Символика домов и квартир в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»

Во время путешествия Воланда сопровождает его свита: Коровьев, кот Бегемот, Азазелло, Гелла. Всех людей, вошедших в контакт с Воландом и его спутниками, преследуют наказания за свойственные им грехи и грешки: взяточничество, пьянство, эгоизм, жадность, равнодушие, ложь, грубость, имитацию деятельности… Зачастую эти наказания, хоть и сверхъестественные по своей природе, являются логическим продолжением самих проступков (так, например, Никанор Иванович Босой, взявший у Коровьева взятку рублями, задержан за спекуляцию валютой, потому что эти рубли магическим образом превратились в доллары). Воланд вместе со своей свитой селится в «нехорошей квартире» на Садовой – в квартире, откуда уже в течение нескольких лет исчезают люди (исчезают, правда, без помощи сверхъестественных сил, так как описание этих таинственных исчезновений является намеком Булгакова на репрессии 30-х годов).

Маргарита, возлюбленная Мастера, потерявшая его след после того, как он попал в сумасшедший дом, мечтает только об одном – найти и вернуть его. Надежду на исполнение этой мечты даёт Маргарите Азазелло – для этого она должна исполнить для Воланда одну услугу. Маргарита не сразу, но соглашается, и знакомится с Воландом и его свитой. Воланд просит её стать королевой бала, который даёт он в эту ночь. В ночь с пятницы на субботу начинается бал у Сатаны. Гостями на бал не попадают простые грешники, – ими оказываются только истинные, идейные злодеи.

Сотрудники НКВД (этот комиссариат нигде не назван своим именем) пытаются разобраться в деле об исчезновении всей верхушки театра «Варьете», и главное – в происхождении валюты, на которую мистическим образом поменялась вся собранная в кассе театра рублёвая наличность. Следы быстро выводят следователей к «нехорошей квартире», они её неоднократно обыскивают, но всё время застают пустой и опечатанной.

Другая сюжетная линия романа, развивающаяся параллельно первой, – непосредственно сам роман о Понтии Пилате, написанный Мастером. Этот роман представляет собой альтернативную версию Евангелия. В нём рассказывается история Понтия Пилата, который не решился выступить против Синедриона и спасти осужденного на казнь Иешуа Га-Ноцри (так в романе зовут персонажа, основным прообразом которого явился Иисус Христос).

В конце романа обе линии пересекаются: Мастер освобождает героя своего роман, и Понтий Пилат, после смерти столько времени томившийся на каменной плите со своим преданным псом Бангой и хотевший всё это время закончить прерванный разговор с Иешуа, наконец обретает покой и отправляется в бесконечное путешествие по потоку лунного света вместе с Иешуа. Мастер с Маргаритой обретают в загробном мире данный им Воландом «покой» (отличающийся от упоминаемого в романе «света» – другого варианта загробной жизни).

Глава 2. Символика домов и квартир в романе

Дом Грибоедова – квартира Мастера

Мастер… Во многом автобиографический герой. Его возраст в момент действия романа («человек примерно лет тридцати восьми» [7, 121] предстает в лечебнице перед Иваном Бездомным) – это в точности возраст Булгакова в мае 1929 г.

«…две комнаты в подвале маленького домика в садике…» [7, 126]. Именно здесь творил Мастер. Об этом месте он рассказывает с каким-то особым чувством. Ему дорога каждая мелочь, пустяк: «Ах, это был золотой век, – блестя глазами, шептал рассказчик, – совершенно отдельная квартирка, и еще передняя, и в ней раковина с водой, – почему-то особенно горделиво подчеркнул он – маленькие оконца над самым тротуарчиком, ведущим от калитки. Напротив, в четырех шагах, под забором, сирень, липа и клен. Ах, ах, ах! Зимою я очень редко видел в оконце чьи-нибудь черные ноги и слышал хруст снега под ними. И в печке у меня вечно пылал огонь! Но внезапно наступила весна, и сквозь мутные стекла увидел я сперва голые, а затем одевающиеся в зелень кусты сирени... Я открыл оконца и сидел во второй, совсем малюсенькой комнате, так... вот диван, а напротив другой диван, а между ними столик, и на нем прекрасная ночная лампа, а к окошку ближе книги, тут маленький письменный столик, а в первой комнате – громадная комната, четырнадцать метров, – книги, книги и печка. Ах, какая у меня была обстановка!..» [7, 126].

