Гегель как историк философии

Третья послеаристотелевская школа – скептицизм. Здесь философия  от категории бытия поднимается  к видимости. Для скептика все  мнимо – и мысль, и показания  чувств, его цель – невозмутимость, атараксия.

Скептицизм принадлежит  эпохе упадка жизни и философии, но, с другой стороны, это и шаг вперед. Гегель отмечает: «В лице скептицизма мы видим разум шагнувшим так далеко, что все предметное, предметное ли бытия или предметное всеобщего, исчезло для самосознания…Таким образом, это одиночество духа внутри себя есть, правда, философствование; однако мышление остается абстрактно у себя как мертвенное застывание, и оно пассивно по отношению к внешнему миру, а если оно и движется внутри себя, то это все же сопровождается презрением ко всяким различиям.»²⁶. Причем паралич мысли – это только одна сторона скепсиса, есть еще мыслящий скептицизм, выступающий против ложных авторитетов, открывающий дорогу исследованию; положительная философия содержит его внутри себя как некое бродило.

Последний этап в развитии греческой философии – неоплатонизм, фантастически сочетавший в себе почти все основные предшествующие учения – Платона и Аристотеля, стоиков, эпикурейцев и скептиков. Согласно Плотину, наиболее авторитетному из неоплатоников, мир возникает вследствие эманации (истечения) бога. «Вся его философия представляет собою, с одной стороны, метафизику, однако, с другой стороны, господствующей в ней тенденцией является не столько забота о том, чтобы объяснить, истолковать и понять то, что заставляет признать себя действительностью, не столько стремление показать положение и способ возникновения предметов, дать, например, дедукцию материи, зла, сколько отвлечение духа от этого внешнего и отведение ему подобающего места посреди простой ясной идеи.»²⁷

Так заканчивается более  чем тысячелетняя история греческой  философии, которой Гегель в своем курсе уделяет главное внимание.

2.3.Средневековая  философия

«Философия в рамках христианства являет нам сначала  смутное верчение в глубинах идеи, как образах последней, составляющих ее моменты, тяжкое борение разума, не могущего высвободиться от фантазии и представления, чтобы перейти к понятию.»²⁸

Рассмотрение средневековой  философии начинается  с арабов. Но Гегель лишь перечисляет их имена: Аль-Фараби, Авиценна, Альгазали, Аверроэс. Заслугу этих мыслителей он видит в том, что они сохранили Аристотеля, которого в течение долгого времени на средневековом Западе знали лишь по арабским переводам и комментариям. По произвольному утверждению Гегеля, арабская мысль малоинтересна и не составляет самостоятельной ступени в истории философии.

То же самое Гегель говорит и о западной схоластике, которую он рассматривает лишь как богословие. «Схоластика всецело является блужданием сухого рассудка в ветвистом лесу северной германской природы»²⁹. Наука выродилась, превратилась в игру силлогизмами, тон задавали невежественные монахи.

Дело в том, что средневековая  философия не укладывалась в гегелевскую схему прогрессивного развития логического мышления. Средние века, как и восточная мудрость, привлекали романтиков, Гегель не разделял их симпатий.

Конец господству католической схоластики кладет Возрождение. Возрождается прежде всего интерес к античной культуре – искусству и философии. Только теперь Европа по-настоящему знакомится с Аристотелем. Самым выдающимся аристотеликом и аверроистом того времени был итальянец Помпонаций. Он в своей книге «О бессмертии души» показал, что бессмертие души не может быть доказано. Аверроисты утверждали, что всеобщий «активный» интеллект имматериален и вечен, а индивидуальная душа смертна.

Во Флоренции возникает  академия, где изучают Платона  и  неоплатоников.

Большое внимание Гегель уделял взглядам Джордано Бруно. «Великому воодушевлению, которым горела его душа, он жертвовал своим личным благополучием. Таким образом, это воодушевление не давало ему жить спокойно. Скажут сразу: это была беспокойная голова, человек, который не мог уживаться с людьми; но откуда у него такое беспокойство? Он не мог уживаться с конечным, дурным, пошлым; отсюда его беспокойство. Он поднялся до сознания всеобщей субстанциальности и устранил то разлучение самосознания с природой, которое одинаково уничтожает обоих.»³⁰ Две идеи Бруно особенно близки Гегелю: идея единства противоположностей и попытка понять вселенную в ее развитии.

