Проблема сознания в психологии

Л. С. Выготский думал по этому  поводу так: «Прав Павлов, когда говорит, что можно жить субъективными  явлениями, но нельзя их изучать. Ни одна наука невозможна иначе, чем при  разделении непосредственного переживания от знания; удивительное дело – только психолог – интроспекционист думает, что переживание и знание совпадают. Если бы сущность и форма проявления вещей непосредственно совпадали, говорит Маркс, была бы излишней всякая наука… Если в психологии явление и бытие – одно и то же, то каждый есть ученый – психолог и наука невозможна, возможна только регистрация. Но очевидно, одно дело жить, переживать, и другое – изучать, как говорит Павлов» (2, стр 294).

А вот слова Теплова  Б. М.: «От того, что человека посадят  в лабораторию, дадут ему инструкцию и будут записывать его показания, острота и глубина его внутреннего  зрения не изменится. Психолог, ставящий интроспективный эксперимент с  целью узнать механизм процесса мышления или запоминания, подобен физику, который посадил бы человека в специальную комнату и дал ему инструкцию с величайшим вниманием рассмотреть атомное строение тела. Никакой планомерный подбор тел, …никакая тренировка наблюдателей не сделают этого действия менее нелепым. Простым глазом нельзя увидеть атомное строение тела. Простым внутренним глазом нельзя увидеть механизм психических процессов. Всякие попытки в этом направлении – потеря времени. К познанию самих психических процессов можно подойти только опосредствовано, путем объективного исследования. Всякая наука есть опосредованное познание» (16, стр 298).

Интроспекционисты же пытались «непосредственно» увидеть законы психической жизни. Но даже сам человек, способный наблюдать себя, делает выводы о своих психических особенностях на основании не «внутреннего их восприятия», а такого же опосредованного познания.

Теплов Б. М. Продолжает: «Наиболее важные знания о себе человек  получает опосредствованно, т. е. теми же принципиально способами, которые доступны и другим людям. Путем интроспекции нельзя установить запасы своей памяти, нельзя установить, что я помню и знаю… Чтобы узнать, запомнил ли человек данное содержание или нет, надо испытать, воспроизводиться ли это содержание при тех стимулах, при тех воздействиях, которые – насколько можно предполагать – связаны у данного человека  с интересующим нас содержанием… Интроспекция не является средством определения собственных знаний. Совсем очевидно, что она не является средством определять собственные умения и навыки. Единственный путь для этого – попробовать сделать, т. е. путь опосредствованный, объективный. Внутреннее восприятие тут ничем не поможет. Если человек иногда (но далеко не всегда!) лучше, чем другие, знает, что он умеет, то только потому, что он чаще имел случай испробовать себя, а не потому, что у него имеется какое – то особое орудие для познания собственных умений» (16, стр 298).

Таким образом, метод  интроспекции и самонаблюдения не есть одно и то же: «переживание» не есть научное познание в психологии.

 Теперь перейдем  к нашим отечественным психологам. А как они понимали сознание? И начнем с «Моцарта психологии»:  Л. С. Выготского.

Он пришел в «официальную»  психологию в 27 лет. В Ленинграде тогда  проходил второй Всероссийский съезд  по психоневрологии. Там и выступил Выготский со своим докладом. «Он говорил о том значении, которое имеет научный подход к сознанию человека, к процессу его развития, об объективных методах исследования этих процессов», - вспоминает К. Е. Левитин (цит. По Соколовой Е. Е, стр 397).

Дело в том, что в  то время (1924 г.) существовала отдельно психология сознания и психология поведения. Отдельного направления классической интроспекции не было, остались только ее идеи. Преемницей этих идей была школа  гештальтпсихологии. Она понимала сознание как целостный феномен. Ею использовался субъективный метод исследования сознания. Бихевиоризм, рефлексология Бехтерева, реактология Корнилова занимались изучением поведения. Перечисленные течения не ставили сознание специальным предметом изучения, но и не отрицали его. Но опять же понимание сознания носило характер субъективистского.

У Л. С. Выготского начинает складываться совершенно иной подход к объективному изучению человеческого  сознания. Для него было ясно, что  нельзя объяснять явления сознания из самого сознания, как это было в современной ему субъективной психологии, (объективная психология сохраняла принципиально тоже понимание сознания). Нужно было искать другой объяснительный принцип этого сознания в какой – то принципиально иной реальности, вне сознания. Вот как характеризует эту основную идею Выготского А. Р. Лурия: «Чтобы понять внутренние психические процессы, надо выйти за пределы организма и искать объяснения в общественных отношениях этого организма со средой. Он любил повторять: тот, кто надеется найти источник высших психических процессов внутри индивидуума, впадает в ту же ошибку, что и обезьяна, пытающаяся обнаружить свое отражение в зеркале позади стекла. Не внутри мозга или духа, но в знаках, языке, орудиях, социальных отношениях таится разгадка тайн, интригующих психологов (цит. По Соколовой Е. Е стр 402).

