Проблема сознания в психологии

Итак, применение метода интроспекции подкреплялось еще соображениями об особых преимуществах этого метода.

В психологии конца 19 века начался  грандиозный эксперимент по проверке метода интроспекции. Научные журналы  того времени были наполнены статьями с интроспективными отчетами; в них  психологи с большими подробностями описывали свои ощущения, состояния, переживания, которые появлялись у них при предъявлении определенных раздражителей, при постановке тех или иных задач.

Надо сказать, что это не были описания фактов сознания в естественных  жизненных обстоятельствах, что само по себе могло бы представить интерес. Это были лабораторные опыты, которые проводились в «строго контролируемых условиях», чтобы получить совпадение результатов у разных испытуемых.

Эксперименты наиболее строгих  интроспекционистов (Э. Титченера и его учеников) осложнялись еще двумя дополнительными требованиями.

Во – первых, интроспекция должна была направляться на выделение простейших элементов сознания, то есть ощущений и элементарных чувств.

Во – вторых, испытуемые должны были избегать в своих ответах терминов, описывающих внешние объекты, а говорить только о своих ощущениях, которые вызывались этими объектами, и о качествах этих ощущений. Например, испытуемый не мог сказать: «Мне было предъявлено большое, красное яблоко». А должен был сообщить примерно следующее: «Сначала я получил ощущение красного, и оно затмило все остальное; потом оно сменилось впечатлениями круглого, одновременно с которым возникло легкое щекотание в языке, по – видимому, след вкусового ощущения. Появилось также быстро преходящее мускульное ощущение в правой руке…».

Ответ в терминах внешних объектов был назван Э. Титченером «ошибкой стимула» - известный термин интроспективной  психологии, отражающий ее атомистическую направленность на элементы сознания. Такая интроспекция получила название «аналитической интроспекции», поскольку ее результатом должно было быть получение «сенсорной мозаики» того или иного образа. А направление, которое опиралось на подобную методологию исследования, стало называться структурализмом (хотя подлинный смысл слова «структура» при этом выхолащивалось: ведь речь шла, скорее, не о структуре образа, а  о простой сумме входящих в него элементов – ощущений).

По мере расширения такого рода исследований стали обнаруживаться крупные проблемы и трудности.

Во – первых, становилась все  более очевидной бессмысленность  этой «экспериментальной психологии».

Другим неприятным следствием были накапливающиеся противоречия в  результатах. Результаты не совпадали  не только у различных авторов, но даже иногда у одного и того же автора при работе с разными испытуемыми.

Больше того, зашатались основы психологии – элементы сознания. Психологи  стали находить такие содержания сознания, которые никак не могли  быть разложены на отдельные ощущения или представлены в виде их сумм. Не отдельные звуки определяют мелодию, не простая их совокупность, говорили представители гештальтпсихологии, а  какое – то особое качество, которое связано с отношениями между звуками. Это качество целостной структуры (нем. – «гештальта»), а не суммы элементов.

Наконец, стали выявляться неосознаваемые причины некоторых явлений сознания. Вот пример того, что очень многое в человеческой психике ускользает от самонаблюдения. Об этом говорит  Г. Модели: «Сознание не дает никакого отчета о существенных материальных условиях, которые лежат в основании каждого душевного явления и определяют его характер: при уничтожении деятельности оптических бугров человека болезнью или каким – нибудь другим путем он не сознает, что сделался слепым, пока опыт не убеждает его в этом… Известны другие случаи, подобные случаю со служанкой…:служанка эта в бреду горячки повторяла длинные тирады на еврейском языке, которых она не понимала и не могла повторить в здоровом состоянии, но которые она слышала, когда жила у священника, который громко читал их… Сознание не открывает ничего относительно того процесса, которым одна мысль вызывает к деятельности другую… Изобретения даже самим изобретателям кажутся делами случая, счастья;…самые лучшие мысли автору всегда являются так неожиданно, что удивляют его самого; и  поэт в минуты творческого вдохновения пишет не сознательно, а как бы под диктовку (цит. по Соколовой Е. Е стр 208).

Таким образом, метод интроспекции не смог выступать научным методом  изучения сознания; интроспекция «просматривает» ряд интересных факторов; это очень субъективный метод.

