Тема революции в поэме А.А. Блока "Двенадцать"

    Демон – барин.

    Барин – выкрутится. И барином останется. А мы – «хоть час, да наш».

    Так-то вот».

    Смысл этой записи состоит не только в  том, что в ней с трагическим  величием передано понимание обречённости старого уклада жизни, но и в том, что за народными силами признаются права на уничтожение этого уклада. Столкновение народа и интеллигенции должно было, по Блоку, послужить заключительной фазой буржуазно-дворянского исторического периода, за которым начнётся новая эпоха, новый период истории. Если интеллигенция хочет избежать гибели, она должна пойти навстречу революции, принять новый миропорядок. Блок соотносит его возникновение с появлением «новой человеческой породы».

    Но  во главе этого движения идёт Россия – молодая страна, которая совсем недавно вступила в сознательный период истории. И именно поэтому ей «суждено сыграть великую роль» в судьбах человечества. Ныне всё изменилось. Россия первая оказалась во власти стихийного революционного циклона, которому суждено преобразовать в стране всё. С новой силой мысль об особой роли России в мировой истории дала о себе знать в стихотворении «Скифы», написанном в одно время с «Двенадцатью». Нынешняя Европа и русский «старый мир» для поэта здесь одно целое, на него надвигается сила, которой ещё нет имени. Единственное спасение – признать права этой силы, принять её, пойти на союз с нею.

    Блок  не задумывается ни о будущем государственном  устройстве общества, ни о своём  месте в нём. Проблема личности и  государства перед ним не стоит. Он просто убеждён в том, что именно «стихия таит в себе семена культуры» и что «гармония» создаётся «из безначалия». В тогдашних условиях художественное произведение, если оно получало резонанс в обществе, неизбежно становилось поступком, потому что выражало гражданскую позицию автора. Так произошло и с Блоком. Его поступок ошеломил многих: он казался неожиданным и потому непонятным. Но сам Блок был подготовлен к такому финалу, он был подготовлен к революции более чем кто-либо из поэтов начала века. На его глазах те демократические и освободительные идеи, которыми жил XIX век, те проблемы, которые он решал, становились сигналом к действию, оказывались рычагом, приводившим в движение уже не умы отдельных людей, а человеческую массу. «Старый мир» последовательно изживал себя. И именно Блок стал поэтом его гибели, выразителем крушения исчерпавшей себя цивилизации.

    Это был отказ от традиционной эпической  формы повествования, от сюжетно-повествовательной  манеры, от новеллистичности и бытовой  доказательности. Блок создал новую  форму эпической поэмы, и новизна  формы находилась в прямом воздействии с новизной содержания. Философия революционной эпохи, как её понимал А.А. Блок, была воплощена в «Двенадцати» в совершенно новой поэтической системе, которая нашла выражение в новых ритмах, новой стилистике и лексике. Задача создания новой формы не была решена в «Возмездии». Принимаясь за «Двенадцать», Блок уже знал, чего ему следует избегать. Поэтому «Двенадцать» написаны так легко, свободно и за короткий срок – три с лишним недели. Годы, потраченные на создание описательной поэмы «с бытом и фабулой», стали по-своему годами подготовки к «Двенадцати».

    Очень важно, что в сознании Блока «Двенадцать» ассоциируется со стихотворным циклом. Для него это была привычная форма  творчества, возврат к которой  после неудачи с «Возмездием» оказался естественным.

    Шествие дозора по революционному Петрограду превращается в поэме в шествие  «внутри» большого исторического времени -  из «прошлого» в «будущее», причём сами эти категории лишаются временных обозначений, превращаясь в «сверхвременные» символы мирового исторического прогресса. И соответственно каждая главка поэмы, каждое её «стихотворение» становится лирическим «эпизодом», «знаком» на пути всеобщего стихийного перевоплощения.

    Стихия  в её первозданном виде встречает  нас на страницах поэмы. Действующие лица поэмы – «дети природы». Они – бессознательные носители «духа музыки», и в этом залог их перерождения.

