Искусство любви

Другая форма  псевдо-любви может быть названа "сентиментальной любовью". Ее сущность в том, что любовь переживается только в фантазии, а не в здесь  и сейчас существующих отношениях с  другим реальным человеком. Наиболее широко распространенная форма этого типа любви это заместительное любовное удовлетворение, переживаемое потребителем кинокартин и романов с любовными историями, песен о любви. Все неосуществленные желания любви, единства и близости находят удовлетворение в потреблении такой продукции. Мужчина и женщина, которые в отношениях к своим супругам неспособны проникнуть сквозь стену отчужденности, бывают растроганы до слез, когда принимают участие в счастливой или несчастливой любовной истории, разыгрываемой на экране. Для многих пар, смотрящих эти истории в кино, это единственный способ пережить любовь - не друг к другу, а вместе, в качестве зрителей "любви" других людей. Пока любовь существует как сон наяву, они могут принимать в ней участие; но как только они спускаются в мир реальности отношений двух реальных людей, - они становятся холодны.

Другой аспект сентиментальной  любви представляет собой абстракция любви во времени. Пара может быть глубоко растрогана воспоминаниями о своей прежней любви, хотя когда  это прошлое было настоящим, никакой любви не чувствовалось, - или фантазиями о своей будущей любви. Как много помолвленных или молодоженов мечтают о блаженстве любви, которая придет в будущем, тогда как в данный момент, в котором они живут, они уже начинают скучать друг с другом. Эта тенденция совпадает с общей установкой, характерной для современного человека. Он живет в прошлом или в будущем, но не в настоящем. Он сентиментально вспоминает свое детство и свою мать или строит счастливые планы на будущее. Переживается ли любовь заместительно, как участие в фиктивных переживаниях других людей, переносится ли она из настоящего в прошлое или будущее, такая абстрактная и отчужденная форма любви служит наркотиком, который облегчает боль реальности, одиночества и отчуждения.

Еще одна форма невротической любви состоит в использовании проективных механизмов для того, чтобы уйти от своих собственных проблем, сосредоточив внимание на недостатках и слабостях "любимого" человека. Индивиды поступают в этом отношении во многом как группы, нации и религии. Они оказываются способными прекрасно разобраться в маленьких недостатках другого человека и блаженно проходят мимо своих собственных, игнорируя их, - всегда поглощенные стремлением обличать или реформировать другого человека.

Если  два человека делают это одновременно - как часто и бывает -то отношения любви превращаются в отношения взаимной проекции. Если я властен, или нерешителен, или жаден, я обличаю это в моем партнере и в зависимости от моего характера желаю или излечить его или наказать. Другой человек делает то же самое - и таким образом оба успешно игнорируют свои собственные проблемы и потому не предпринимают никаких шагов, которые помогли бы им в их собственном развитии.

Другая  форма проекции это проекция своих  собственных проблем на детей. Прежде всего такая проекция часто проявляется  в желании иметь ребенка. В  таких случаях желание иметь  ребенка задается главным образом  проекцией проблем своего собственного существования на ребенка. Когда человек чувствует, что он не в состоянии придать смысл своей собственной жизни, он старается обрести этот смысл в ребенке. Но так можно ввергнуть в беду как самого себя, так и своего ребенка. Себя потому, что проблема существования может быть разрешена каждым человеком только внутри самого себя, а не при помощи посредника; ребенка потому, что в человеке могут отсутствовать качества, которые необходимы для воспитания ребенка. Дети служат проективным целям и тогда, когда встает вопрос о расторжении несчастливого брака. Главный аргумент родителей в такой ситуации тот, что они не могут разойтись, чтобы не лишать ребенка благодеяний единой семьи. Всякое тщательное изучение показало бы, однако, что атмосфера напряженности и несчастливости внутри "единой семьи" более вредна для ребенка, чем открытый разрыв - который по крайней мере учит, что человек в состоянии посредством смелого решения изменить непереносимую ситуацию.

Следует упомянуть здесь еще одну часто  встречающуюся ошибку. А именно, иллюзию, что любовь обязательно означает отсутствие конфликтов. Так же как люди привыкли думать, что боли и печали надо избегать при любых обстоятельствах, так же они привыкли думать, что любовь означает полное отсутствие конфликтов. И они находят верные доводы в пользу этой идеи в том, что столкновения, которые они видят вокруг, оказываются лишь разрушительным взаимным обменом, который не несет ничего хорошего ни одной из сторон. На самом деле для большинства людей конфликты являются попытками избежать действительных конфликтов. Это скорее несогласие по незначительным и поверхностным вопросам, по самой своей природе не поддающимся прояснению или разрешению. Действительные конфликты между двумя людьми служат не тому, чтобы что-то скрыть или свалить на другого человека, а переживаются на глубоком уровне внутренней реальности, из которой они исходят. Такие конфликты не разрушительны. Они ведут к прояснению, они рождают катарсис, из которого оба человека выходят обогащенными знанием и силой. Это заставляет еще раз подчеркнуть то, о чем говорилось выше.