Известный психолог  В. В. Давыдов несколько иначе характеризует  детерминирующий сознание слой реальности: у Выготского, согласно Давыдову, сознание предстает как момент трудовой деятельности человека (цит. По Соколовой Е. Е. стр 403). Именно такое «деятельностное» рассмотрение сознания имеет своим следствием идею «психологических орудий», аналогичных орудиям человека.

Выготский считает, что  человеческое поведение отлично от поведения животных, оно опосредствовано орудиями и социально по происхождению. Психическая деятельность тоже опосредствована орудиями, правда, орудия эти другие: речь. У животных нет речи, которая регулирует психические процессы, а значит и нет психической деятельности. Сознание и психика не возникают в деятельности, а скорее предшествуют ей. «Сознание не внутри нас, а вне нас», оно опирается на внешние знаковые системы. И только потом внешнее становится внутренним: происходит процесс так называемой интериоризации.

Д. Б. Эльконин, рассматривая труды Л. С. Выготского, употребил  термин «не классичность» психологии Выготского, имея в виду то, что до Выготского сознание всегда было внутренним процессом человека и понятия  «сознание» и «поведение» разводились. Выготский же занял, действительно, «не классическую», т. е. отличную от других представлений позицию. Вот как он писал: « Слово играет центральную роль в сознании в целом… Речь есть знак для общения сознаний… Сотрудничество сознаний движет значениями, определяет развитие значений… Путь от вещи к ребенку и от ребенка к вещи лежит через другого человека… Со – знание… Сознание человека есть сознание, формирующееся в общении» (цит. По Соколовой Е.Е стр 418).

На этом основании  ученик С. Л. Рубинштейна А. В. Брушлинский говорит о недеятельностной концепции Выготского, противопоставляя его деятельностному подходу Рубинштейна.

Но Выготский очень  близок в своих идеях с П. П. Блонским и А. Н. Леонтьевым.

С П. П. Блонским его роднят две идеи:

аналогия между орудиями и знаками в поведении ребенка, где под знаком понималась речь, как средство организации собственного поведения, подобно тому как орудие есть средство воздействия на внешний мир и средство его организации.

Историзм в подходе  к изучению поведения. Это означало, во – первых, реальное прослеживание формирования той или иной психической функции и сознания в целом, а также сравнительно – генетические исследования сознания человека и психики животных, сознания взрослого человека и психики ребенка, сознание здорового и больного человека.

С А. Н. Леонтьевым Выготский  разделяет мнение по поводу социальной пристрастности психики. Обладая сознанием, человек может более объективно воспринимать мир, т. е. с разных сторон и непредвзято, он может увидеть  себя глазами других людей. Такой способности нет у животных.

Ко всему сказанному следует добавить представления  Выготского о строении сознания.

Каждый человек имеет  высшие и низшие психические функции. Во – первых, они не противопоставлены  друг другу, а представляют собой единство, где ВПФ возникают на основе низших. Во – вторых, каждую ВПФ Выготский понимал как определенную целостную систему, однако главной для него явилась мысль о том, что «в процессе развития… изменяются не столько функции…, не столько их структура…, сколько изменяются и модифицируются отношения, связи функций между собой» (цит по Соколовой Е. Е. стр 420). Таким образом, Выготский настаивает на идее различных «целостнообразующих» факторов на каждом этапе развития. В частности, в онтогенезе, в доподростковом возрасте, «целостнообразующей» функцией, по Выготскому,  является память. В это время для ребенка мыслить – значит «вспоминать», т. е. память определяет закономерности других психических процессов. Наоборот, у подростка вспоминать – значит мыслить.

В – третьих, Выготский  считал, что системное строение сознания, о котором сейчас говорилось, определяется в целом развитием речи (смысловым  строением сознания), которая играет центральную роль в формировании сознания и регуляции поведения  человека. С одной стороны, в значениях слов идеально «кристаллизуется» общественно – исторический опыт человечества; с другой стороны, эти значения имеют и второе свое «движение» - в процессе деятельности и сознания конкретных индивидов, во - вторых, они индивидуализируются и «субъективируются». Таким образом, целостность индивидуального сознания включается в более широкую целостность – общественное сознание, но не тем мистическим способом («проявление в сознании душевных и духовных структур»), как это пытались представить Лейпцигские психологи, а опосредствованно – через человеческую деятельность.

