Инновационная динамика структурного человеческого капитала

В этой ситуации носители элитного человеческого капитала избирали, как  правило, три стратегии. Часть из них смогла использовать свой человеческий капитал в новых условиях, создав новый бизнес на базе своих разработок или применив накопленные в смежных  областях знания (Д.Зимин и др.). Правда, этот путь был характерен, скорее, для  первой половины 1990-х годов. Затем, с  завершением новой институционализации  системы «власти-собственности» и  связанным с этим процессом сращиванием  государства и бизнеса, возможности  открытия нового дела для человека, не включенного в социальные сети, подконтрольные тем или иным властным кланам, стало практически невозможным . Поэтому барьеры для исследователя, желающего реализовать свои идеи в самостоятельном бизнесе, ныне запредельно высоки.

Другие носители элитного человеческого капитала предпочли  уехать работать в зарубежные научные  и учебные центры; началась так  называемая «утечка мозгов». Наконец, наиболее значительная часть работников науки, образования, культуры, оставшаяся в профессии, вынуждена была избрать  стратегию адаптации, выражающуюся в совмещении труда на нескольких малооплачиваемых рабочих местах.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2. Конфликт массового и элитного образования.

И здесь в деле как поддержания  и развития ранее накопленного человеческого  капитала, так и, что особенно важно, развития человеческого капитала вновь  вступающих в трудовую жизнь поколений  сложилась крайне противоречивая ситуация. Помимо прочего она осложнена  и тем, что в стране разворачиваются  процессы и постсоциалистической трансформации, и перехода к принципиально новой  экономике знаний, требующей работников с человеческим капиталом особого  качества, причем в достаточно массовом масштабе.

С одной стороны, очевидна потребность широких кругов молодежи, равно как и представителей более  старших возрастов в получении  качественных знаний, соответствующих  новым постсоциалистическим реалиям  и особенностям новой экономики  знаний. Естественным откликом на эту  потребность стали как пересмотр  учебных программ и постоянное совершенствование  качества обучения в высших учебных  заведениях – традиционных лидерах  элитного отечественного образования, так и создание новых учебных  заведений, с самого своего основания  ориентированных на производство образовательного продукта высокого качества.

Но одновременно, с другой стороны, растущий спрос молодежи на получение высшего образования  недостаточно высокого качества, позволяющее  с получением диплома об окончании  вуза претендовать на более успешное трудоустройство, породил соответствующее  предложение. Это стремление подкреплялось  стратегией работодателей, которые, будучи неудовлетворенными качеством массового  среднего образования, стали требовать  от претендентов на рабочие места, предполагающие недостаточно высокую квалификацию работника, дипломов о высшем образовании, хотя объективно такое требование было излишним.

На возросший спрос  было получено и соответствующее  предложение, опирающееся в значительной части на упоминавшуюся выше стратегию  адаптации работников науки и  преподавателей высшей школы. Они стремились в рамках привычных по прошлому опыту  экстенсивных методов развития построить  свою стратегию выживания на совмещении занятости в ряде вузов с тем, чтобы суммарная заработная плата  могла обеспечить их существование  в условиях резкого падения уровня жизни в 1990-х годах. В результате мы получили резкий рост числа вузов, равно как и обучающихся в  них студентов и на платной, и  на бесплатной основе.

Начиная с 2000-х годов прием  в вузы стал стабильно превышать  число выпускников средних школ. При этом в 2000 г. фактически сравнялись величины бюджетного и платного приема в государственные и муниципальные  вузы, а в последующие годы число  обучающихся на платной основе устойчиво  превышало число обучающихся  на бюджетных местах. В 2006/2007 учебном  году доля студентов, обучающихся на платной основе в общей численности  студентов достигла 66% [45, с.1105].

Такой всплеск интереса к  высшему образованию – следствие  разных процессов как обесценения  накопленного в предшествующий период человеческого капитала, так и  стремления работодателей к занятию  на новых рабочих местах работников, получивших знания в последние десятилетия. В результате сложилась беспрецедентная в мировой практике ситуация, когда «сама форма российских профилей заработков по возрасту оказывается «сплюснутой»: в Украине работники наиболее продуктивных возрастов зарабатывают всего лишь на 30–40% больше, чем молодежь, тогда как в США это превышение достигает 2–2,5 раза» [12, с.46-47]. Однако отмеченные выше тенденции к превращению высшего образования практически во всеобщее могут привести к снижению его экономической ценности: «симптомы такого снижения, похоже, наметились в 2004-2005 гг., когда нормы отдачи впервые пошли вниз, уменьшившись по сравнению с началом 2000-х гг. на 2-3 процентных пункта» [14, с.44].

