Гарри Стек Салливан

Несмотря на общее "пространство обитания", каждая теория по-своему подходит к сочетанию социальных переменных. Эрих Фромм наибольшее внимание уделяет тому, как структура  и динамика конкретного общества формируют социальный характер человека в соответствии с общими потребностями  и ценностями этого общества. Карен  Хорни, признавая влияние социального  контекста, в котором обитает  человек, больше обращается к формирующим  личность семейным факторам. В этом отношении межличностная теория Салливана больше походит на взгляды  Хорни, а не Фромма. Для Салливана  первостепенное значение имеют взаимоотношения  в младенчестве, детстве, отрочестве, и более всего он красноречив  и убедителен, когда описывает  связь между матерью и ребенком. Адлер же в поисках релевантных  факторов странствует по всему общественному  пространству – и везде их находит.

Хотя все четыре теории энергично протестуют против фрейдовой  доктрины инстинктов и идеи неизменности человеческой натуры, ни одна из четырех  не занимает радикальной позиции  обусловленности средой, заключающейся  в том, что личность порождается  исключительно условиями общества, в котором рожден человек. Каждая теория по-своему согласна с тем, что  есть такая вещь, как человеческая природа, приходящая в мир вместе с ребенком в основном в форме  общих задатков и возможностей, а  не в форме специфических потребностей и черт. Эти общие возможности, примером которых является социальный интерес по Адлеру или потребность  в трансцендировании по Фромму, актуализируются  и конкретизируются под воздействием формальных и неформальных воспитательных сил общества. В идеальных условиях – и в этом согласны данные теории – индивид и общество взаимозависимы: человек работает, служа обществу; общество, в свою очередь, помогает человеку достичь своих целей. Короче говоря, эти четыре теории не являются ни чисто социальными или социоцентристскими, ни исключительно психологическими или психоцентристскими: они действительно социально-психологические.

Далее, каждая теория не только допускает пластичность и гибкость человеческой природы, но допускает  и такую же пластичность и гибкость общества. Если конкретное общество не соответствует человеческой природе, люди могут изменить его. Иначе говоря, люди создают тот тип общества, который, по их мнению, является наилучшим. Очевидно, что на пути развития общества возникают ошибки и, закрепившись в  форме социальных институтов и обычаев, они с трудом поддаются исправлениям. Тем не менее, каждый теоретик оптимистически смотрит на возможности изменений, и каждый по-своему пытается осуществить  изменения в структуре общества. Адлер поддерживал социал-демократическое  движение, настаивал на необходимости  совершенствования школ, основал  детские воспитательные центры, требовал реформ в обращении с преступниками, выступал с лекциями по социальным проблемам. Фромм и Хорни в  своих трудах и устных выступлениях указывали дорогу к лучшему обществу. Фромм, в частности, высказывался по поводу главных реформ, которые необходимо осуществить для оздоровления общества. Салливан до своей кончины пытался  улучшить общество через международное  сотрудничество. Все четверо как  профессиональные терапевты часто  сталкивались с тяжелыми последствиями  несовершенства общественного устройства; как критики и реформаторы  они выступали с позиций профессиональных знаний и практического опыта.

Другое общее для четырех  теорий допущение заключается в  том, что тревога – социально  порождаемое явление. Люди от природы  не являются "тревожными животными". Тревожными их делают условия жизни  – призрак безработицы, нетерпимость и несправедливость, угроза войны, враждебность родителей. Измените эти условия, говорят  наши теоретики и иссякнут источники  тревоги. Люди по породе и не деструктивны – вопреки мнению Фрейда. Они  могут стать деструктивными при  фрустрации базовых потребностей, но и в этой ситуации фрустрации можно  пойти другим путем – путем  смирения или ухода.

Во всех теориях – за исключением теории Салливана –  развиваются представления об уникальной индивидуальности и творческом Я. Несмотря на попытки общества вести людей строем, каждый человек до некоторой степени ухитряется сохранить творческую индивидуальность. Именно благодаря врожденным творческим силам человек может вносить изменения в общество. Отчасти в силу того, что люди различны, они создали общества различного типа – на разных этапах истории и в разных частях земного шара. Люди обладают не только творчеством, но и самосознанием. Они знают, чего хотят, и сознательно движутся к своим целям. Идея бессознательной мотивации не пользуется значительным вниманием теоретиков социально-психологической ориентации.