Дважды употреблено Мастером слово «печка» – тепло – домашнее, согревающее сердце и душу. С любовью, нежностью и печалью вспоминая об обстановке подвальчика, Мастер придает словам уменьшительно-ласкательный оттенок – «квартирка», «оконца», «маленький столик».

Дом становится укрытием от внешних невзгод, бурь враждебности. Свой дом для Мастера становится символом свободы, духовного творческого раскрепощения.  Смыслом жизни для Мастера стал написанный им роман о Понтии Пилате и Иешуа Га-Ноцри, в который он вложил всю свою душу. Но вот роман окончен, и что же? Его не принимают, критика его бракует. Мастер начинает борьбу за свое произведение, но, увидев в печати отрывок из романа, он сдается. Его нервы, бывшие на пределе, не выдерживают. Мастер делает свой выбор. Он решает сжечь роман, бывший смыслом его жизни. Мастер хочет, чтобы этот роман не приносил больше страданий никому. Возненавидев свое произведение, он уходит в клинику для душевнобольных, подчиняясь страху, страху перед всем (он боится теперь даже темноты).

Газетная кампания против Мастера и его романа о Понтии Пилате напоминает газетную кампанию против Булгакова в связи с повестью «Роковые яйца», пьесами «Дни Турбиных», «Бег», «Зойкина квартира», «Багровый остров» и романом «Белая гвардия». В булгаковском архиве сохранились выписки из газеты «Рабочая Москва» от 15 ноября 1928 г., где под заголовком «Ударим по булгаковщине!» излагались выступления в Московском комитете партии на собрании коммунистов, работающих в сфере искусства. В «Мастере и Маргарите» «ударить, и крепко ударить, по пилатчине и тому богомазу, который вздумал протащить... ее в печать» [11, 84] предлагает критик Мстислав Лаврович, осуждая Мастера и того редактора, который осмелился опубликовать отрывок романа о Понтии Пилате [11, 87].

Вместе с тем, у Мастера много и других, самых неожиданных прототипов. Его портрет: «бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос» [7, 121], выдает несомненное сходство с Николаем Васильевичем Гоголем (1809-1852). Ради этого Булгаков даже сделал Мастера при первом появлении бритым, хотя в дальнейшем несколько раз особо отметил, что у Мастера есть борода, которую ему в клинике подстригают дважды в день с помощью машинки [38, 20].

Сожжение Мастером романа ориентировано не только на сожжение Булгаковым в марте 1930 г. ранней редакции будущего «Мастера и Маргариты», но и на сожжение Гоголем второго тома "Мертвых душ" (1842-1852).

С самых первых страниц романа Булгаков медленно подводит нас к одному из основных конфликтов произведения: проблеме истинного и ложного творчества.

Для раскрытия темы творчества автор показывает нам членов МАССОЛИТа, жалких графоманов, заботящихся только лишь о набивании своего желудка.

«Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на бульварном кольце в глубине чахлого сада, отделенного от тротуара кольца резною чугунной решеткой» [7, 48]. Здесь Булгаков уютно разместил МАССОЛИТ, возглавлявшийся погибшим под трамваем Берлиозом. Называли дом просто «Грибоедовым» на том основании, что там якобы жила тетка знаменитого писателя, за что сам Булгаков, впрочем, не ручается [34, 362].

