет тому назад?

Я, секунду  подумавши, ответила:

- Двенадцать.

-Верно, и  с этого года у тебя есть  грехи, которые ты стала скрывать  на исповеди.

Хочешь, я  скажу тебе их?

- Скажите  Батюшка, - несмело ответила я.

И тогда Батюшка  начал по годам и даже по месяцам  говорить мои грехи так, как будто  читал их по раскрытой книге...

Исповедь, таким  образом, шла двадцать пять минут. Я  была совершенно уничтожена сознанием  своей греховности и сознанием  того, какой великий человек передо мной.

Как осторожно  открывал он мои грехи, как боялся, очевидно, сделать больно и в то же время как властно и сурово обличал в них, а, когда видел, что я жестоко страдаю, придвигал  ухо своё к моему рту близко-близко, чтобы я только шепнула:

- Да...

А я ведь в  своём самомнении думала, что выделяюсь  от людей своей христианской жизнью. Боже, какое ослепление, какая слепота  духовная!

- Встань, дитя  моё!

Я встала, подошла  к аналою.

- Повторяй  за мной: « Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей». Откуда эти слова?

- Из Пятидесятого  псалма.

- Ты будешь  читать этот псалом утром и  вечером ежедневно.

- Какая икона  перед тобой?

- Царицы Небесной.

- А какая  это Царица Небесная? Тихвинская. Повтори за мной молитву...

Когда я наклонила  голову, и Батюшка, накрыв меня епитрахилью, стал читать разрешительную молитву, я  почувствовала, что с меня свалились  такие неимоверные тяжести, мне  делается так легко и непривычно...

- После всего,  что Господь открыл мне про  тебя, ты захочешь прославлять  меня, как святого, этого не  должно быть – слышишь? Я  человек грешный, ты никому  не скажешь...

Сокровище ты моё..., помози и спаси тебя Господь!

Много - много  раз благословил меня опять батюшка  и отпустил...

 

 

 

Это была моя тайна, откуда он мог  узнать?

Иногда  батюшка вёл беседы перед исповедью, открывая души присутствующих; при  этом он и не смотрел ни на кого, чтобы  не смущать, и явно не указывать. Вот  только один пример такой беседы, по воспоминаниям духовного чада отца Варсонофия: «Батюшка беседовал в одной приёмной и говорит: «Полюбила одна барышня молодого человека, а он не отвечал ей своей взаимностью и ухаживал за другой. Тогда в барышне возникло чувство ревности, и она захотела отомстить молодому человеку. Она воспользовалась тем обстоятельством, что он ходил постоянно кататься на коньках, на тот же каток, куда ходила и она. У неё пронеслась мысль: «искалечу его, пускай он не достанется и моей сопернице». И вот, когда он раскатился, она ловко подставляет ему подножку, тот упал назад и сломал себе руку. Но это ещё, слава Богу, мог бы получить сотрясение мозга и умереть. И было бы смертное убийство. И такие случаи часто забываются на исповеди».

Во  время этого рассказа, я почувствовал, что в мои плечи впились  чьи-то пальцы. Я оглянулся и увидел, что ухватилась за меня одна девушка  восемнадцати лет, моя родственница, побледневшая как полотно. Я подумал, что ей просто дурно сделалось  от духоты, и поддержал её. А она  потом мне говорит: «Да ведь это  Батюшка меня описал! Это была моя  тайна, откуда он мог узнать?!»