В целом, теории, разработанные  Адлером, Фроммом, Хорни и Салливаном, существенно раздвинули горизонт фрейдистской психологии, открыв пространство социальных детерминант личности. Тем не менее, ряд критиков принижают оригинальность этих социально-психологических теорий. Они утверждают, что в теориях этих попросту разрабатывается один из аспектов клинического психоанализа, а именно, проблема Я и его защит. Фрейд ясно видел, что личностные черты часто представляют привычные защиты человека или стратегии противостояния внутренним и внешним угрозам в отношении Я. Потребности, склонности, стили, ориентации, персонификации, динамизмы и пр., обсуждаемые в представленных в этой главе теориях, включены в теорию Фрейда под названием "защит Я". Таким образом, заключают критики, ничего нового к Фрейду не добавлено – зато многое утеряно. Ограничив личность только системой Я, теоретики социально-психологической ориентации отрывают личность от витальных родников человеческого поведения, эволюции человека как вида. Преувеличив социальность человеческой личности, они лишили человека его великого биологического наследства.

Критика, иногда звучащая в  адрес концепций человека, созданных  Адлером, Фроммом и Карен Хорни (это не относится к Салливану), обвиняют их в "розовости" и идеалистичности. В мире, потрясенном двумя мировыми войнами и над которым нависла  угроза третьей, не считая других многочисленных форм насилия и иррациональности людей, – образ разумного, сознательного, социализированного индивида удивляет странным несоответствием и недостоверностью. В этом плачевном положении вещей  можно, конечно, обвинить не людей, а  общество – именно так и поступают  эти теоретики. Но ведь они утверждают или хотя бы подразумевают, что именно разумные человеческие существа создали  тот тип социальной организации, который ответственен за то, что  человек неразумен и несчастен. Таков великий парадокс этих теорий. Если люди столь сознательны, столь  разумны, столь социальны, то почему они создали столько несовершенных  социальных систем?

Философ Исаак Франк (Franck, I., 1966) отметил, что концепция человека, представленная Фроммом и другими гуманистическими и социальными психологами, в меньшей степени проистекают из исследований, а в большей выступают следствием их нормативных представлений. Они – не ученые, а моралисты. Франк утверждает, что человеческие склонности и черты этически нейтральны, и потому этические предписания нельзя выводить из того, что касается человеческой реальности. Однако трудно найти теоретика личности – от Фрейда до Фромма – кто не высказывал бы – явно или скрыто – моральных суждений относительно вредного влияния на человека со стороны социального окружения. Многие из них выписывают рецепты. Соучаствующие наблюдатели, сколь бы учены они ни были, вряд ли останутся нейтральными.

Иная, не столь резкая критика, имеющая, однако, больший вес среди  психоаналитиков, связана с тем, что эти теории не могут точно  определить средства, при помощи которых  общество влияет на человека. Как человек  обретает социальный характер? Как  человек учится быть членом общества? Очевидное пренебрежение процессом  научения в теориях, столь серьезно зависящих от представлений о  научении в плане описания путей  формирования личности, считается главным  упущением. Достаточно ли просто быть причастным состоянию общества, чтобы  это состояние влияло на личность? Механически ли штампуются социально  одобряемые формы поведения и  подавляются социально отвергаемые? Или же человек реагирует на социальные взаимодействия посредством инсайта  и предвидения, "отбирая" те черты, которые, как он полагает, создадут лучшую организацию личности, и отвергая те, что представляются бессмысленными в плане самоорганизации? По большей части эти теории хранят молчание по поводу процессов научения, несмотря на то, что научение долгие годы было центральной проблемой американской психологии.

Хотя по сравнению с  другими теориями эти социально-психологические  теории не стимулировали многочисленных исследований, они благоприятно повлияли на интеллектуальный климат, в котором  могли расцвести социально-психологические  исследования – что и произошло. Социальная психология более не падчерица  психологии. Она большая и чрезвычайно  активная часть психологической  науки. Адлер, Фромм, Карен Хорни  и Салливан не единственные в ответе за взлет социальной психологии, но влияние их было значительно. Каждый из них внес немалый вклад в развитие представлений о человеке как социальном существе. Этим определяется их огромное значение для современности.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Теория межличност. отношений  известна также под названием  социальной психиатрии. Ее автора –  Салливана – некоторые ученые относят к неофрейдистам, т. к. его  позиция близка идеям Хорни, Фромма . Другие считают ее самостоятельной и оригин. науч. концепцией. Возникновение М. т. п. связано с периодом бурного развития корпуса гуманитарного знания: культур, антропологии, социальной психологии, социологии, когда в разл. дисциплинах предлагались модели осмысления социальной реальности.