Итак, обнаружился ряд фундаментальных  недостатков метода интроспекции. Они  были настолько существенны, что  поставили под сомнение метод  в целом, а с ними и предмет  психологии – сознание.

Как альтернатива интроспективной психологии выступил бихевиоризм, представителем которого явился Джон Уотсон. Он заявил, что наука может изучать только то, что объективно наблюдаемо и регистрируемо; переживания же – это нечто субъективное, которое научно изучаться вообще не может (пусть литература занимается этими переживаниями, описывает их и так далее). Поэтому психология должна сменить свой предмет: изучать поведение человека и животных, под которым следует понимать совокупность внешне наблюдаемых и  регистрируемых объективно реакций на определенные воздействия (стимулы) из внешней среды. Психолог должен заниматься выяснением вопроса, на какой стимул следует та или иная реакция и какие стимулы нужны человеку, чтобы воспитать из него полезного члена общества (то есть отвечающего «нужным» обществу реакциями)… В этой системе интроспекции вообще не было места.

Но помимо такого предложения сменить  предмет психологии были предложены и другие варианты метода интроспекции.

Один из них был  предложен в так называемой Вюрцбургской школе, которая занималась изучением мышления человека методом «систематической интроспекции». Ярким представителем этой школы был О. Кюльпе. Он говорил: «Лишь только опытные испытуемые на основании самонаблюдения над переживаниями во время исследования начали сообщать непосредственно после опыта полные и беспристрастные данные о течение душевных процессов, тотчас же обнаружилась необходимость расширения прежних понятий и определений. Было обнаружено существование таких явлений, состояний, направлений, актов, которые не подходили под схему старой психологии. Испытуемые стали говорить на языке жизни, а представлениям во внутреннем мире отводили лишь подчиненную роль. Они знали и думали, судили и понимали, схватывали смысл и толковали общую связь, не пользуясь существенной поддержкой случайно всплывающих при этом чувственных представлений. Приведем несколько примеров. Испытуемых спрашивают, понимают ли они предложение: «Лишь только золото замечает драгоценный камень, оно тотчас же признает превосходство его сияния и услужливо окружает камень своим блеском». В протокол после того вносится: «Вначале я обратил внимание на выделенное слово золото. Я понял предложение тотчас же, небольшие трудности составило только слово видит. Далее мысль перенесла меня вообще на человеческие отношения с намеком на порядок ценностей. В заключение я имел еще что – то вроде взгляда на бесконечную возможность применения этого образа». Здесь описан процесс понимания, который происходит без представлений, но лишь при посредстве отрывочного внутреннего языка… Мысли являются не только чистыми знаками для ощущений, они вполне самостоятельные образования, обладающие самостоятельными ценностями, о мыслях можно говорить с той же определенностью. Как и о чувственных впечатлениях…(6, стр 22,25).

В экспериментальных  исследованиях Вюрцбургской школы  на первый план выступили активность сознания, его процессуальность. Кюльпе не раз повторяет, что в его  школе «заговорили на языке жизни», то есть попытались посмотреть на сознание не через призму абстрактных его «элементов», а ухватить его процессуальную, действенную сторону, в частности, понять мышление как акты различного типа: понимание, суждение, установление отношений, схватывание общего смысла… И это изучалось в данной школе путем метода все той же интроспекции, но интроспекции определенного типа, названной «методом систематической интроспекции», которая была направлена на выделение и изучение отдельных фаз процесса мышления.

За  изменением характера  интроспективного изучения сознания в  конкретных исследованиях Вюрцбургской школы лежит иная точка зрения на сознание и методы его изучения. Эти исследования прямо вытекают из программы построения психологии как самостоятельной науки, которая была – в качестве альтернативы Вундтовской – предложена австрийским философом, в пошлом священником, Францем Брентано. Его труд «Психология с эмпирической точки зрения», в котором изложена эта программа, вышел а 1874 году.

Его понимание сознания восходит к Аристотелю, который в  свое время дал «функциональное  определение» души: душа есть совокупность наиболее существенных функций живого тела. Для Брентано душа была субстанциональным носителем психических процессов, или актов, но он призывал изучать не ее, а эти акты, причем также интроспективно. Но понимание сознания и методов его изучения у Вундта и у Брентано различны.

