Китаисты в Российской Империи

Для китаеведения в СССР послевоенные годы стали периодом быстрого и всестороннего развития. Создаются  новые китаеведческие центры, ведётся всестороннее изучение страны, в основном в форме монографических исследований. Появились большие обобщающие труды; разделы, посвященные Китаю, опубликованы в соответствующих вузовских учебниках, в ряде энциклопедических изданий; всё большее место в исследованиях занимает современность. В их числе книги по проблемам экономики КНР (В. А. Масленников, М. И. Сладковский, Е. А. Коновалов), по социальным и политическим проблемам КНР (В. Г. Гельбрас, Л. С. Кюзаджян), по внешней политике (М. С. Капица, О. Борисов); ведётся принципиальная и глубокая критика маоизма. Разрабатываются вопросы истории революционного движения Китая и КПК (М. Ф. Юрьев, В. И. Глунин, Л. П. Делюсин, Е. Ф. Ковалев, Н. П. Виноградов), экономические проблемы новейшей истории Китая (А. В. Меликсетов, Г. Д. Сухарчук), вопросы истории империалистической агрессии в Китае (Г. В. Астафьев, Б. Г. Сапожников). По древнему периоду изучались генезис кит. цивилизации, этногенез, род и община, первые классовые общества (М. В. Крюков, Р. Ф. Итс, Л. И. Думан, Л. С. Переломов, Л. С. Васильев); по периоду средневековья исследовались социально-экономическая история (Н. И. Конрад, Э. П. Стужина), народные движения Г. Я. Смолин, Л. В. Симоновская), история внешних связей (Б. М. Штейн), история соседних народов (Е. И. Кычанов, М. В. Воробьев). Те же основные проблемы — в центре внимания китаеведов, работающих в области новой истории, (С. Л. Тихвинский, Г. В. Ефимов, В. П. Илюшечкин, Р. М. Бродский). Продолжается публикация источников и переводов исторических памятников (Н. Ц. Муцкуев). Опубликованы труды по истории общественной и философской мысли Китая (Ян Хиншун, Н. Г. Сенин, Л. Д. Позднеева, А. Г. Крымов и др.), по историографии и источниковедению (Л. А. Берёзный, В. Н. Никифоров), библиографии (П. Е. Скачков). Изданы неопубликованные работы и переводы Алексеева. В 50-е гг. возросло число переводов. Вышли обобщающие работы по истории кит. литературы Н. Т. Федоренко, Л. З. Эйдлина и В. Ф. Сорокина.

Заметное место занимает изучение вопросов гуманизма, традиции и новаторства, литературной мысли  Китая, проблемы жанров, взаимосвязей русской, советской, западной и китайской  литератур, литературной периодизации. Явления китайской литературы рассматриваются  в сравнительно-типологическом плане (Н. И. Конрад, О. Л. Фишман, В. И. Семанов). Особое значение сов. С. придаёт демократической  линии в кит. литературе, стремится изучать литературу в общем контексте культуры. Ведущая форма в литературоведении — монографическое исследование. Классическая поэзия — преимущественно в центре работ Эйдлина, Е. А. Серебрякова; старая сюжетная проза — Б. Л. Рифтийа, Д. Н. Воскресенского; древние памятники — Конрада, Федоренко, Позднеевой, И. С. Лисевича; современная литература — Семанова, Л. Е. Черкасского, Сорокина, В. В. Петрова, М. Е. Шнейдера, А. Н. Желоховцева; драма — И. В. Гайды, С. А. Серовой.