    Единственное  событие поэмы – убийство ни в  чём не повинной Катьки – также  подаётся в поэме как стихийный  акт, характеризующий необузданность героев и неподвластность их никаким законам и нормам. Эпизод убийства помещён Блоком в самом центре поэмы: ему посвящена шестая главка. Убийство Катьки – важнейший этап на пути героев и кульминация поэмы. Выплеснувшись наружу, стихийная сила тут же уходит внутрь, нейтрализуется, растворяется. Герои поэмы ещё поют разгульные частушки, угрожая «буржую» и всему старому миру, но никаких действий уже не совершают. Действий, поступков в поэме больше нет. На поверхность выходит мотив скуки – «скучной, смертной», который в устах Блока обозначал бесперспективность того явления, с которым он был связан. Но зато наружу выходит и подчиняет себе всё в поэме нечто более значительное и грандиозное. Уже не Катьке с Ванькой противостоят герои поэмы, а всему старому миру, и именно это обстоятельство оказывается решающим фактором в процессе их внутреннего пересоздания.

    Стоит буржуй как пёс  голодный,

                                                         Стоит безмолвный, как вопрос,

    И старый мир, как пёс  безродный,

    Стоит за ним, поджавши хвост. 

    Так завершается девятая главка, состоящая  всего из трёх четверостиший. Обречённость «старого мира» подаётся Блоком как величайшая трагедия, широкими мазками и в символах большого обобщения.

    Причём  эта разрушающая старый мир стихийная  сила родилась и оформилась в его же недрах.

    В десятой главке невольный убийца Катьки Петруха поминает Спасителя, на что ему тотчас отвечают:

    - Петька! Эй, не завирайся!

    От  чего тебя упас

    Золотой иконостас?

    Бессознательный ты, право,

    Рассуди, подумай здраво – 

    Али реки не в крови

    Из-за Катькиной любви? 

    Руки  именно «в крови», и виноват здесь «старый мир», оказавшийся неспособным привить людям устойчивые навыки гуманизма, тот мир, официально церковная этика которого была лживой и лицемерной. Ныне герои вступают в новый мир, где всё будет другое, и поэтому так неожиданно внешне, но с полной внутренней естественностью после проведённых слов сразу же звучит призыв: 

    Шаг держи революцьонный!

    Близок  враг неугомонный! 

    Поэма Блока состоит из массы мелких деталей-зарисовок, картин быта, реплик, разговоров, частушек, угроз, восклицаний, жалоб. Но все они слиты воедино, прочно спаяны единым ритмом, тем мощным и грозным смысловым подтекстом, который и есть главное в «Двенадцати». И вот здесь даёт о себе знать то, что мы обычно называем «авторской позицией» и что имеет в поэме Блока не нейтральный характер. Блок воспроизводит стихийный взрыв, сохраняя своё личное отношение к нему. История и судьба России осмысляется Блоком не только сквозь призму созданной им концепции, но и сквозь призму своей личной судьбы, своего прошлого и настоящего. Поэт стал участником мирового революционного действа, он втянут в водоворот событий, и он не только их осмысляет, но и пытается по-своему направить.

    Поэтому дело не в том, с какой долей  соответствия А.А. Блок воспроизвёл в поэме революцию. Дело совсем в другом, в том, что увидел поэт в революции и как он истолковал развитие событий. И первое, что тут обращает на себя внимание, это то, что «Двенадцать», несмотря на всю новизну формы, по-своему «повествовательная» поэма, в ней содержится рассказ о происходящем. Повествование в «Двенадцати» пронизано лиризмом, это лирическое повествование с невиданной стремительностью действия. Поэтому в сознании Блока «Двенадцать» и ассоциировались не с поэмой в привычном смысле слова, а с циклом стихотворений. Даже можно сказать, к какому именно циклу примыкает «Двенадцать». Это цикл «На поле Куликовом»: и там, и здесь говорится о важнейшем этапе русской истории; и там, и здесь господствует иносказательность; и там, и здесь переход из одного исторического периода в другой осмысляется и подаётся как резкий переход, как скачок. Там –

    Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами

    Степную даль.