Имел ли в виду автор какое-то определенное здание? Сказывается ли что-то за словом «МАССОЛИТ»? Полистаем книгу. В сторону центра по Тверской в «Грибоедов» едет поэт Рюхин. У памятника Пушкину грузовик делает поворот, и Рюхин «не более чем через две минуты» выходит на веранду «Грибоедова». Поворот мог быть сделан направо, на Тверской бульвар, и налево, на Страстной. Машина прошла в непосредственной близости от памятника. Значит, налево, на Страстной? Ничего подобного. В то время памятник Пушкину стоял на другой стороне площади, напротив, если так можно выразиться, самого себя. Следовательно, поворот был сделан на Тверской бульвар. Теперь очень кстати оказывается реплика Бездомного: «Дважды хотели задержать, в Скатертном и здесь, на Бронной» [7, 56]. Область поиска свелась к минимуму. Это правая (от Тверской) сторона Тверского бульвара. Дом, соответствующий внешним признакам «Грибоедова», там только один – дом №25. Это по форме. А по «содержанию»? Сейчас там Литературный институт. Уже «тепло». А в те годы в этом здании располагалось несколько литературных организаций, в том числе и МАПП – Московская ассоциация пролетарских писателей. А ведь МАССОЛИТ тоже «крупнейшая московская литературная ассоциация». Если ещё добавить, что это Дом Герцена, то наречение его «домом Грибоедова» представляется лишь прозрачной конспирацией. И окончательно сомнения снимают «Последние похождения Коровьева и Бегемота», которые, спалив «Грибоедова», кинулись к «Тимирязеву», памятник которому действительно стоит в начале Тверского бульвара [28, 163 – 169].

Большое место отводится описанию ресторана, находящегося на нижнем этаже здания МАССОЛИТа: «...помнят московские старожилы знаменитого Грибоедова! Что отварные порционные судачки!.. А стерлядь, стерлядь в серебристой кастрюльке, стерлядь кусками, переложенными раковыми шейками и свежей икрой? А яйца-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках?» [7, 51] Вот она, главная достопримечательность «храма культуры»!.. 

В ресторане Дома Грибоедова отразились черты не только Дома Герцена, но и ресторана Клуба театральных работников, директором которых в разное время был Я. Д. Розенталь (1893 – 1966 гг.), послуживший прототипом директора ресторана Дома Грибоедова Арчибальда Арчибальдовича. Ресторан Клуба театральных работников, располагавшийся в Старопименовском переулке, на весну и лето, переезжал в филиал, которым служил садик у старинного особнячка (дом №11) на Страстном бульваре, где размещалось журнально-газетное объединение («Жургаз»). В этом объединении Булгаков предполагал издавать своего «Мольера». В саду «Жургаза», куда проникнуть можно было по специальным пропускам, играл знаменитый джаз-оркестр Александра Цфасмана, часто исполнявший популярный в 20-е и 30-е годы фокстрот «Аллилуйя» играет оркестр ресторана Дома Грибоедова перед тем, как туда приходит известие о гибели Берлиоза, а также джаз-оркестр на Великом балу у сатаны. Этот фокстрот символизирует пародию на христианское богослужение в уподобленном аду ресторане Дома Грибоедова [34, 301].

Дом Герцена пародийно уподоблен Дому Грибоедова, поскольку фамилия известного драматурга А. С. Грибоедова (1795 – 1829) «гастрономическая» и указывает на главную страсть членов МАССОЛИТа – стремление хорошо поесть. Однако у реального Дома Герцена с именем Грибоедова есть и некоторая опосредованная связь, возможно, подтолкнувшая Булгакова дать своему Дому Грибоедова имя автора «Горя от ума» (1820 – 1824 гг.). В этом доме в 1812 г. родился писатель и публицист Александр Иванович Герцен (1812 – 1270 гг.), внебрачный сын крупного помещика И. А. Яковлева, брата владельца дома сенатора А. А. Яковлева. Сын сенатора Алексей, двоюродный брат А. И. Герцена, упоминается в грибоедовском «Горе от ума» княгиней Тугоуховской как чудак, который «чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник, князь Фёдор, мой племянник!» [18, 87 – 88].