В лингвистике большое  внимание (начиная с Драгунова) уделяется  грамматике современного языка. На материале  китайского языка поставлены вопросы  общего языкознания, например об уточнении  понятия изолирующих языков, об особом характере агглютинации, частей речи и т. д. Достигнуты успехи в изучении общих вопросов строя кит. языка (В. М. Солнцев, Н. Н. Короткой, Ю. В. Рождественский, С. Е. Яхонтов), фонетики, морфологии и синтаксиса (М. К. Румянцев, В. И. Горелов, Н. В. Солнцева, Т. П. Задоенко, А. Ф. Котова, Н. И. Тяпкина, Е. И. Шутова, С. Б. Янкивер), среднекитайского языка (М. В. Софронов, И. Т. Зограф, И. С. Гуревич), иньских надписей (М. В. Крюков), диалектов (Ю. В. Новгородский, М. В. Соколов). Начато изучение вопросов социолингвистики (А. Г. Шпринцын), древнекитайской грамматики (Яхонтов), проблем машинного перевода с китайского (А. А. Звонов, В. И. Жеребин). Современная лексика наиболее полно представлена китайско-русским словарём под редакцией И. М. Ошанина; фонетический словарь, базирующийся на грамматическом определении границ слов, создал Б. С. Исаенко; готовится большой академический словарь. Частная область С. — дуньхуановедение (изучение буддийских рукописей, найденных в пещерных хранилищах около г. Дуньхуан на рубеже 19—20 вв.). Успехов достигли французские (П. Демьевиль), японские (Фудзиэда Акира) и советские (Л. Н. Меньшиков) учёные. В СССР изданы каталог дуньхуанского фонда института востоковедения, тексты бяньвэнь.Ленинградский фонд ксилографов позволяет исследовать и позднюю буддийскую литературу (Э. С. Стулова).

Проблемы С. разрабатываются  в институте востоковедения в  Москве и его ленинградском отделении, в институтах Дальнего Востока, философии, этнографии АН СССР, в Сибирском  и Дальневосточном отделениях АН СССР, в институте стран Азии и  Африки при МГУ, на востоковедческом факультете ЛГУ и в других научных  центрах. Современная С. освещается в журналах "Проблемы Дальнего Востока", "Народы Азии и Африки" и других периодических изданиях. Центры С. в зарубежных странах Европы — университеты Оксфорда, Кембриджа, Лидса, Парижа, Бордо, Гамбурга, Бохума, Мюнхена, Берлина, Лейпцига, Праги, Варшавы, Школа восточных и африканских исследований Лондонского университета, Синологический институт в Лейдене, Восточно-азиатский, музей в Стокгольме. В США проблемы С. изучаются в Колумбийском, Гарвардском, Мичиганском, Станфордском, Калифорнийском, Вашингтонском и других университетах. В Японии Китай изучается в Токийском, Киотоском университетах, в институте китаеведения, обществе комплексного изучения Китая и институте культуры Востока в Токио; в Австралии — в Сиднее, Канберре.

О целях, задачах  и развитии китаеведения в 21 веке.

Есть в России группа людей, выбравших делом своей жизни  служение Родине в «нейтральной полосе»  противостоящих громадин Российской и  Китайской культуры. Имя этим людям  – Китаеведы. Пред праздным людом  предстают они в разных ипостасях  – это и преподаватель ВУЗа, и ученый; это и бизнесмен, и  студент; это и дипломат, и гид-переводчик; это и военный, и гражданский, молодой и старый… Но всех их роднит невысказанное прикосновение к тайне. Так было всегда, так есть и так будет…

Ни царь и ни герой не могут указать этим людям их путь. Они свободны как птицы меж  двух берегов. Но куда ведет их дорога свободы? Ответить на этот вопрос с толком можно лишь определив, что такое Китаеведение, чем отличен Китаевед и как им становятся, что нужно человеку, чтобы реализоваться на пути Китаеведения.

Родовая суть Китаеведения как науки сокрыта в том, что  Китаеведение – гуманитарная область  знания. Подобно любому гуманитарному  знанию оно оперирует идеями, знаками, смыслами и мифами. Следовательно, главный  смысл китаеведческого труда – операции со знаками и мифами, как минимум, двух, соприкасающихся в душе Китаеведа культур, а смысл обучения Китаеведа состоит в том, чтобы познакомить его с идеями, знаками, смыслами и мифами другой культуры, выработать навыки взаимной экстраполяции мифологических комплексов.