Думается, проблема кроется  не столько в количественных, сколько  в качественных аспектах массового  высшего образования, а также  в мотивации получающих его студентов. Так, согласно исследованиям Е.Авраамовой (опрос проводился в 2007 г.), уже менее  половины выпускников вузов (особенно 2000-х гг.) работают по выбранной специальности. Особенно впечатляющую картину дает разбивка респондентов по отраслям .

Е.Авраамова приходит к  выводу, что молодые люди вполне усвоили сложившиеся в стране правила игры, вытекающие из специфики  все более окостеневающей в 2000-х  годах конструкции «власти-собственности» с ее жестким контролем над  личной инициативой, господством социальных сетей, органически связанных с  властными структурами как формальным, так и неформальным образом. «В соответствии с ними следовало получить любой  диплом о высшем образовании и  при помощи знакомств и связей пробиться в финансовую сферу  или управление, торговлю, сервис или  рыночную инфраструктуру… Вопрос о  том, могут ли молодые специалисты  стать тем социальным субъектом, который окажется локомотивом инновационного развития национальной экономики, пока не встречает утвердительного ответа» [1, с.115-116].

Не очень высоко оценивают  качество выпускников вузов и  работодатели. Правда, тут внушает  некоторую надежду сравнительно высокий балл оценки уровня обучаемости  выпускников вузов последних  лет. Это позволяет надеяться, что  многие из них непосредственно в  ходе трудовой деятельности смогут нарастить  свой человеческий капитал.

Разрастание сферы высшего  образования порождает на рынке  труда рост числа людей, обладающих статусом дипломированных специалистов, но не имеющих возможности применить  полученные знания на практике. Причиной тут является не только низкое качество обучения в ряде вузов, но и неспособность  экономики, переживающей структурный  кризис, предложить молодежи рабочие  места, соответствующие полученной в вузе специальности за достойную оплату. Наиболее благополучными в этом плане оказались фармакологи и медики, скорее всего потому, что в этих отраслях помимо формальных устойчивый характер обрели неформальные отношения, позволяющие компенсировать низкий уровень официальных доходов работников этих сфер деятельности. В то же время в таких важных для экономики будущего отраслях, как биология, электроника, математика и физика, автоматизация, машиностроение и т.п., по вузовской специальности остаются работать не более 35% выпускников. Но это значит, что накапливаемый ими в годы учебы человеческий капитал сразу начинает обесцениваться. Причем данный процесс имеет и негативный психологический эффект: невозможность применить на практике полученные знания рождает массовую неудовлетворенность трудом. Так, по данным проведенного в 2006 г. сравнительного европейского исследования, включающего 25 стран, Россия показала наименьший из всех стран индекс удовлетворенности трудом при наибольшей доле населения в возрасте от 25 до 64 лет с постшкольным образованием [3, с. 154-156].

К сказанному следует добавить, что само стремление и работодателей, и молодых людей к практически  всеобщему высшему образованию  как ставшему необходимым условием для занятия рабочего места, часто  отнюдь не предполагающего наличия  специальных знаний высокого качества (о чем свидетельствует масса  выпускников, работающих не по специальности), свидетельствует скорее о глубоком кризисе образования среднего. Именно на этом уровне должны быть получены знания, равно как и общекультурная база, достаточные для труда на значительной части рабочих мест, связанных  прежде всего с экономикой индустриальной и занимаемых сегодня выпускниками вузов. Но недостаток среднеобразовательной  подготовки заставляет работодателей  ориентироваться на высшее образование  соискателей рабочих мест в некоем символическом смысле. Равно как  и молодые люди, ощущая нехватку полученных в школе знаний, стремятся  к пополнению своего образования  в вузах. При этом разрастается число  вузов, не способных дать качественные знания, в лучшем случае – подготовить  более-менее грамотного специалиста-исполнителя, продолжив уже на более низком качественном уровне тенденцию, отмеченную еще в советский период.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

3. Кризис системы среднего образования.

В то же время продолжает углубляться кризис среднего образования, который вряд ли можно разрешить  простым ростом финансовых вложений в эту сферу. Этот кризис – результат  как первого, так и второго  разлома в эволюционном развитии российского общества. И если непосредственно  после первого разлома, хотя и  нанесшего удар по отлаженной в дореволюционный  период системе гимназического и  реального образования, прежде всего  за счет энтузиазма как старых педагогов, так и пришедших в школу  представителей старой интеллигенции, удалось отстроить новую массовую школу, то с течением времени ситуация стала меняться. Массовость среднего образования требовала и массовой подготовки учителей. Однако как сложность  труда педагога, так и невысокая  оплата этого труда, типичная и для  советского периода, провоцировала  тенденции «отрицательного отбора»  в педагогические вузы.

