11. Непростой проблемой является  вопрос о праве, применимом  к самому соглашению о выборе  права. Единые подходы к ней в нормативных актах и в доктрине еще не вполне сложились, а устойчивая правоприменительная практика отсутствует. В то же время надо иметь в виду, что порой теоретическая сложность некоторых аспектов данной проблемы значительно перевешивает их реальную практическую значимость. В свете упомянутых обстоятельств и возможности различных решений с учетом особенностей конкретного случая ст. 1210 не содержит указаний по данной проблеме. Решение вопроса может быть найдено путем применения норм раздела VI по аналогии.

     Л.А. Лунц высказывал мнение о том, что  действительность соглашения о выборе права должна рассматриваться как предпосылка для применения выраженной в данном соглашении коллизионной привязки и что поэтому все вопросы его действительности следовало бы подчинить закону суда. Современное развитие права и практики ряда государств показывает, что преобладающий подход к разрешению данного вопроса не столь однозначен.

     Так, Римская конвенция 1980 г. предусматривает (п. 4 ст. 3), что наличие и действительность согласия сторон на выбор применимого  к договору права определяется на основе соответствующих предписаний Конвенции о действительности договора с точки зрения существа, формы и дееспособности сторон (ст. 8, 9, 11). Другими словами, те же коллизионные нормы, которые определяют действительность основного договора, применимы и при установлении действительности соглашения о выборе права. При этом Римская конвенция исходит из возможности руководствоваться избранным сторонами правом для определения действительности такого соглашения с точки зрения наличия или отсутствия в нем пороков содержания и формы.

     Тенденция принятия во внимание права, избранного по соглашению сторон, при разрешении вопросов, касающихся самого такого соглашения (причем не только его действительности), находит растущее признание.

     Вместе  с тем необходимо заметить, что  коль скоро при определении права применим раздел VI в целом, то должны, по нашему мнению, применяться и его нормы, определяющие допустимость выбора права сторонами договора (т.е. когда, каким образом и в каких пределах этот выбор возможен), включая ст. 1210. Что же касается других вопросов, в том числе правоспособности и дееспособности сторон, наличия в соглашении пороков воли (в частности, совершения сделки под влиянием заблуждения, обмана, насилия, угрозы), пороков формы, к ним возможно применение тех же коллизионных привязок, что и к основному договору (см. ст. 1195, 1197, 1202 - 1204, 1209). При этом не исключается применение и права, избранного сторонами, когда такой выбор допустим в силу правил раздела VI.

     Что касается коллизионного вопроса о форме соглашения о выборе права, то вряд ли он вообще имеет большое практическое значение. Во-первых, законодательство многих стран, как и российское, не устанавливает, как правило, особых требований в отношении формы такого соглашения. Во-вторых, с учетом ст. 1209, соблюдение норм российского права в отношении формы данного соглашения является достаточным для признания его действительным. Как было сказано выше, по российскому праву для действительности этого соглашения не требуется обязательного соблюдения письменной формы, оно может быть заключено и в устной форме.

2. Сравните правовое положение иностранных граждан, апатридов и бипатридов (таблица)

      Правовое  положение иностранных граждан, апатридов и бипатридов

3. Проанализировав договоры о правовой помощи, в которых участвует РФ, укажите, какие коллизионные нормы применяются по наследственным отношениям, осложненным иностранным элементом

     В настоящее время в собственности физических лиц находится разнообразное по своему составу имущество, в том числе то, которое сохраняет свои полезные свойства и способно приносить доход в течение продолжительного времени (недвижимое имущество, ценные бумаги, вклады в банках). При этом наблюдается тенденция к приобретению и сохранению данного имущества за рубежом, что в случае открытия наследства будет осложнять возникшие отношения иностранным элементом. В таких ситуациях участникам наследственных отношений, органам нотариата и суда недостаточно знать материально-правовые нормы о наследовании имущества, действующие в отдельных государствах, необходимо также учитывать нормы о праве, подлежащем применению к наследственным отношениям, осложненным иностранным элементом. 
Исходной категорией в коллизионном регулировании наследования является статут наследования. По смыслу ст. 1224 ГК РФ, наследственный статут представляет собой правопорядок, подлежащий применению к регулированию наследственных отношений, осложненных иностранным элементом, за исключением вопросов завещательной дееспособности и формы завещания. Сфера действия наследственного статута определяет, в частности, решение вопросов об основаниях наследования, составе наследства, времени и месте открытия наследства, круге лиц, которые могут призываться к наследованию и отстраняться от наследования, способах и сроках принятия наследства.

     Определяя статут наследования, российский законодатель в целом сохранил преемственность  подходов, закрепленных в ст. 169 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. Общее правило по-прежнему гласит, что к наследованию должно применяться право последнего места жительства наследодателя (абз. 1 п. 1 ст. 1224 ГК РФ). Из него установлен ряд изъятий:

     1. В отношении наследования недвижимого имущества, внесенного в государственный реестр в Российской Федерации (воздушных и морских судов, судов внутреннего плавания, космических объектов), установлена отсылка к российскому праву (абз. 2 п. 1 ст. 1224 ГК РФ).

     2. К наследованию иного недвижимого имущества применяется право страны места нахождения этого имущества (абз. 2 п. 1 ст. 1224 ГК РФ).

     3. Местом открытия наследства в  России после смерти лица, обладавшего  движимым имуществом на территории  России, но постоянно проживавшим за пределами России, признается место нахождения такого имущества (ст. 1115 ГК РФ).