Эта задача сродни психологическому эксперименту, процесс обучения проходит на грани устойчивости психики. Кто  благополучно прошел его, тот никогда  не вернется в те воды, из которых  вышел. За пять лет университетского труда, человек сопоставляет весь свой жизненный опыт с альтернативой  и либо сносит старые постройки сознания, сооружая на их месте новые, либо существенно  перестраивает свои взгляды. Залог  успешного становления Китаеведа  в несгибаемом идейном стержне  – вере в бога или последовательном атеизме, партийной идеологии или  обычае первичной группы – все  перечисленное может быть основанием тех принципов, которые не позволят человеку потерять себя между двух океанов культур…

Вторая по важности задача подготовки Китаеведа – вооружение его технологиями системного анализа. Это нужно для того, чтобы человек встал на свой путь: если его сознание терзаемо внутренними противоречиями, то вооруженный навыками системного анализа и синтеза он встанет на путь исследователя и вместе с противоречиями своей души будет разрешать противоречия мира, если же человек имеет целостную натуру, то вооруженный системным взглядом на вещи он встанет на путь деятеля и поведет за собой людей.

Третья важная задача –  дать Китаеведу знания о технологиях  операций с предметами. Сегодня эта  задача не воспринята широкой китаеведческой общественностью, прежде всего в связи с нашей «гуманитарной образованностью». Операции же с предметами – это область, другого, естественнонаучного и технического знания. Как следствие, сегодня в России нет учебных программ, способных решать все три перечисленных задачи одновременно. Предвижу вопрос коллег: «А зачем Китаеведу технические знания?!» Отвечу на него так, каждому Китаеведу они не нужны, они нужны Китаеведению. В современном мире глобального общения, ориентированном на технологический и экономический прогресс, когда идеи, перемешиваясь, дают инновационные всходы, только технически грамотный практик может адекватно экстраполировать специальные знания из одной узкой области науки и техники в другую. И это бесспорно, если, конечно, кто-то из коллег не считает, что переводчик «широкого профиля» способен адекватно транслировать культуру мышления и мировидение физика-атомщика или математика. Кроме того, открытыми остаются исследовательские области, расположенные на стыке Китаеведения с другими видами научного знания, существует спрос на исследование китайского опыта организации производства, внедрения технологий, развития научно-технической мысли.

Более того, скажу, что сама идея подготовки технически грамотного синолога не нова, именно таким задумывался  нашими предшественниками в 19 веке Восточный институт во Владивостоке. По моему мнению, в ближайшей перспективе  только во Владивостоке и только два  ВУЗа, имеющие право считать себя наследниками Восточного института  – Дальневосточный Государственный  Университет и Дальневосточный  Государственный Технический Университет, смогут решить триединую задачу подготовки во благо России технически специализированных синологов. Для этого им стоит  только протянуть руки друг к другу.

Так мы подошли к проблематике Школ российского Китаеведения. Их значение состоит в том, чтобы  задавать направление развитию нашей  науки, передавать импульс локальным  китаеведческим центрам, взращивать специалистов, и, главное, производить и хранить материальные следы трудов наших предшественников. С XVII-XVIII веков российсиким школами Китаеведения накоплен значительный багаж переводов трудов конфуцианства, китайского буддизма, даосизма, исторических и династийных хроник, литературных произведений; созданы словари; разработаны учебники и программы изучения китайского языка, литературы, истории, этнографии, духовных традиций и философии Китая, его общества, политики и права.