В уже упомянутом Докладе  Общественной палаты признается факт отрицательного (негативного) отбора в  учительскую профессию и отмечается, что дело тут не только в уровне зарплаты учителей, но и в самой  системе их качественного отбора. В нем приводятся примеры методов  отбора лучших выпускников университетов  для работы в школе, практикуемые в мире – от Южной Кореи и  Сингапура до Финляндии и Великобритании [11, с.121-122]. Однако, по сути, авторы доклада в анализе причин сложившейся ситуации ограничиваются воздействием второго разлома российского общества конца ХХ века, в то время как истоки проблем надо искать в его начале – в первом разломе. Именно тогда, монополизировав все формы воздействия на развитие образования в рамках конструкции «власти-собственности», правительство сконцентрировало все усилия на индустриальном и военно-техническом компоненте развития. Система среднего образования была нацелена, прежде всего, на подготовку массовых кадров для индустриального производства, все большее внимание уделялось точным наукам в ущерб общекультурному, гуманитарному образованию, для которого все меньше и меньше часов оставалось в учебных программах. Это не могло не сказаться на качестве общекультурной подготовки выпускников средних школ, особенно если они не могли восполнить возникшие пробелы в рамках семейного воспитания.

Кроме того, ориентация на приоритет  индустриального развития вносила  свои коррективы в иерархию профессий. И в советские времена наиболее способные ученики педагогических вузов стремились уйти в науку  или иные виды деятельности. Именно тогда были заложены основы отрицательного отбора в учительскую профессию, о которой говорят сегодня.

Разумеется, в школе трудятся многие подлинно талантливые учителя-подвижники, о которых ученики сохраняют  память на всю жизнь. Но в целом  уровень подготовки учительского корпуса, особенно если в качестве обязательного  его компонента учитывать необходимость  высокого не только профессионального, но и культурного стандарта, не может  удовлетворять требованиям современной  экономики. О том, что эта тенденция  лишь углубляется, свидетельствуют  данные о баллах ЕГЭ абитуриентов, поступивших в 2009 г. в разные вузы страны. В кризисную зону вузов  с наиболее низкими баллами попали технические вузы, даже с громкими именами, что свидетельствует о  серьезных проблемах с человеческим капиталом будущих работников индустрии (58 – средний балл; проходной – 44) и педагогические вузы (средний балл – 58-62; проходной – в районе 45). То есть в педагогические вузы пришли студенты с наиболее низкими баллами по сравнению с вузами большинства других специальностей. А это значит, что и педагогический корпус ближайшего будущего будет пополняться выпускниками, по крайней мере, не обладающими качественными знаниями, полученными ими в школе.

Еще один важный, на мой взгляд, аспект анализа современного состояния  отечественного человеческого капитала связан с теми его носителями, которые  еще в советский период связывали  свои жизненные стратегии с физическим трудом той или иной степени квалификации. Они исходили из высокой востребованности такого рода труда в экстенсивно  развивающейся экономике индустриального  типа. Нехватка таких трудовых ресурсов в дореформенный период провоцировала  более высокую его цену. В результате и носители такого рода человеческого  капитала, и многие их дети ориентировались  на экстраполяцию данной ситуации, связанной не с необходимостью получения  полноценного среднего, а затем и  высшего образования, а с совершенствованием профессиональных навыков, приобретаемых  непосредственно на производстве.

Однако переход к рыночной экономике продемонстрировал неконкурентоспособность  значительного числа предприятий  старой индустрии в новых условиях. Производства стали сокращаться  либо вообще прекращали свое существование. В результате огромные массы людей  – носителей специфического человеческого  капитала, ориентированного на преимущественно  физический труд разной квалификации, оказались лишенными и привычных, достаточно высоких для уровня их квалификации и общего уровня оплаты труда в стране заработков, и устоявшихся  общих перспектив трудовой деятельности. От того, как сложится их судьба, во многом зависит социальное спокойствие  общества, ибо они составляют значительную часть населения страны. Причем тут  надо учитывать не только тех, кто  до реформ был занят описываемыми видами труда, но и большую часть  их детей и даже внуков, к 1990-м  гг. учившихся в школе и полагавших, что глубокие знания им не нужны, ибо  они рассчитывали пойти по стопам своих родителей и сосредоточиться  на обретении навыков и квалификации непосредственно на производстве. Но входившие в трудовую жизнь в 1990-е годы представители этой категории  работников оказались в ситуации, когда традиционно востребовавшие их труд индустриальные производства находились в глубоком кризисе и  либо вообще не предъявляли спрос  на него, либо предлагали за него крайне низкую оплату, не удовлетворявшую  молодых людей.