Психологизм героев повестей Л. Н.Толстого "Отец Сергий", "Дьявол" и "Крейцерова соната"

В определённые моменты главные  герои чувствовали, что не могут совладать с собой: «невольно наводил[и] разговор на женщин и если разговор заходил о женщинах, то задерживал[ись] на этом. На женщин же он[и] приглядывал[ись] больше и больше» [там же, с. 256]. Персонажи толстовских повестей понимали, что сохранить своё физическое здоровье и умственную свободу можно, лишь имея «сношения с разного рода женщинами».

Проблема заключается в том, что ими движет порыв плоти, скрытые  желания и первичные инстинкты, противиться которым чрезвычайно  сложно. По мнению Зигмунда Фрейда, «желание обладать объектом исходит из Оно, которое ощущает эротическое стремление как потребность» [18, с. 853]. Это искомое Оно гораздо сильнее человека, и поэтому Оно достаточно легко подчиняет себе последнего. «Если мы нуждаемся в сексуальном объекте или нам приходится отказаться от него, наступает нередко изменение Я, которое, как в случае меланхолии, следует описать как внедрение объекта в Я» [там же, с. 853].

Так, Евгений Иртенев обращается к сторожу, бывшему охотнику отца, – к старому Даниле, с просьбой свести его с какой-нибудь непритязательной в нравственном отношении женщиной для интимных встреч с нею по сходной цене. Данила легко соглашается оказать эту сомнительную услугу «барину» и едва ли не профессионально решает возникшую проблему, предложив Евгению купить известную благосклонность солдатки Степаниды. О проблеме возникновения устремлений подобного типа З. Фрейд писал, что подсознание состоит из импульсов, желаний преимущественно сексуального, иногда разрушительного характера. Мысли об удовлетворении первобытных желаний, которые доминируют в подсознании, импульсивны, неорганизованны и не поддаются никакой логике. Все мысли человека являются частично конфликтом, а частично компромиссом между предсознанием и подсознанием. Если же компромисс не случается, то все мысли человека заняты стремлением удовлетворить первичные инстинкты. Л. Н. Толстой писал: «Приступы половой похоти порождают путаницу мыслей, скорее, отсутствие мыслей. Весь мир потемнеет, теряется отношение к миру. Случайность, мрак, бессилие» [15, c. 415].

Иртенев и Касатский хотели забыть о своих желаниях и потребностях и даже изменили на некоторое время  место обитания. Иртенев уехал  в Ялту, а Касатский решил уйти в монастырь. «Соблазнов всякого  рода было много, и все силы Сергия были направлены на это» [там же, c. 349]. Была барыня, известная своим дурным поведением, которая просила отца Сергия посетить еë. «Сергий отказал строго, но ужаснулся определëнности своего желания» [там же, с. 349]. Отец Сергий был чрезвычайно напуган этим порывом, и поэтому попросил своего молодого помощника следить за ним, не пускать никуда, кроме служб и послушаний. Касатский осознаëт, что не сможет совладать с собой. Позже он всë-таки не выдерживает, ведь в монастырь его привело стремление избавиться от соблазна, а здесь этот соблазн достигает апогея. Отец Сергий принимает решение: он уезжает в Тамбинскую пустынь, в келью-пещеру, выкопанную в горе. «В задней пещере был похоронен Илларион, в ближней была ниша для спальни, с соломенным матрацем, столик и полка с иконами и книгами. У двери наружной, которая запиралась, была полка; на эту полку раз в день монах приносил пищу из монастыря» [там же, с. 352].

Касатский оказался самым стойким, по сравнению с другими героями  Толстого, и смог превозмочь искушение, правда, ценой саморазрушения: «…взяв топор в правую руку, положил указательный палец левой руки на чурбан, взмахнул топором и ударил по нëм ниже второго сустава. Палец отскочил легче, чем отскакивали дрова такой же толщины, перевернулся и шлëпнулся на край чурбана и потом на пол» [там же, с. 360]. Степан Касатский, став отцом Сергием, считал, что нашëл тот истинный путь и идеал, к которому он стремится, однако после того, как у него открылся дар исцеления, отец Сергий осознал, что «он был средством привлечения посетителей и жертвователей к монастырю и что потому монастырские власти обставляли его такими условиями, в которых он мог быть наиболее полезен» [там же, с. 363].

Касатский понимал, что его внутренняя жизнь снова стремительно превращается во внешнее существование. Его надежды  вновь рухнули, поскольку путь его  оказался ложным. Отец Сергий всё-таки не смог взять верх над своими инстинктами. Однажды он увидел дочь купца Марию, и «когда проходила девушка и остановилась подле него, и благословил еë, он сам ужаснулся на себя, как он осмотрел еë тело» [15, с. 371]. Отец Сергий не смог противостоять первобытному инстинкту и порыву плоти, и тут на глаза ему снова попался знакомый топор, но келейник забрал у него топор, и тогда отец Сергий обстриг себе волосы ножницами.