Концепция Л. С. Выготского называется «культурно – исторической». Исторической она является потому, что согласно автору, невозможно понять имеющиеся сейчас в наличии психические процессы и сознание, а следует рассмотреть историю их развития и становления, но при этом именно развитие, т. е. качественные изменения, появление новообразований, а не простую эволюцию и развертывание того, что заранее дано. При этом изучать развитие для Выготского означало не просто наблюдать имеющиеся уже различия между разными возрастными группами, например, но искусственно организовывать, моделировать это развитие пусть даже в условиях лабораторного эксперимента Тем самым метод исследования Выготского означал одновременно формирование психических функций.

Культурной же данная концепция называется потому, что  Выготский считал что сознание ребенка, специфические особенности его  высших психических функций –  под которыми он понимал произвольную память, произвольное внимание и другие психические функции – формируются у ребенка в общении со взрослыми, в котором происходит усвоение ребенком систем культурных знаков. Эти знаки опосредуют его «низшие» (непроизвольные) психические функции и тем самым ведут к созданию совершенно новых образований в сознании ребенка.

Продолжают сознание рассматривать и представители  деятельностного подхода. Мы рассмотрим взгляды на психологию и на сознание в частности таких представителей данного направления как С. Л. Рубинштейна и А.Н. Леонтьева.

В 1922 году была опубликована статья С. Л. Рубинштейна «Принцип творческой самодеятельности», которая послужила  как бы этапом на пути «психологического» освоения идей К. Маркса и конкретной разработки принципа, который получил  затем название «принцип единства сознания и деятельности». В этой статье дается первая формулировка данного принципа. Вот, что говорил сам автор: «Субъект в своих деяниях, в актах творческой самодеятельности не только обнаруживается и проявляется; он в них созидается и определяется. Поэтому, тем, что он делает, можно определять то, что он есть; направлением его деятельности можно определять и формировать его самого. На этом только и зиждется возможность педагогики, по крайней мере, педагогики в большом стиле. Большие исторические религии понимали и умели ценить эту определяющую силу действий. И культ был не чем иным, как попыткой посредством организации определенных действий породить соответствующее умонастроение…Индивидуальность большого художника не только проявляется, она и созидается в процессе творчества…Лишь в созидании…этического, социального целого созидается нравственная личность. Лишь в организации мира формируется мыслитель» (12, стр 106).

В этой статье содержалась  фактически программа построения новой  деятельностной психологии, пусть еще в зародыше. И это, кстати, было еще до прихода Выготского в большую психологию, до его методологических формулировок.

Работая над трудами  К. Маркса, С. Л. Рубинштейн выводит свой принцип «сознания и деятельности». Деятельность, по Марксу, понимается как совокупность реакций, а целенаправленная активность субъекта, продуктивная, общественная по своему характеру, неизбежно включающая в себя «психологические компоненты» в виде целей, языковых и других значений, смыслов и тому подобное. Представим, к примеру, трех людей, таскающих камни. Снаружи, «внешне» это вроде бы одна и та же деятельность, а на самом деле – разная, побуждаемая и регулируемая различными мотивами. Именно в таком «внутреннем» смысле и призывал Рубинштейн изучать человеческую деятельность, опираясь на идеи Маркса, тем более, что это требование относится изучению сознания.

Рубинштейн пишет: «Ошибка  интроспективной психологии заключалась  не в том, что она хотела сделать  сознание предметом психологического изучения, а в том, как она понимала сознание, психику человека…В противовес основной идее интроспективной психологии о непосредственности (непосредственный опыт как предмет психологии) у Маркса со всей возможной отчетливостью сформулировано положение об объективной опосредствованности сознания… Эта идея об объективной опосредствованности психики с большой последовательностью проводится Марксом через все его психологические высказывания: для Маркса язык есть «практически существующее для других людей, а значит и для меня самого реальное сознание…», «только через отношение к человеку Петру как к себе подобному начинает человек Павел относиться к самому себе как к человеку» и т. д. Этим открывается принципиальная возможность изучения психики. Психика не субъективно, не для познания только представляется опосредствованной; она может быть познана опосредствованно, через деятельность человека и продукты этой деятельности потому, что она в бытие своем опосредствована ими…

Основные формулы Маркса о сознании общеизвестны.  «Сознание никогда не может быть чем – либо иным, как осознанным бытием, а бытие людей есть реальный процесс их жизни»…Наряду с этой первой – вторая формула: «Мое отношение к моей среде есть мое сознание»…Сущность сознания в том, что мое отношение к моей среде в сознании человека само дано как отношение, т. е. реальное отношение человека к среде становится опосредствованным через идеальное ее отражение, которое практически осуществляется в языке» (13, стр 27).

Таким образом, на основе анализа работ Маркса Рубинштейн намечает объективный подход к анализу сознания человека, о котором говорит и Выготский в несколько ином контексте: «Бытие  сознания не исчерпывается его данностью переживающего субъекта: это вторичная, генетически более поздняя форма, появляющаяся у человека…Первой, объективной, формой существования психического является «жизнь и деятельность» (       ). Отсюда – принцип единства сознания и деятельности.