2.4.Новая философия

Средневековая философия  отрывала мир мысли от мира реального  существования. Философия нового времени ищет пути их слияния. Дух и природа, мышление и бытие – такова основная противоположность, и философия распадается на две формы ее разрешения, реалистическую и идеалистическую. Реализм выводит содержание мысли из восприятия, из физической природы, идеализм исходит из самостоятельности мышления. Бэкон и Беме, родоначальники новой философии, противостоят друг другу как две попытки подойти к решению проблемы духа и природы с противоположных позиций.

Фрэнсис Бэкон – родоначальник опытных наук. Их требованиям Бэкон и подчинил свою философию. Впервые в истории он всесторонне разработал индуктивный (то есть идущий от частных фактов к обобщениям) метод познания. Обоснованию этого метода посвящено основное произведение философа – «Новый органон». Здесь содержится анализ деятельности человеческого интеллекта и критика ложных понятий, препятствующих опытному знанию.

Более пространно и с большей симпатией, чем об английском лорде-канцлере Бэконе, Гегель пишет о немецком сапожнике Якобе Беме. «В самом деле лишь благодаря ему в Германии впервые появилась философия, носящая своеобразный характер.»³¹

Мечтательный фантаст, начитанный в библии и немецких мистиках, то и дело впадавший в состояние экзальтации, Беме писал книги, полные грубых образов, религиозной фразеологии и диалектических идей. Никакой системы, да и просто идей у Беме нет. Единственная идея, проходящая красной нитью через все его творчество, - это троичность сущего.

XVII век – период рассудочного мышления. Эмпиризм спорит с рационализмом, но расхождения их носят второстепенный характер, оба не выходят за пределы метафизического метода, господствующего и в частных науках и в философии. Основоположником рационализма – философского направления, признающего рациональное мышление единственным источником истинного знания, является Рене Декарт. Мышлению нужно расчистить дорогу при помощи сомнения. Однако Декарт не скептик, усматривающий в самом сомнении цель философского исследования, он выступает не против рассудка, а против предрассудка. Сомнение - лишь средство найти незыблемый исходный пункт философии. «Сомневаться можно, по Декарту, в показаниях органов чувств, в подлинности окружающей человека действительности, в существовании собственного тела. Нельзя только усомниться в реальности самой сомневающейся мысли. Мышление, следовательно, единственно достоверный факт. Отсюда Декарт выводит свое знаменитое положение: «Мыслю – следовательно, существую».³²

Декарт дал новый  толчок не только философии, но и математике. Несколько основных методов являются его открытиями, на основе которых потом были построены самые блестящие результаты высшей математики.

Декарт – один из родоначальников точного знания, отцов механики. Принципы механики он стремился распространить на все естествознание, в том числе и понимание жизни. Отсюда ведет происхождение механицизм как упрощенное рассмотрение природы. Животное для Декарта – машина.

Дуализму Декарта противостоит учение о единой субстанции, выдвинутое Бенедиктом Спинозой. «Истинной является исключительно лишь единая субстанция, атрибутами которой являются мышление и протяжение или природа и лишь это абсолютное единство есть действительность, есть бог.»³³ Мышление наряду с протяженностью Спиноза считал атрибутом субстанции, то есть всей природы. Движение Спиноза рассматривал лишь как модус (временное свойство) субстанции. В состоянии движения находятся единичные вещи, представляющие собой временное состояние, видоизменение неподвижной субстанции, бога.

Богословская терминология Спинозы открывает возможность  идеалистической интерпретации, чем Гегель не преминул воспользоваться. Он отводит от Спинозы обвинение в атеизме.

Значительное место  в учении Спинозы занимает этика. Человек, руководствующийся аффектами, находится у них в рабстве. Выйти из этого состояния можно только посредством знания, самым высшим видом которого является интеллектуальная интуиция.

Несколько иного рода материалистическое учение Джона Локка. Метафизирующий эмпиризм – так Гегель определяет философию Локка. Локк прежде всего интересуется происхождением общих понятий. Существование врожденных идей он отрицает: в интеллекте нет ничего, чего бы ранее не было в чувствах. Ощущение – источник любого знания; до чувственного общения с миром душа – «чистая доска», опыт пишет на ней свои письмена.

Науки, построенные на опыте, приняли логику  рассуждений  Локка. Но философа, отмечает Гегель, она  не может удовлетворить. «Рассуждение Локка совершенно поверхностно; оно всецело держится лишь явления, лишь того, что налично, а не того, что истинно.»³⁴ Остается по-прежнему неясным, каким образом единичное восприятие принимает форму всеобщности, характерную для понятия.