Следует отметить, что центральные  события происходили с главными героями во время таких праздников, как Масленица и Троицын день. Дабы уяснить мотивацию поведения героев толстовских повестей, обратимся к истории. Согласно мнению Джеймса Фрэзера, который проанализировал характер европейских весенних и летних праздников, мы можем сделать вывод о том, что наши предки персонифицировали силы растительного мира в виде существ мужского и женского пола и пытались ускорить рост деревьев и растений посредством обрядов, которые представляли собой не что иное, как свадьбу лесных божеств в образе Короля и Королевы Мая, Жениха и Невесты Троицы и т. д.

Участники ритуала верили, что брак деревьев и растений не может быть плодородным без параллельного спаривания людей. Например, за четыре дня до посадки семян в землю индейцы-пипилы из Центральной Америки воздерживаются от общения со своими жëнами, чтобы в ночь перед посевом иметь возможность полностью отдаться удовлетворению своих страстей, мотивируя свои действия исполнением религиозного долга.

Таким образом, мы можем утверждать, что скрытые желания героев возникают  не только под воздействием первичных  инстинктов, но и в связи с генной предрасположенностью.

У Позднышева и его жены начался  медовый месяц, но как только влюблëнность истощилась удовлетворением чувственности, молодожëны начали ссориться. Однако, как признавался впоследствии сам  Позднышев, «…это была не ссора, а  это было только обнаружение той пропасти, которая в действительности была между н[и]ми» [15, с. 205]. В этой связи следует вспомнить размышления Эрих Фромма, которые мы цитировали несколько выше [19, с. 244], так как ссоры, по мнению немецкого философа, возникают, «если желание физического соединения вызвано не любовью, если эротическая любовь ещë не дополняется братской любовью, поскольку это никогда не поведëт к единству, которое было чем-то большим, чем оргиастическое преходящее единение. Половое влечение создаëт на краткий миг иллюзию единства, однако без любви это единство оставляет чужих такими же чужими друг другу, как они были прежде. Иногда оно заставляет стыдиться и даже ненавидеть друг друга, потому что когда иллюзия исчезает, они ощущают свою отчуждëнность ещë сильнее, чем прежде» [25]. И Позднышев, как бы подтверждая эти выкладки, признаётся: «Хуже же всего было то, что, живя этой скверной жизнью, я воображал, что потому, что я не соблазняюсь другими женщинами, что поэтому живу честной семейной жизнью, что я нравственный человек» [15, с. 209]. Тем не менее через некоторое время он осознал и другое: «Животные как будто знают, что потомство продолжает их род, и держатся известного закона в этом отношении. Только человек этого знать не знает и не хочет. И озабочен только тем, чтобы иметь как можно больше удовольствия» [там же, с. 209].

Своеобразную иллюстрацию подобного  поведения мы можем обнаружить в  образе Иртенева, которому свободное  от каких бы то ни было обязательств сближение с крестьянкой-солдаткой  Степанидой обернулось беспощадной карой, превратило его существование в сущий ад и впоследствии привело к гибели. Евгений устраивает свою жизнь так, как будто бы он не был знаком со Степанидой, как будто бы её не существовало и как будто бы он никогда не встречался с ней в шалаше. Но ему не удалось обезопасить себя, видимо, потому, что это была месть самой природы, бессознательная месть «безличной» женщины, превращённой в объект чувственных желаний. И, вернувшись в имение, герой осознаёт и ужасается тому, что он всё ещё в её власти, ибо «…не переставая ласкать знакомый красивый образ молодой женщины, он почувствовал, что он погиб, погиб совсем, безвозвратно. И нет спасенья» [там же, с. 290].

За это время в Иртеневе скопилось  чересчур много агрессии. А если верить З. Фрейду, то «не нашедшая выход агрессия может означать тяжëлое повреждение; всë выглядит так, как будто нужно разрушить другое и других, чтобы не разрушить самого себя, чтобы оградить себя от стремления к саморазрушению» [19, с. 145]. В голове толстовского героя возникают страшные мысли: «Отнять еë [Степаниду] у мужа, дать ему денег, забыть про стыд и позор и жить с ней... Лиза заболеет да умрëт. Умрëт, и тогда всë будет прекрасно» [15, с. 291]. Мысли страшные, мысли бесчеловечные… «Прекрасно! О негодяй! Нет, уж если умирать, то ей. Кабы она умерла, Степанида, как бы хорошо было» [там же, с. 292].