 

Теория не отрицает роли наследственности, но подчеркивает, что специфически человеч. черты явл. продуктом социального  взаимодействия. Все психические  и даже физиол. функции (дыхание, прием  пищи, секс) сформированы и преобразованы  культурой. Концепция Салливана  основана на идее, что человек живет  в социальном поле и его проявления направлены на др. людей. Субъектом  взаимодействия может быть не только реальный собеседник, но и воображаемое лицо, истор. личн. или лит. герой. Личн. представляется гипотетической категорией, которая вне анализа ситуации общения превращается в иллюзию. Поэтому Салливан подчеркивал, что единицей науч. анализа должна стать межчеловеч. ситуация. Свои исследования он базировал на большой клинич. практике. Осн. исследоват. методы: беседа, наблюдение, структурированное интервью.

 

В М. т. п. личн. рассматривается  как динамич. центр в серии  межчеловеч. полей. В ситуации взаимодействия она оказывается не устойчивой структурой, а точкой, через которую протекают  разл. процессы.

 

Человек действует на основе персонификаций – целостных образов  др. людей и себя, сложившихся  в процессе межличност. общения. Если взаимодействие с чел. вызвало тревогу, персонификация окрашена негативно, если в ней удовлетворялись какие-то потребности, формируется положит, персонификация. Персонификации создаются для снижения тревоги, помогают ориентироваться в межличностных отношениях. В то же время они способствуют стереотипизации восприятия и поведения.

 

Салливан рассматривает  чел. как гомеостатич. систему, действующую  по принципу напряжение-удовлетворение. Личн. стремится к максимизации удовлетворения при уменьшении опасности. Угроза биол. существованию вызывает страх, угроза безопасности связана с чувством тревоги. Ситуации общения порождают  удовлетворение как результат снижения напряжения и чувство безопасности вследствие сохранения взаимоотношений.

 

Любая форма преобразования энергии: движение, поступок, мысль, чувство, образ, т. е. минимальная единица, имеющая  для индивида психол. смысл, определяется как динамизм. Динамизм обычно связан с определ. частью тела. Он имеет такие звенья, как рецепторное, эффекторное и соединительное. Звенья связаны с удовлетворением осн. потребностей.

 

Человеч. поведение рассматривается  как определ. тип преобразования энергии. Способы тратить энергию  – результат социального обучения. Осн. человеч. динамизмы (динамизм апатии, агрессии, страха, половой и др.) отличаются по форме. В динамизме объединены индивидуально-своеобразные образцы  поведения и реагирования, привычные  для индивида. Добавление какой-либо черты может вписаться в динамизм, а может его преобразовать.

 

Особое место в личн. занимает динамизм системы Эго. Он носит  защитный характер (см. Защитные механизмы) и служит снижению тревоги. Тревога передается ребенку от матери и возникает на основе личного негативного опыта. Удовлетворение многих потребностей чел. из-за нерационального устройства общества создает угрозу и вызывает тревогу. Поэтому в динамизме системы Эго формируется одобряющая и запрещающая части, обеспечивающие приемлемое в данном обществе поведение. Человек бессознательно исключает информацию и собств. потребности, несовместимые с системой Эго. Система Эго изолируется от др. частей личн. и препятствует ее развитию.

 

Организация опыта и функционирование познавательных процессов представлены в трех формах: прототаксиса, паратаксиса и синтаксиса. Прототаксис – это череда отдельных, ограниченных друг от друга ощущений, эмоций, образов. Такой "поток сознания" характерен для младенца, взрослый его переживает в сновидениях, в специфических состояниях созерцания. Паратаксис фиксирует причинные связи событий, происходящих одновременно, но не обязательно находящихся в закономерной связи. На паратаксисе основаны предрассудки. Как и прототаксис, это архаическая форма мышления, обнаруживающаяся также и у животных. Синтаксис – специфически человеч. форма организации опыта, основанная на символич. активности, использовании языка. В ней присутствуют логич. связи, общепринятые значения. Развитие в М. т. п. рассматривается как динамика персонификаций, формирование познавательных процессов, динамизмов.

 

Идеи Салливана оказали  большое влияние на психиатрию, дальнейшее развитие психоаналитич. концепций, гуманистическую  психологию.