Создание исторического романа. Путь Вальтера Скотта к роману

     Его действие начинается в 1679г., а события представляют предысторию к тем потрясениям, мятежам, которые Скотт изобразил в романах предшествующих. Конфликт между Англией и Шотландией складывается под грузом религиозных разногласий, а также различного отношения к Стюартам, в 1688г. изгнанным из страны, но сохранившим притязание на корону, перешедшую к Ганноверскому дому.  

     Сумма этих разнообразных и подчас парадоксальных противоречий может быть сведена  к двум основным пунктам:

      в религии шотландцы-пресвитериане  исповедуют более радикальный вариант протестантской веры и не приемлют умеренного, компромиссного англиканства, официальной религии в самой Англии;    

       в политике шотландцы и особенно  патриархальные горцы выказывают  себя сторонниками изгнанных Стюартов (чей род происходит именно из Шотландии!), которые именно через Шотландию предпринимают попытки вторжения в страну. Ряд якобитских (т.е. предпринятых сторонниками Стюартов – по имени изгнанного короля Якова) восстаний Скотт делает темой отдельных романов: 1715 год – в «Роб Рое», 1745 год – в «Уэверли».    

     Парадоксальность  именно такого сочетания политических и религиозных пристрастий у шотландцев заключается в том, что Стюарты являются гораздо более решительными противниками исповедуемой ими веры, чем правящая династия. Скотт в своих романах осторожно и внимательно распутывает этот узел, затянувшийся в истории на протяжении двух столетий, начиная с Реформации в XVI в.

     Скотт поставил себе целью объяснить прошлое, и он это делает, превращая читателя если не в участника, то в осведомлённого свидетеля. В «Пуританах» сразу же после играющей роль предисловия вводной главы мы оказываемся в самой гуще событий. Скотт нередко начинает роман характерной бытовой сценой, в которой виднее обычаи времени и сами люди.  

      Тихое захолустье – Верхний Уордл Клайдсдейл. Так представляется вначале. Здесь враждуют, как и везде, но враждуют как будто бы в мелочах; краски истории здесь выглядят поблёкшими, как позолота на герцогской карете, смешными, как навязчивые воспоминания леди Белленден о посещении её замка королём.… Как будто бы мощные толчки истории, несколько десятилетий потрясающие страну, отзываются здесь с силой, достаточной разве для того, чтобы вышибить из седла и из рыцарских ботфорт, которые ему не по росту, полоумного мальчишку, для полноты счёта включённого в состав явившегося на смотр феодального воинства.         

            Вспоминаются пушкинские слова: «Главная прелесть романов Walter Scott состоит в том, что мы знакомимся с прошедшим временем не с enflure (напыщенностью) французских трагедий, - не с чопорной чувствительностью романов, - не с  dignite (достоинством) истории, но современно, но домашним образом…»     

     Мы  легко вступаем в историю, обживаемся в ней и только тогда ощущаем  властную силу её потока, только тогда замечаем, как подхвачен им главный герой романа – Генри Мортон; подхвачен помимо воли и желания, подчиняясь обстоятельствам, сложившимся не сегодня и не вчера.  

     В «Пуританах»  Скотт изобразил  момент уходящей истории. Отзвуки тех  событий или даже действие исторических причин, эти события вызвавших, будут ещё долго сказываться, но за поворотом нового, XVIII в. для всей Европы начинается новая эпоха. Для Англии и Шотландии её знаменуют Уния 1707г., окончательно объединившая два королевства и постепенно примирившая две враждующие нации.   

     Восстание 1679г., изображённое в «Пуританах», стало  результатом волнений, охвативших всю страну. Поводом для них стал вопрос о престолонаследии, в ходе обсуждения которого в парламенте впервые возникают и получают свои названия две партии, тори и виги. Оба слова первоначально употребляются как бранные клички; как оскорбительное всегда и произносится в романе слово «виг».

     На  этом историческом фоне начинается восстание  в Шотландии: убийство архиепископа Шарпа, мятежное движение проповедника Камерона, ответные жестокости «красных курток» - солдат короля, англичан… Шарп, его убийца, ревностный пуританин Берли, командующий королевскими войсками полковник Клеверхауз – всё это подлинные исторические лица. За ними – множество других, вымышленных Скоттом. Впрочем, в романе иная перспектива: подлинная история – фон, персонажи вымышленные – на авансцене.                  

