Гарри Стек Салливан

"Поздняя юность продолжается  от стереотипизации предпочитаемой  генитальной активности через  бесчисленные ступени обучения  и эдукции до становления полностью  человеческого, зрелого репертуара  межличностных отношений, насколько  это допускают наличные возможности  – личные и культурные" (1958, с. 237).

Иными словами, период поздней  юности представляет достаточно продолжительную  инициацию, перехода к привилегиям, обязанностям, удовольствиям и ответственности  социальной и гражданской жизни. Постепенно оформляется полный "комплект" межличностных отношений, синтаксически  развивается опыт, что позволяет  раздвинуть символические горизонты. Стабилизируется Я-система, происходит овладение более эффективными формами стабилизации напряжения, устанавливаются более сильные защитные меры против тревоги.

Когда индивид всходит  по этим ступеням и достигает финальной  стадии – взрослости – он трансформируется, в основном благодаря межличностным  отношениям, из животного организма  в человека. Человек – не животное, приодетое в цивилизованность и  гуманизм, а животное, изменившееся столь решительно, что больше им не является.

Детерминанты развития

Хотя Салливан решительно отвергает любую жесткую доктрину инстинктов, он признает важность наследственности в отношении ряда способностей, главные  из которых связаны с обретением и развитием опыта. Он согласен с  принципом, гласящим, что обучение не может быть эффективным, пока фундамент  для этого не заложен созреванием. Так, ребенок не научиться ходить, пока мышцы и костная система  не развиты настолько, что могут  поддерживать вертикальное положение  тела. Наследственность и созревание составляют биологический субстрат развития личности, то есть способностей, склонностей, но культура через систему  межличностных отношений проявляет  эти способности, акты (энергетические трансформации), посредством которых  человек снижает напряжение и  удовлетворяет потребности.

Первое "воспитывающее" влияние оказывает тревожность, заставляя молодой организм различать  возрастание и снижение напряжения и направлять активность соответственно последнему. Вторая воспитывающая сила – пробы и успех. Успех можно  отождествить с заслуженной наградой – материнской улыбкой, отцовской  похвалой; неуспех – с наказанием – суровым взглядом матери, неодобрением отца. Учиться можно также посредством  подражания и умозаключений; для  последнего типа научения Салливан использует название, предложенное Чарльзом Спирменом (Spearman, С.) – обучение связям.

Салливан не считает, что  личность окончательно складывается на ранних этапах. Она может изменяться в новой межличностной ситуации, ибо человеческий организм в высшей степени гибок и пластичен. Хотя в целом движение вперед превалирует (обучение, развитие), тем не менее могут возникать – и возникают – регрессии, когда боль, тревога, неудачи становятся невыносимыми.

Типичные исследования. Методы исследования

Гарри Стек Салливан, как  и другие психиатры, обретал эмпирические знания о личности в работе с пациентами, страдающими различными личностными  нарушениями, но преимущественно работая  с шизофренией и обсессиями. (Салливан кратко представил свой способ использования клинических материалов для обоснования положений относительно личности в статье "The data of psychiatry" (1964, cc. 32-55). Еще будучи молодым психиатром, Салливан обнаружил, что метод свободных ассоциаций не пригоден в работе с шизофрениками, поскольку существенно повышает тревогу пациентов. Были испробованы и другие методики, однако выяснилось, что они также провоцируют тревогу, что мешает общению между пациентом и терапевтом. Как следствие, Салливан начал изучать те силы, которые затрудняют и облегчают коммуникацию между двумя людьми. При этом он выяснил, что психиатр – много больше, чем просто наблюдатель: он – живой участник межличностной ситуации. Психиатру приходится принимать во внимание собственные личностные проблемы и профессиональную компетентность. В результате Салливан разработал представление о роли терапевта как соучаствующего наблюдателя.

"Теория межличностных  отношений на первый план выдвигает  метод соучаствующего наблюдения, "разжалуя" данные, полученные  на основе других методов, в  разряд второстепенных. В свою  очередь, это означает фундаментальное  значение способности к психиатрическому  интервью, которое осуществляется  лицом к лицу, один на один" (1950, с. 122).

В другом месте он писал:

"Есть крайняя нужда  в таких наблюдателях, которые  становятся все лучшими наблюдателями  в процессе наблюдений" (1964, с. 27).

Интервью

"Психиатрическое интервью" – термин, введенный Салливаном  для обозначения межличностной  ("лицом к лицу") ситуации, возникающей  между терапевтом и пациентом.  Интервью может быть однократным,  или же возможна серия интервью  на протяжения длительного времени.  Салливан определяет интервью  как "систему или ряд систем  межличностных процессов, возникающих  в соучаствующем наблюдении, в  ходе которого интервьюер делает  определенные заключения об интервьюируемом" (1954, с. 128). То, как осуществляется интервью, и то, как интервьюер делает заключения относительно пациента, составляет предмет книги Салливана "The psychiatric interview" (1954).