Любовь возможна, только если два человека связаны  друг с другом центрами существования, а значит каждый из них воспринимает себя из глубины своего существования. Только в таком " центральном переживании" состоит человеческая реальность, только здесь жизненность, только здесь основа любви. Любовь, так переживаемая, это постоянный риск, это состояние не отдыха, а движения, роста, работы сообща; нали-чие гармонии или конфликта, радости или печали является вторичным по отношению к основному факту, что два человека чувствуют полноту своего существования, в единстве друг с другом каждый из них обретает себя, а не теряет. Есть только одно доказательство наличия любви: глубина отношений, жизненность и сила каждого из любящих: это плод, по которому узнается любовь.

Как автоматы не могут  любить друг друга, так не могут они  любить и бога. Разложение любви  к богу достигло тех же размеров, что и разложение любви к человеку. Этот факт разительно противоречит идее, что мы в данное время являемся свидетелями религиозного ренессанса. Ничего не может быть дальше от истины. Мы свидетели (даже несмотря на некоторые исключения) возврата к идолопоклонскому пониманию бога и превращения любви к богу в нечто, соответствующее структуре отчужденного характера. Возврат к идолопоклонскому понятию бога вполне очевиден. Люди тревожны, у них нет ни принципов, ни веры, они не видят для себя другой цели кроме движения вперед; поэтому они продолжают оставаться детьми, надеяться, что мать или отец придут к ним на помощь, когда эта помощь потребуется.

Конечно, в религиозных  культурах, таких как средневековая, обычный человек тоже смотрел  на бога как на дающих помощь отца и  мать. Но в то же время он принимал бога всерьез в том смысле, что  высшей его целью была жизнь в согласии с божьими заповедями; "спасение" составляло то высшее, чему были подчинены все другие действия. Ныне никаких таких усилий не обнаруживается. Повседневная жизнь четко отделена от всех религиозных ценностей. Она посвящена борьбе за материальные блага и за успех на личном рынке. Принципы, на которых основаны наши светские усилия, это принципы безразличия и эгоизма (последний часто величается "индивидуальной инициативой"). Человека истинно религиозных культур можно сравнить с ребенком лет восьми, который нуждается в отце-помошнике, но который старается применять его учения и принципы к своей жизни. Современный человек скорее похож на трехлетнего ребенка, который зовет на помощь отца, когда нуждается в нем, и которому вполне достаточно самого себя, когда он занят игрой.

С этой точки зрения, в детской зависимости от антропоморфного  образа бога без изменения жизни, согласно божьим принципам, мы ближе  к примитивному племени идолопоклонников, чем к религиозной культуре Средневековья. С другой точки зрения, наша религиозная ситуация обнаруживает черты, которые новы и характерны только для современного западного капиталистического общества. Я могу сослаться на утверждения, сделанные в предыдущей части этой книги. Современный человек превратил себя в товар; он воспринимает свою жизненную энергию как инвестицию, с которой он желал бы получить как можно большую прибыль, учитывая свое положение и ситуацию на личном рынке. Он отчужден от себя, от своих ближних, от природы. Его главная цель - прибыльно обменяться своими умениями, знаниями и самим собой, своим "личным пакетом" с другими людьми, которые в равной мере стремятся к честному и прибыльному обмену. Жизнь не имеет ни цели, - кроме цели двигаться; ни принципов, - кроме принципов чест-ного обмена, ни удовольствия, - кроме удовольствия потреблять.

Что может означать понятие бога в данных обстоятельствах? Оно превратилось из своего первоначального  религиозного значения в значение, соответствующее отчужденной культуре успеха. В религиозном оживлении  недавних времен вера в бога превратилась в психологический прием, призванный способствовать лучшему приспособлению к конкурентной борьбе.

Религия приравнивается к самовнушению и психотерапии в  деле помощи человеку в его деловой  деятельности. В 20-х годах еще  никто не взывал к богу, чтобы "усовершенствовать свою личность". Бестселлер 1938 г. "Как находить друзей и влиять на людей" Дайла Карнеги ограничился исключительно светским уровнем. Функция книги Карнеги в то время была той же, что и функция нашего величайшего сегодняшнего бестселлера "Сила позитивного мышления" Рэвэрэнда Пила. В этой религиозной книге даже не ставится вопрос, находится ли доминирующая ныне заинтересованность в успехе в согласии с духом монотеистической религии. Напротив, эта высшая цель не подвергается сомнению, а вера и молитва рекомендуются как средства увеличить собственную способность в достижении удачи. Так же как современные психиатры пекутся о счастье трудящихся, чтобы привлечь клиентуру, так некоторые священники пекутся о любви к богу, чтобы самим оказаться более удачливыми. "Сделай бога своим партнером" - это скорее значит сделай бога своим партнером в бизнесе, чем воссоединись с ним в любви, справедливости и истине. Так как братская любовь заменена безличной ярмаркой, то бог превратился в далекого Генерального директора акционерного общества Вселенной: ты знаешь, что он есть, что он руководит предприятием (хотя, вероятно, оно также могло бы управляться и без него), ты никогда не увидишь его, но ты признаешь его руководство, делая то, что тебе надлежит.