     Такая композиция – одно из открытий Скотта, одна из существенных структурных особенностей созданного им типа исторического романа. Любовь Генри Мортона и Эдит Белленден здесь или аналогичный беллетристический приём в других романах служит сюжетной связующей нитью. Заинтересованность героями превращается в заинтересованность событиями.      

     Не  вступая в противоречие с документами, не нарушая исторической точности, Скотт создает в сюжете своих романов обширное пространство, открытое для фантазии, приключений, чувств. Вымышленные им герои овеяны духом истории, подвержены её опасностям, и читатель, движимый сочувствием к ним, взволнованно ожидает поворотов исторических событий, которые перестают казаться сухими фактами из учебника истории. 

     Герой – всегда в центре событий, он раздираем  противоречиями, ему предстоит трудный  выбор между враждующими крайностями. Композиционный приём оттеняет особенность исторической концепции писателя.

         В. Скотт любит повторять одну  и ту же или исходную ситуацию  с участием различных персонажей. Сравнивая, мы лучше понимаем правоту одних, фанатизм других. Подобного же рода параллельным сюжетам нередко обращался Шекспир, не опасаясь нарушить ими единство действия.

     Вот три женских образа в «Пуританах»: доходящая до безумия в пуританском  неистовстве крестьянка Моз Хедриг; комичная в своей привязанности памяти монарха леди Белленден и ещё одна крестьянка – слепая Бесси Мак-Люр, готовая прийти на помощь нуждающемуся, не спрашивая – кто он: католик, пресвитерианин или сторонник официального англиканства.      

     Точно так же в романе не Берли противостоит своему злейшему врагу Клеверхаузу, а Генри Мортон им обоим, ибо разумная веротерпимость – его позиция и авторская, противоречащая фанатизму любого рода. Герой – в центре, но этот центр ему трудно удерживать, ибо это не благополучная золотая середина, всех легко примиряющая. Напротив, это точка приложения многих сил, поле сражения физического и нравственного.  

     Позиция героя, подчеркнутая приёмом сюжетного  параллелизма, становится выражением важного момента исторической концепции писателя. Скотт настаивает на том, что в ходе исторического развития, вопреки всем крайностям, ошибкам, преступлениям, торжествует нравственное начало, с развитием которого он и связывал своё понимание прогресса.

Герой и народ

             Желание Скотта решать исторические проблемы под нравственным углом зрения не раз вызывало полемику. В самом этом желании усматривали ограниченность исторической концепции. Скотт был одним из первых, кто понял и показал историю как результат столкновения не отдельных воль, но столкновение человеческих масс. Он ещё не называл их классами и не говорил о классовой борьбе, но, как известно, эта терминология возникает у современных историков, в свою очередь испытавших влияние его романов. И всё-таки решающим показателем и законом исторического развития он продолжал считать совершенствование нравственности. Об уровне развития общества он предлагал судить по умению его членов быть справедливыми.    

          В его отношении к роли народа в истории чувствуются уроки шекспировского историзма, но в гораздо большей мере, чем Шекспир, он склонен ощущать опасность народного возмущения. Народ – огромная сила, но легко становящаяся жертвой собственных предрассудков, неоправданных пристрастий, демагогии политических деятелей. Скотт предпочёл бы, чтобы история совершалась с учётом этой силы, которую, однако, лучше не пускать в действие, чреватое потрясением всей общественной жизни, нарушением её порядка.                                        

     По  своим политическим воззрениям писатель был консерватором, тори, т.е. принадлежал к партии, противящейся переменам, в том числе и парламентской реформе. Консервативный традиционализм – убеждение Скотта, которое, несмотря на всю популярность писателя, делает его непопулярным общественным деятелем. За год до смерти во время предвыборной программы он был освистан толпой, а его карета забросана камнями. 

     Черты этой позиции сказываются и в  романах, может быть, всего отчётливей в характере центрального героя. Пожалуй, ничто не вызывало и не продолжает вызывать больших нареканий в его романах, чем созданный им тип героя. Он признаётся неудачей писателя, который и сам не раз соглашался со своими критиками, например в авторецензии на сборник романов «Рассказы трактирщика»: «…личность героя совершенно лишена интереса для читателя…». И  ещё не раз в том же духе.    