Салливан делит интервью на четыре стадии: 1) формальное начало, 2) рекогносцировка, 3) детальное расследование  и 4) завершение.

В первую очередь интервью – это общение между двумя  людьми при помощи голоса. Главными источниками информации для интервьюера  являются не столько слова, но и то, как они произносятся – интонация, темп речи, иные виды экспрессивного поведения. Интервьюер должен чувствовать тончайшие  изменения вокализации пациента (например, по громкости), поскольку  часто это оказывается живым  свидетельством главных проблем  пациента и показателем изменения  отношения к терапевту. На начальной  стадии интервьюеру не следует задавать пациенту слишком много вопросов, он должен быть спокойным наблюдателем. Интервьюеру следует постараться  определить причины, приведшие к  нему пациента, и установить нечто  относительно сущности его проблемы.

Салливан очень подробно описывает роль терапевта в ситуации интервью. Терапевтам не следует забывать, что они зарабатывают на жизнь  как специалисты в области  межличностных отношений, и что  пациент вправе ожидать, что узнает для себя нечто полезное. Пациент  должен почувствовать это с самого первого интервью, и на протяжении всего курса лечения это чувство  должно усиливаться. Только при таком  отношении пациент доверит информацию, на основании которой терапевт сможет вынести правильное заключение относительно вызывающих нарушение жизненных  стереотипов. Очевидно, что психиатры  не должны использовать специальные  знания для достижения личного удовлетворения или для того, чтобы поднять  свой престиж за счет пациентов. Интервьюер – не друг и не враг, не родитель и не любовник, не хозяин и не слуга, хотя пациент в силу искажений паратаксического мышления может видеть его в одной или более из этих ролей; интервьюер – это специалист по межличностным отношениям.

Рекогносцировка строится вокруг выявления того, что представляет собой пациент. Интервьюер осуществляет это посредством вопросов о прошлом, настоящем и будущем пациента. Факты относительно жизни пациента подпадают под рубрику личных данных или биографической информации. Салливан не настаивает на жестком  структурировании опроса, привязанности  к стандартному опросному листу. С другой стороны, Салливан настаивает на том, что интервьюер не должен позволять  пациенту говорить о несущественном или тривиальном. Пациент должен понять, что интервью – серьезное дело, где пустякам не место. Как правило, интервьюер не должен во время лечения вести записей, так как это вызывает раздражение пациента и нарушает процесс коммуникации.

Салливан не считает, что  следует начинать с каких-либо предписаний  для достижения эффекта типа "говорите все, что приходит в голову". Вместо этого терапевт должен воспользоваться  затруднениями памяти пациента в  процессе опроса для того, чтобы  научить свободному ассоциированию. На этом пути пациент не только узнает о том, как свободно ассоциировать, не тревожась по поводу странностей  этого способа ведения беседы, но и чувствует пользу метода свободных  ассоциаций еще до того, как узнает о формальном объяснении его предназначения.

К концу второй стадии процесса интервью психиатр должен сформулировать несколько рабочих гипотез относительно проблем пациента и их источников. На этапе "тщательного расследования" психиатр старается удостовериться в том, какая из гипотез правомерна. Психиатр осуществляет это, слушая и  задавая вопросы. Салливан предлагает вести расследование в нескольких сферах – к ним относятся гигиенические  навыки, отношение к телу, привычки, связанные с едой, амбиции, половая  активность – но и здесь он не настаивает на каком-либо формальном правиле, которому необходимо ригидно следовать.

Пока все идет гладко, интервьюер навряд ли узнает что-либо о превратностях интервьюирования, главной из которых является воздействие установок интервьюера на коммуникативные возможности пациента. Однако ухудшение процесса коммуникации заставляет интервьюера задаться вопросом: "Что я сказал или сделал такого, что вызвало повышение тревоги пациента?" Между двумя участниками существует общность – Салливан обозначает это термином "реципрокная (общая) эмоция" – и каждый постоянно отражает чувства другого. Терапевт обязан распознавать и контролировать собственное отношение – в интересах максимально эффективной коммуникации. Иными словами, он не должен забывать о своей роли искусного соучаствующего наблюдателя. Серия интервью завершается тем, что интервьюер выводит заключение относительно того, что узнал, предписывает курс, которому должен следовать пациент, и оценивает – для пациента – те возможные последствия, которые будут иметь предписания для его жизни.