     Наличие наряду с общим нескольких специальных  правил позволяет выделить в коллизионной норме абз. 1 п. 1 ст. 1224 ГК РФ реальный (фактический) объем, охватывающий отношения по наследованию движимого имущества, за исключением определения места открытия наследства в России после смерти лица, обладавшего движимым имуществом на территории России, но постоянно проживавшим за пределами России.

Принцип разделения наследственного имущества на две части – движимое и недвижимое, и подчинение наследования каждого различным законам отражен и в договорах о правовой помощи, участницей которых является Россия.

     Согласно  Минской конвенции 1993 г. (ст. 45) и Кишиневской  конвенции 2002 г. (ст. 48) право наследования недвижимого имущества определяется по законодательству государства, на территории которого находится это имущество, а право наследования иного имущества – по закону государства, на территории которого наследодатель имел последнее постоянное место жительства.

     Аналогичные положения в отношении недвижимого  имущества содержатся в договорах  о правовой помощи, участницей которых  является Россия. В то же время наследование движимого имущества не всегда подчиняется  праву страны последнего постоянного места жительства наследодателя, ряд договоров «привязывает» эти отношения к праву страны, гражданином которой был наследодатель (договоры о правовой помощи с КНДР (1957), Румынией (1958), Венгрией (1958), Югославией (сохраняет свою силу также в отношении Словении и Македонии, 1962), Болгарией (1975), Польшей (1996), Вьетнамом (1998), Кубой (2000)).

     Формально наличие наследника – гражданина иностранного государства – осложняет  наследственное отношение иностранным  элементом, а значит, требует определения применимого к нему права. Но в действительности, поскольку определение применимого права зависит от места нахождения недвижимого имущества и места жительства (гражданства) наследодателя, неприменение коллизионных норм, закрепленных в международном договоре или ГК РФ, позволяет оценивать подобные судебные решения как «правильные по существу» (ч. 2 ст. 362 ГПК РФ).

     Так, Октябрьский районный суд Челябинской  области при рассмотрении гражданского дела № 2-159/2007 по иску о признании  недостойными наследниками и отстранении от наследования по закону установил, что наследодатель являлся российским гражданином, наследственное имущество – квартира – находилось на территории России, но одним из наследников была гражданка Республики Казахстан. Суд не стал определять применимое к разрешению спора право (не обратился к коллизионным нормам Конвенции СНГ о правовой помощи 1993 г.), а обосновал возможность гражданки Казахстана быть наследником ссылкой на то обстоятельство, что «правила ст. 1116 ГК РФ этому не препятствуют. Из смысла вышеуказанной статьи следует, что наследниками как по закону, так и по завещанию могут быть любые физические лица: граждане Российской Федерации, иностранные граждане, лица без гражданства».

     Подобный  подход в судебной практике является преобладающим. Он не является верным в контексте определения в теории международного частного права понятия «иностранный элемент», но с практической точки зрения не способен повлечь нарушения прав и интересов наследников. 
В юридической литературе нет единой позиции относительно квалификации системы раздельности наследственной массы. В.П. Звеков, В.Л. Толстых именуют такую систему «расщеплением», «раздвоением» наследственного статута [4, с. 335, 338; 6, с. 480]. М.С. Абраменков, М.М. Богуславский считают, что при использовании такой системы речь идет о двух самостоятельных статутах, регулирующих разные отношения – в одном случае – по поводу движимостей, в другом – касающиеся недвижимых вещей [1, с. 22-23, 338; 2, с. 448]. М.С. Абраменков называет рассматриваемую систему «множественностью наследственных статутов», или «полистатутностью наследования». В то же время он не исключает возможность «расщепления» в тех случаях, когда недвижимость расположена в нескольких государствах. В этом случае имеется столько различных наследований, сколько недвижимостей [1, с. 23].

     Последняя позиция представляется более обоснованной. Отношения по наследованию, о которых  говорится в п. 1 ст. 1224 ГК РФ, как  понятие, образующее коллизионную норму, должно толковаться в соответствии с российским правом (п. 1 ст. 1187 ГК РФ). В ГК РФ сказано, что при наследовании имущество умершего переходит к другим лицам в порядке универсального правопреемства, то есть в неизменном виде как единое целое и в один и тот же момент, если из правил настоящего Кодекса не следует иное (п. 1 ст. 1110). Поэтому определение наследования движимого и недвижимого имущества различными привязками следует расценивать не как искусственное «расщепление» наследственного закона, а как «иное», следующее из правил ГК РФ.

     Однако  и при таком подходе не снимается  вопрос о целесообразности разделения наследственного имущества на две  массы. Еще в XVIII веке стал распространяться взгляд, согласно которому «наследование, как наследование единое, должно быть подчинено единому закону, так как раздробление наследственной массы для обсуждения отдельных ее частей по разным законам, помимо принципиальной неправильности, ведет и к значительным практическим неудобствам» [5, с. 169]. 
М.С. Абраменков также считает, что коллизионные нормы ст. 1224 ГК РФ фактически лишают наследство таких его важнейших характеристик, как единство и целостность (ст. 1110, 1112 ГК РФ). В итоге, те правоположения, которые призваны носить «сквозной» характер для регулирования наследственных отношений, не в состоянии осуществить свою регламентирующую функцию надлежащим образом в случаях, когда наследственные отношения осложнены иностранным элементом. Он предлагает использовать для целей регулирования отношений по наследованию единую коллизионную привязку – например, к закону домицилия наследодателя на момент его смерти [1, с. 24-25].