В рассуждениях Локка  есть еще одно слабое место – разделение качества вещей на первичные и вторичные. Первые (протяженность, плотность, движение и т.д.) являются реальными, объективными, вторые (цвет, запах, звук, вкус) порождены нашими органами чувств. Отсюда ведет свое происхождение субъективный идеализм Беркли, для которого и первичные качества вещей суть человеческие представления. Гегель приводит основную мысль Беркли: «Бытие всего того, что мы называем вещью, состоит только в том, что оно воспринимается.»³⁵. Существовать, для Беркли, значит быть воспринимаемым. Гегель называет это учение «самой плохой формой идеализма».

Отрицательно оценивает  Гегель и позицию Юма, «завершившего  локкеанизм». Согласно Юму человек имеет дело с ощущениями, использует их данные, но ничего не может сказать об их источнике; всеобщность знания – лишь результат привычки.

Скептицизм Юмы был  направлен не против научного знания, а против религии и догматизма. Поэтому он пользовался широкой  популярностью у французских просветителей. Их философию Гегель справедливо характеризует как материализм и атеизм. Гегель видит во французском материализме необходимую ступень развития философской мысли, но признает за ним в основном «негативное» значение как силы, разрушавшей выродившуюся религию, изживший себя политический строй, устаревшие правовые и моральные нормы.

Гегель симпатизирует  Руссо. Он особо фиксирует внимание на руссоистском учении о всеобщей воле, отличающейся от суммы всех единичных воль. «Всеобщую волю не следует рассматривать как составную из явно единичных воль, так что последние оставались бы абсолютными; в противном случае было бы верно положение: «где меньшинство должно подчиняться большинству, там нет свободы.»³⁶

Немецкое просвещение  имело отличительные особенности. Здесь живы были традиции Лейбница, философия которого в равной мере противостояла как Спинозе, так и Локку. Лейбниц выдвинул идею бесконечного множества индивидуальных субстанций. Он называл их монадами и видел в каждой замкнутый, неповторимый мир. Лестница монад ведет от неорганической природы к живому организму и сознанию. Между монадами отсутствует какая-либо связи, поэтому эмпирические основы познания Лейбницем отвергаются. Знание истины возможно только как «предустановленная» богом гармония в движении мыслящих и телесных монад, подобно тому, как двое часов с одинаковым ходом независимо друг от друга показывают одно и то же время.

Решительный поворот  к диалектике происходит лишь в «новейшей  немецкой философии», которую Гегель начинает не с Канта, а с Фридриха Якоби. Значение Якоби состоит в том, что он четко указал на ограниченный характер рассудочного мышления, всегда остающегося в пределах механистического миропонимания. Только внутреннее откровение, интуиция, вера дают истину, знание о боге. «Собственный дух должен свидетельствовать духу, что бог есть дух, содержание должно быть истинным содержанием; но это можно констатировать не благодаря тому, что оно мне откровенно, но благодаря уверениям.»³⁷ В связи с Якоби Гегель мельком упоминает о распространении в Германии идей Спинозы, который в не меньшей степени, чем Лейбниц, был властителем немецких умов во второй половине XVII века.

Канту Гегель посвящает  самый большой раздел из тех, что  написаны о послегреческой философии. Примерно столько же, сколько о Сократе. Гегель приводит изречение Канта: «Согласно Канту, бога, с одной стороны, нельзя найти в опыте, ни во внешнем (как сказал Лаланд, что он искал во всем небе и не нашел там бога), ни во внутреннем опыте; мистики, мечтатели, могут, разумеется, опытно узнавать внутри себя всякую всячину и между прочим также и бога, т.е. бесконечное.»³⁸. Общий  смысл кантовской философии состоит в том, что  она заранее соглашается, что такие определения, как всеобщность и необходимость, не встречаются в восприятии. Кант исторически указал моменты целого и правильно их определил и различил; это хорошее введение в философию.

После Канта – Фихте; затем короткое о романтиках, о  Шеллинге, скромно о себе: «Теперешняя  стадия философии характеризуется  тем, что идея познана в ее необходимости, каждая из сторон, на которые она раскалывается, природа и дух, познается как изображение целостности идеи, и не только как в себе тождественная, ни и как порождающая из самой себя единое тождество, и последнее благодаря этому познается как необходимое.»³⁹.