Вундт говорил о сознании как «совокупности сознаваемых  нами состояний», то есть явлений, содержаний, которые как на сцене сменяют  друг друга; Брентано же считал то, что  Вундт называет состояниями сознания, вовсе не являются таковыми. Содержания ощущений, восприятий и тому подобное принадлежат внешнему миру, тогда как то, благодаря чему эти содержания появляются в сознании, а именно – акты представления, суждения, чувствования – это, несомненно, акты психические.

Для прояснения этих общих  рассуждений приведем пример. Допустим, человек дает интроспективный отчет: «Я вижу зеленое». По Вундту психолог должен изучать ощущение «зеленого», по Брентано, - сам акт видения, восприятия («вижу»).

При этом различались взгляды Вундта и Брентано на методы исследования сознания: Вундт в своей лаборатории культивировал метод типа «аналитической интроспекции», Брентано считал необходимым изучать сознание как единство всех духовных актов методом так называемого «внутреннего восприятия», то есть непредвзятого и «непосредственного» восприятия всего того, что совершается в сознании. Вундт стоял за эксперимент, Брентано отрицал возможность такового в психологии. Эти идеи Брентано получили развитие в разных психологических школах. Вюрцбургская школа взяла у него идею активности сознания, понимания психических функций как актов, направленных на внешний мир, но пыталась в отличие от Брентано изучать эти функции экспериментально. В целом Вюрцбургская школа входила в состав заметного течения в психологии, которое и шло от Брентано, течения, альтернативного структурализму, - функционализма. Среди функционалистов были не только австрийцы и немцы, но и американские психологи. В. Джеймс, о котором уже говорилось, считается даже родоначальником американского функционализма.

Итак, пользуясь своим  вариантом интроспекции, Вюрцбургская школа смогла получить интересные результаты относительно особенностей мышления, например, таких, как его целенаправленность, целесообразность и безобразность.

Был еще и третий вариант метода интроспекции, который был назван методом феноменологического наблюдения. Этот метод использовался в психологической школе, которая называлась гештальтпсихологией. Гештальтпсихологии с особой силой протестовали против «лабораторного человека» Титченера. Вот, что считал один из основателей гештальтпсихологии, немецкий исследователь Курт Коффка: «Главным слабым местом экспериментальной психологии была  ее оторванность от жизни. Чем более работали психологи – эксперименталисты, тем менее пригодными оказывались результаты их работы для разрешения ряда задач… Историка и филолога, педагога и психопатолога беспрестанно одолевали психологические проблемы, которыми пренебрегала или, как казалось, с которыми не в состоянии была справиться экспериментальная психология… Может показаться, как будто бы самонаблюдение и было причиной неудачи (5, стр123).

В этих словах можно заметить, что Коффка не считает, что причиной неудачи титченеровских исследований было самонаблюдение как таковое. Он критикует лишь способ такого самонаблюдения, но не его самого. Он предлагает новый вариант самонаблюдения, истоки которого следует искать опять – таки у Брентано в его идее «внутреннего восприятия».

«Вместо описания данного  целого при помощи перечисленных  элементов, на которые оно может быть разделено анализом, мы придерживаемся взгляда, что целое должно рассматриваться именно как целое в его специфическом характере, и что его части – ибо целое почти всегда содержит части,  - не являются отдельными частями конгломерата, а истинными органическими членами, т. е. что ряд свойств этих частей принадлежит им постольку, поскольку они являются частями данного целого», - слова Коффки.

Таким образом, психолог должен встать в позицию «наивного  наблюдателя» и описывать возникающие у него впечатления без специального (искусственного) членения их на отдельные элементы, которые могут быть выделены только в абстракции, а реально их свойства определяются законами целого, в которое они входят.

Далее, если не развести понятия самонаблюдение и интроспекция, то есть метод интроспекции как основное или даже единственное орудие познания психики и простое самонаблюдение, которое сопровождает нас на протяжении всей нашей жизни и не претендует на то, чтобы быть исключительным средством познания самого себя, может возникнуть путаница.