Ряд литераторов МАССОЛИТа, обитающих в Доме Грибоедова, имеет своих прототипов. Так, критик Мстислав Лаврович – это пародия, через лавровишневые капли, на писателя и драматурга Всеволода Витальевича Вишневского (1900 – 1951), одного из ревностных гонителей Булгакова, много способствовавшего, в частности, срыву постановки «Кабалы святош» в ленинградском Большом Драматическом Театре. Вишневский отразился в одном из посетителей ресторана Дома Грибоедова – «писатель Иоганн из Кронштадта». Здесь  намек на киносценарий «Мы из Кронштадта» (1933) и «Мы  - русский народ» (1937), написанные Вишневским [СОКОЛОВ , 208].

Библиотека в Доме Грибоедова блистательно отсутствует – членам МАССОЛИТа она не нужна, ведь коллеги Берлиоза «не читатели, а писатели» [5, 131 – 133]. Вместо трудовых учреждений – отделения, связанные с отдыхом и развлечениями: «Рыбно-дачная секция», «Однодневная творческая путевка», «Запись в очередь на бумагу у Поклевкиной», «Касса», «Личные расчеты скетчистов», «Квартирный вопрос» [7, 48 – 49].

Фамилия председателя Главреперткома в 1930-1937 гг. драматурга и театрального критика Осафа Семеновича Литовского (1892-1971), самого непримиримого из булгаковских противников, способствовавшего запрещению всех его пьес, спародирована в фамилии погубившего Мастера критика Латунского, члена МАССОЛИТа. Двенадцать членов руководства МАССОЛИТа, напрасно ожидающих в Доме Грибоедова своего председателя, пародийно уподоблены двенадцати апостолам, только не христианской, а новой коммунистической веры [2, 109 – 112].

Сцена, когда Коровьева-Фагота и Бегемота не пускают в ресторан Д. Г. из-за отсутствия писательских удостоверений - это не только бытовая московская зарисовка реальных событий у того же ресторана в садике «Жургаза».  Дом Грибоедова, с расположенным в нем МАССОЛИТом – злая сатира на общество, где человека определяют писателем только по наличию у него клочка картона в дорогой коже «с золотой широкой каймой» [7, 50].

Но вот на страницах произведения появляется Мастер. Это истинный творец, настоящий художник. И, к сожалению, вполне естественно, что он не может выжить в подобном обществе. Мастер пишет роман о пятом прокураторе Иудеи Понтии Пилате и бродячем философе Иешуа Га-Ноцри, о страхе, трусости и следующей за ней страшной смерти невинного человека, об ужасных муках совести и вечном проклятии... Это произведение выходит в свет, но массолитовские бездарности не могут оценить его по достоинству. Эти обласканные властью халтурщики способны лишь накинуться на гения всей стаей, как шакалы. Они загоняют Мастера в угол, «забивают» его своей необоснованной критикой, доводят до сумасшествия. Именно поэтому Булгаков селит своего героя в подвальчик, как подпольного человека.

Но видимо не все гонители Мастера были настолько бездарны, что не смогли оценить настоящий шедевр: «Мне все казалось, – и я не мог от этого отделаться, – что авторы этих статей говорят не то, что они хотят сказать, и что их ярость вызывается именно этим» [7, 134]. Боязнь лишится своего теплого, насиженного места не дает им сказать правду.  
Тонкая душа художника не может выдержать подобную ложь и несправедливость, он бежит от этой жестокой жизни, перед этим пытаясь сжечь свой уже ненавистный роман.

Горит дом Грибоедова… Ряд деталей пожара Булгаков взял из мемуаров Панаевой. Для поджогов Бегемот и Коровьев используют зажигательную смесь из примуса – бензин.