      Что же мешало Скотту отказаться от героя или изменить его?

      По  линии литературной традиции герой  Скотта восходит к герою просветительского романа, поставленного в центре повествования, своей судьбой связующего его и являющегося итогом авторских раздумий о природе человека. Иногда эта природа идеализируется, иногда, например, у Свифта, видится глазами сатирика, иногда принимается такой, какова она есть ( у Филдинга, например) – с естественным человеческим правом на ошибку, искупаемым предрасположенностью к добру. Герой Скотта не идеал, но напоминание об идеале; побуждаемый обстоятельствами, он совершает ошибки, но лишь для того, чтобы раскаянием искупить их и ещё более упрочиться в своём стремлении к разумности и добру.     Сама его веротерпимость, желание понять и найти свою справедливость даже в противоположных, враждующих взглядах превращает его порой в игрушку в руках людей, правда, ненадолго, лишь пока он не приобрёл опыта, не разобрал, где истина. Лишь до этого времени он подвержён колебаниям, и первому же в ряду своих героев даёт имя значением – Уэверли (от слова Waver – колебаться). Колеблющийся в начале герой утверждается в своих принципах – это путь его становления.     

     Его проходят и Уэверли, и Генри Мортон, и Фрэнк Осбалдистон («Роб Рой»), и Айвенго пусть в различных обстоятельствах, с индивидуальными вариантами. Сходство между ними сильнее различия и оставляет впечатление не только единого  типа  героя, но и определённой заданности в его судьбе и характере.   

     Именно  через образ героя Скотт не устаёт проводить своё понимание того, каким должно быть поведение в сложных исторических обстоятельствах. В повторении возникает избыточный дидактизм; тип героя воспроизводится снова и снова, но не потому, что он для автора как бы ни важен, что разработке его характера уделено менее внимания, чем характерам второстепенным.   

     Напротив, Скотт идёт на повтор, даже зная о  нём, ибо в нём выражает себя, самое важное нравственное убеждение. 

     Хотя  и увлекающийся, чувствительный, вовлечённый  в любовную интригу и перипетии исторических событий, герой Вальтера, Скотта остаётся наименее романтичным из числа всех его персонажей, и не потому, что романтизм в нём преодолён. В нём ещё слишком много от предшествующего столетия, если не в свободе толкования нравственности (которую Скотт уже сильно ограничил), то в последовательности, с которой проводится сама нравственная идея. И читатель знает, что к концу проводится сама нравственная идея. И читатель знает, что к концу все трудности будут разрешены и вознаграждение найдёт героя.  

         Разумеется, герои не всех романов равно подчинены единому образцу и мало индивидуальны. Мастерство рассказчика сказывается даже в смене интонации, соответствующей характеру персонажа. Ироничный и прежде всего по отношению к самому себе Фрэнк Осбалдистон, который лишь спустя много лет повествует о событиях, в которых ему, юному и наивному, довелось участвовать. Замкнутый и пылкий, гордый и униженный Генри Мортон – пожалуй, наиболее глубокий и оригинальный по разработке образ. А вот Айвенго, несмотря на всё своё благородство и доблесть, «по-человечески» бледен; не случайно этот роман и этот герой дважды были спародированы У.М. Теккереем, сожалевшим, что Скотт не решился остановить выбор своего героя на страстной и одухотворённой Ревекке, а заставил его избрать скучно-добродетельную леди Ровену.     

     Такого  рода упрёки Скотту пришлось выслушивать  и от первых читателей, которым он отвечал в предисловии 1830г.: «…не говоря о том, что предрассудки той эпохи делали подобный брак почти невозможным, <…> читателем романов в первую очередь является молодое поколение и было бы слишком опасно преподносить им роковую доктрину, согласно которой чистота поведения и принципов естественно согласуется или неизменно вознаграждается удовлетворением наших страстей или исполнением наших желаний». 

     Так, благородство противопоставленной  любому фанатизму нравственной позиции в истории, отстаиваемой Скоттом, сочеталось у него с моральным ригоризмом, сдерживающим изображение естественных чувств. Более всего это сказалось на том, каким является в романе главный герой, выступающий в роли героя-резонера, и менее в характерах остальных персонажей, ярких, причудливых, исполненных странностей и остро индивидуальных.