    Здесь – 

    …И  идут без имени  святого

    Все двенадцать вдаль.

    Там – 

    Я вижу над Русью  далече

    Широкий и тихий пожар.

    Здесь – 

    Мы  на горе всем буржуям

    Мировой пожар раздуем… 

    Как видим, А.А. Блок оперирует одними и теми же категориями. Но в «Двенадцати» позиция автора ещё более усилена; она приобрела автономность и авторитарность. Позиция поэта как повествователя и как личности, несмотря на её внешнюю скрытность, в «Двенадцати» выражена мощно и властно. Поэт не просто пересказывает «увиденное» и «услышанное», он ведёт своих героев – из одного мира в другой, он выводит их из одной сферы чувств и размышлений, сквозь бездну сомнений, ненужное убийство и кровь, сквозь разгул, разуверения в любви и в боге – в другую сферу чувств и ощущений, к другому богу. И в этом смысле поэт – главное действующее лицо поэмы: он – направляющая сила, он как бы указывает путь. Движение в «Двенадцати» имеет линейный характер. Оно происходит одновременно в разных планах и в разных сферах, но оно развивается от одной точки к другой, от одной сферы к совершенно другой сфере. Оно многолинейно, но в нём имеется целенаправленность. Мы имеем здесь именно движение, развитие, нагнетание и деталей, и экспрессии; здесь налицо переход героев из одного состояния в другое. На глазах происходит изменение лица мира, и именно потому, что оно происходит на глазах, мы его не замечаем.

    Знаменитая  экспозиция открывает повествование:

    Черный  вечер.

    Белый снег.

    Ветер, ветер!

    На  ногах не стоит  человек.

    Ветер, ветер – 

    На всём божьем свете! 

    Это всё тот же ветер истории, который  с такой силой заявил о себе в стихах А. Блока 1910-х годов. Но теперь уже образ разрастается до широкого обозначения мирового революционного циклона необъятной силы. Вся вселенная включается в действие, и из бушующей стихии начинает постепенно выступать отдельные «знаки» - лики представителей старого мира в первой главке, двенадцати, Катьки, Ваньки и т.д. – в последующих. Знаки, которыми пользуется Блок, имеют не столько, говоря условно, характерологический, сколько идеологический характер. К числу последних относятся и различного рода вопросы, восклицания, реплики. Все они несут большую идеологическую нагрузку, которая далеко не во всех случаях может быть «раскрыта» явно и безоговорочно. Но имеется одна деталь, не вызывающая сомнений. Я имею в виду прозвучавший уже в первой главе вопрос, ответом на который послужит заключительная строфа поэмы – центральная её строфа, то главное, к чему тянутся нити повествования, то, к чему приводит А. Блок в конце концов своих героев.

    Вот основной вопрос поэмы:

    Хлеба!

    Что впереди?

    Проходи! 

    А вот и ответ – Блок написал  его сразу, на отдельном листке бумаги:

    Впереди идёт Христос. 

    Христос в поэме – антитеза «псу» как воплощению зла, центральному «знаку» старого мира, - самая светлая нота поэмы, традиционный образ добра и справедливости. И совершенно естественно, что следующим этапом становится сближение и прямое противопоставление этих двух образов. Вслед за приведённой строкой Блок тут же и сразу же вписывает новые две:

    Позади  – голодный пёс,

    Впереди Иисус Христос. 

    Невероятно, может быть, единственная в русской  поэзии рифма: пёс – Христос! Но здесь, в этом классическом двустишии, сконцентрировано то, ради чего поэма и была написана. Поставленный рядом с Христом пёс довершил картину. Русские писатели прошлого много и охотно писали о сосуществовании и постоянной борьбе в жизни и в душе отдельного человека начал «добра» и «зла». А. Блок открыто продолжает эту традицию, он использует её как по отношению к революции, так и по отношению к действиям и судьбе своих героев. Он вводит отвлечённую этическую проблему в конкретную тему революции и раскрывает её уже на фоне реальных событий, изменяющих мир.