При анализе размышлений  Салливана по поводу интервью становится ясно, что оно предъявляет высочайшие требования к точности наблюдений соучаствующего наблюдателя. Читатель, которого заинтересует отличие типа интервью, который отстаивает Салливан, от других многочисленных типов интервьюирования, может обратиться к обсуждению последних в работах Маккоби (Maccoby, Е. & Maccoby, N., 1954), Кэннела и Кана (Cannell & Kahn, 1968); методики клинического интервьюирования представлены в книге "The clinical interview" (1955), изданной Феликсом Дойчем (Deutsch, F.) и Уильямом Мерфи (Murphy, W.).

Исследования в области  шизофрении

Основной вклад Салливана  в психопатологические исследования отражен в серии статей, посвященных  этиологии, динамике и лечению шизофрении. По большей части эти исследования были осуществлены в период сотрудничества с больницей Шеппарда и Эноха  Пратт в Мэриленде и материалы  их были опубликованы в психиатрических  журналах с 1924 по 1931 г. В этих исследованиях  проявился великий талант Салливана  в плане установления контакта и  понимания мышления психотика. Салливан как личность обладал высоко развитой эмпатийностью, и замечательно использовал это в лечении шизофреников. Салливан не рассматривал этих больных как безнадежных, место которым – в дальних палатах психиатрических учреждений; больные могут быть излечены, если психиатр готов быть терпеливым, понимающим, наблюдательным.

Работая в больнице Шеппарда и Эноха Пратт, он организовал  для пациентов специальную палату. Она была рассчитана на шестерых мужчин, страдающих шизофренией, и состояла из двух спален и гостиной. Палата была изолирована от остальной части  больницы и обслуживалась шестью мужчинами, специально подобранными Салливаном и подготовленными им. Он ввел в  обычай присутствие в комнате  служителя во время интервьюирования пациента – оказалось, что это  производит на последнего успокаивающее действие. В палату не допускались сиделки и вообще женщины. Салливан верил в эффективность гомогенной палаты, где живут пациенты одного пола, одной возрастной группы и с одной психиатрической проблемой.

Кроме того, Салливан вдохновлял психиатров и специалистов в области  социальных наук на осуществления исследований, соотносимых с межличностной  теорией. Многие из них отражены в  журнале "Psychiatry" , который создавался в основном для распространения идей Салливана. Можно назвать три книги, во многом обязанные Салливану. В книге "Communication, the social matrix of psychiatry" (1951) Рюч (Ruesch, J.) и Бейтсон (Bateson, G.) применяют представления Салливана к проблемам человеческих отношений и взаимодействия между культурой и личностью. Фрида Фромм-Райхман (Fromm-Reichmann, F.) в известной книге "Principles of intensive psychotherapy" (1950) развила многие идеи Салливана относительно терапевтического процесса. Исследование Стентона и Шварца (Stanton, А. Н. & Schwartz, М. S., 1954), посвященное психиатрической клинике, четко описывает типы межличностных ситуаций в учреждении и влияние этих ситуаций на пациентов и персонал.

Некоторые исследования Салливана  – свидетельство его активности как "политического психиатра". Он полагал, что нужно "служить, чтобы  учиться". Им было осуществлено исследование чернокожего населения Юга совместно  с Чарльзом С. Джонсоном (Johnson, С.S.) и чернокожего населения Вашингтона совместно с Э. Френклином Фрэзером (Frazier, Е.F.) (Sullivan, 1964). Во время войны он разрабатывал процедуры отбора, укрепления морали и эффективного лидерства. И мы уже отмечали его огромную работу по освобождению мира от напряжения и конфликтов.

Из четырех теорий личности, представленных в этой главе, наибольший стимул для исследований явила, по-видимому, теория Салливана. Одна из причин этого  – в том, что Салливан при построении своей теории использовал язык, позволяющий  преодолеть разрыв между теорией  и наблюдением. Понятийные конструкции  Салливана тесно связаны с  эмпирическими наблюдениями, вследствие чего кажется, что он описывает поведение  реальных людей, живущих по соседству. Абстрактность мысли не настолько  затруднила понимание, чтобы была утеряна  связь с конкретикой, можно сказать  – с повседневным поведением людей. Межличностная теория обращена к  земному, она приглашает к эмпирической проверке и вдохновляет на нее.

Статус в настоящее  время. Общая оценка

Четыре представленные в  этой главе теории сведены вместе, поскольку все они подчеркивают влияние социальных переменных на формирование личности. Все они так или иначе представляют реакцию на инстинктивистский позитивизм психоанализа Фрейда, хотя каждый из этих теоретиков признает, что многим обязан плодотворной мысли Фрейда. Все они стояли на плечах Фрейда и добавили сантиметры к его неимоверной высоте. Они придали личности социальное измерение, равное – если не более важное – измерению биологическому, предложенному Фрейдом и Юнгом. Кроме того, эти теории помогли психологии войти в сферу социальных наук.