Сегодня «Школы Китаеведения»  – это скорее географическое понятие  – Санкт-Петербургская, Московская, Дальневосточная с центром во Владивостоке и набирающем силу Благовещенске, находящаяся в процессе становления  Сибирская школа (Иркутск, Красноярск, Улан-Удэ, Чита). Их «становыми хребтами» являются: Восточный факультет Санкт-Петербургского университета; Институт Дальнего Востока РАН (Москва), Институт стран Азии и Африки Московского Государственного Университета им. М. В. Ломоносова и Межвузовский факультет по преподаванию китайского языка (Москва); Восточный институт Дальневосточного государственного университета (Владивосток). Везде есть замечательные люди и прекрасные специалисты, но яркая индивидуальность каждого и специфика нашей области знания не привели к персонификации традиции, не создали школ, как групп специалистов, использующих и развивающих методологические приемы и воззрения своего учителя. Печальным является то, что при количественном росте числа выпускников китаеведческих факультетов ВУЗов, вокруг специалистов старшего поколения практически нет ядра молодых людей готовых и способных продолжить их дело. Тем не менее, Школы существуют и являются сокровищницей традиций российского Академического Китаеведения.

Параллельно с Академическим  Китаеведением, сутью которого является дисциплина ума неофита, превращение  его из выпускника средней школы  в зрелого специалиста, создание научного круга общения для специалистов высокого уровня, живет Неакадемическое  Китаеведение, суть производное от трудов и общения китаистов, не избравших  своей судьбою науку. О формировании стиля и образа Неакадемического Китаеведения стало возможным говорить после появления в сети Интернет целого ряда сайтов востоковедческой и китаеведческой направленности. Становясь центрами общения китаистов, они формируют вокруг себя устойчивый круг людей, решающих определенные проблемы российско-китайских связей; выполняют функцию коллективного организатора; становятся источником инновационных идей в Китаеведении и, благодаря вовлечению в общение широких кругов не китаеведческой общественности, служат расширению взгляда сограждан на Китай и Китаеведение.

Академическое и Неакадемическое тесно переплетены в Китаеведении. Вместе они задают рамки трех процессов длинною в жизнь, формирующих специалиста-китаеведа:

Первый процесс – изучение китайского языка. Не освоивший этого  круга знаний никогда не станет китаистом.

Второй процесс – овладение  технологиями системного анализа и  комплексом знаний, позволяющих постичь  логику существования китайской  культуры и общественных процессов. Не прошедший этого этапа никогда не сможет глубоко проникнуть в суть изучаемого предмета.

Третий процесс – практика контактов с носителями языка  и культуры, овладение технологиями полевого культурологического эксперимента, проверка на практике и корректировка  полученных теоретических знаний. Не имеющий этого опыта рискует бродить вдали от действительности.

В процессе становления Китаеведа  равно важны только два инструмента  – общение с учителями, коллегами  и товарищами, и внутренняя работа над собой. Обмениваясь идеями и  творчески их осмысливая, Мы задаем вектор движения «корабля Китаеведения», формируем китаеведческую Парадигму, которую пришедшие после нас воспримут как данность и, в свою очередь, приспособят под себя и Время.

Сегодня, российское Китаеведение находится в полосе реструктуризации подходов, что сопровождается рядом  кризисных явлений. Главными их причинами, если я не прав коллеги поправят, являются:

Кризис идеологии. Исходя из того, что Китаеведение – наука, оперирующая идеями, знаками, смыслами и мифами, я утверждаю, что все  перечисленные операции должны соотноситься с неким идейным «стержнем», эталоном. Только в этом случае Наша наука сможет полноценно выполнять свои социальные функции. Сейчас, по-моему, каждый китаист опирается на свои внутренние идеологические ресурсы. Это не плохо, в этом залог поиска инноваций, из которых завтра выкристаллизуется идеологический «мэйнстрим» Китаеведения. Но как социальный институт, Китаеведение, прежде всего, должно мерить себя сквозь призму государственной идеологии России.

Недостаточны инвестиции в существующие китаеведческие структуры. Находясь в полосе реструктуризации, «машина» Китаеведения ощутила как «масло» инвестиций полилось на мелкие «детали», тогда как основные «части» испытывают инвестиционный голод. Государство уже никогда не будет финансировать Китаеведение в том объеме, в каком оно финансировало его еще несколько десятков лет назад. Наша наука пойдет дальше, опираясь только на собственные силы и умение убедить государство вложить средства в те или иные программы. Это фактор, который заставляет Китаеведение приобретать сегодня ярко выраженный прикладной характер.