1Ср. более подробное  обсуждение проблемы отчуждения  и влияния современного общества  на характер человека в кн. Е. Fromm. Тhе Sаnе Sосiety. New York. 1955.

2S. Freud. Civilization and its Discontents. London.1953. р. 69 3Ibid. р. 21.

4S. Freud. Gesamte Werke. London. 1940.-52. vоl. X.

5Единственным  учеником Фрейда, который так  никогда не отделился от учителя,  и все же в последние годы  своей жизни изменил взгляд  на любовь, был Шандор Ференци.  Замечательный анализ этого предмета см. в кн.: The leaven of love by Izette de Forest. New York. 1954.

6H. S. Sullivan. The Interpersonal Theory of Psychiatry. 1953. р. 246. Следует отметить, что хотя Салливен дает определение в связи с подростковыми стремлениями, он говорит о них как об интегративных тенденциях, появляющихся в подростковом возрасте, "которые, когда они полностью разовьются, мы называем любовью',' и утверждает, что эта любовь в подростковом возрасте "представляет начало чего-то, очень похожего на то, что будучи развито, называется психиатрами любовью".

7Там  же, с. 246. Другое салливенское определение  любви, что она появляется тогда,  когда человек чувствует потребности  другого человека такими же  важными, как свои собственные,  в меньшей степени окрашено  рыночным духом, чем приведенное выше.

5. ПРАКТИКА ЛЮБВИ

Рассмотрев теоретический  аспект искусства любви, мы сейчас стоим  перед гораздо более трудной  проблемой, проблемой практики искусства  любви. Как можно научиться практике какого бы то ни было искусства, не практикуя  его? Трудность проблемы в том, что ныне большинство людей, а значит и многие читатели этой книги, ожидают, что им будут даны предписания, "как сделать это самому", в нашем случае это означает научиться любить. Боюсь, что всякий, кто приступает к этой последней главе с таким настроением, будет глубоко разочарован. Любовь это личное переживание, которое каждый может пережить только сам и для себя; в самом деле, вряд ли найдется хоть кто-то, кто не имеет или не имел этого переживания хотя бы в малой степени, по крайней мере, в детстве, юности, или в зрелом возрасте. Рассмотрение практики любви может сосредоточиться на предпосылках искусства любви и подступах к нему, и осуществлении этих предпосылок и подступов. Шаги к этой цели можно сделать только самостоятельно, а рассмотрение закончится прежде, чем будет сделан решительный шаг. Все же я полагаю, что рассмотрение подступов может помочь в достижении овладения этим искусством, по крайней мере, для тех, кто освободился от ожидания "предписаний".

Практика  любого искусства имеет определенные общие требования, независимо от того, имеем ли мы дело с врачебным искусством или искусством любви. Прежде всего практика любого искусства требует дисциплины. Я никогда ни в чем не достигну хороших результатов, если не буду исполнять свое дело дисциплинированно; если я делаю что-то, только когда я "в настроении", это может быть приятным или забавным хобби, но я никогда не стану мастером в этом искусстве. Но проблема не исчерпывается дисциплиной только в практике какого-либо отдельного искусства (заниматься, скажем, определенное количество часов каждый день), но требует дисциплины всей собственной жизни. Можно подумать, что для современного человека нет ничего легче, чем научиться дисциплине. Разве он не проводит самым дисциплинированным образом восемь часов в день на работе, которая подчинена строгому шаблону? Факт, однако, в том, что современный человек имеет чрезвычайно низкую самодисциплину за пределами рабочей сферы. Когда он не работает, ему хочется быть ленивым, ничего не делать, или, выражаясь покрасивее -"отдыхать". Само это желание безделья в значительной степени является реакцией на строгий шаблон жизни. Из-за того, что человек пребывает в напряжении восемь часов в день, используя свою энергию не для своих собственных целей, не по своему усмотрению, а в предписанном для него ритме работы, он бунтует, и его бунт принимает форму детского потворства себе. К тому же, в борьбе с авторитаризмом он становится недоверчив ко всякой дисциплине, как к принуждению посредством иррационального авторитета, так и к рациональной дисциплине, однако, жизнь становится расхлябанной, хаотичной и лишенной сосредоточенности.