Конструктивный характер интенций сменяется у главных героев деструктивными порывами, и причиной тому является, согласно постулатам З. Фрейда, то, что человеком движут два базисных вида живой сущности: Эрос и Танатос. То есть человек обречён на два особых физиологических процесса: конструктивность и деструктивность, которые могут доминировать в человеке поочерëдно. Фрейд считал, что «суть закона, управляющего аппаратом психики, есть стремление снизить напряжение (или возбуждение) до постоянного низкого уровня (принцип постоянства, на котором покоится принцип удовольствия) или до нулевого уровня (принцип нирваны, на котором основан инстинкт смерти)» [19, c. 145].

Позднышев убивает свою жену. Ситуация, в которой оказался Иртенев, намного сложнее. В Евгении Иртеневе происходят настолько сложные психологические процессы, что невозможно сказать однозначно, какие у него намерения. Произойдëт ли саморазрушение или же он оградит себя от стремления разрушить себя самого, то есть убьёт другого, точнее, Степаниду?

В повести «Дьявол» наличествует два  равноправных финала. Л. Н. Толстой не может однозначно определиться относительно того, как должен поступить Иртенев. В первом варианте финала повести Евгений выстрелил в спину Степаниде три раза, так и не решившись посмотреть ей в глаза, поскольку боялся, что снова потеряет над собой контроль. Однако можно не убивать никого, а убить себя, и во втором варианте финала повести «…он лежал ничком на полу, чëрная, тëплая кровь хлестала из раны, и труп ещë подрагивал» [15, с. 293].

С Позднышевым природа тоже сыграла  злую шутку. Его воображение рисует всевозможные ситуации, в которых  его жена изменяет ему. Мотивировано такое отношение чувством собственности, власти и права распоряжаться другим человеком. Не раз в его диалогах и монологах можно услышать «она моя». Позднышев сломя голову бежит домой, видит, что «на её лице выражение досады и огорчения сменилось <…> когда она взглянула на него [Трухачевского], заботою о нём» [там же, с. 246]. В этой ситуации и даёт о себе знать его ревность, а логика Позднышева ясна и понятна: ведь это его супруга, тогда почему она смотрит и одаряет некоего Трухачевского такими многозначительными взглядами. И он «испытал эту потребность разрушения, насилия и восторга бешенства и отдался ему» [там же, с. 246]. Лишь пережив столь драматические события, он задумался, и перед ним открылось то, что до этих пор было ему неведомо.

1.2. Психологизм героев  повестей Л. Н. Толстого с точки зрения гендерной проблематики

Анализируя проблематику взаимоотношений  мужского и женского начал, мы склонны  полагать, что следует обратить внимание не столько на социальный статус или  социальные отношения, в которых  задействованы персонажи, сколько на особенности психологизма героев с точки зрения влияния гендерного аспекта, поскольку роль последнего представляется нам отнюдь не маргинальной.

Ведь примечательно, что, удовлетворяя свои потребности, непосредственным образом  связанные с первобытными желаниями, Иртенев точно так же, как Позднышев и Степан Касатский, тех женщин, которых он покупал, вполне людьми не считал. Для них женщина – это некое бессознательное, но полезное и необходимое в определённые моменты существо, которое при этом не должно доставлять каких-либо неприятностей и лишних хлопот.

Такое отношение к женщине может  быть понято, если его рассматривать  с позиции, сформулированной Зигмундом Фрейдом: «Человек представляется, прежде всего, изолированным, в отношения с представителями противоположного пола он вступает, чтобы удовлетворить своë стремление к удовольствию. Взаимоотношения между полами представляются чем-то вроде людских контактов на рыночной площади. Каждый заинтересован в удовлетворении собственных нужд и исключительно ради этого вступает в отношения с теми, кто предлагает желаемое и желает того, что он может предложить сам» [19, с. 147]. Евгений стремится удовлетворить свои потребности, поскольку может заплатить за эту услугу деньги, а Степаниде нужны деньги, и она может предложить себя к вящему удовольствию Евгения – именно поэтому сделка между персонажами состоялась.

Отражение гендерной проблематики имеет место и в повести  «Крейцерова соната». На вопрос своих  случайных собеседников о том, не допускает ли он любви, основанной на единстве идеалов и духовном сродстве, Позднышев отвечает: «Духовное сродство! Единство идеалов! Но в таком случае незачем спать вместе (простите за грубость)» [15, с. 187]. Позднышеву открылись глаза лишь тогда, когда с ним произошло несчастье, и он увидел всë вокруг несколько в ином свете. «…Только перемучавшись, как я перемучался, только благодаря этому я понял, где корень всего, понял, что должно быть, и потому увидал весь ужас того, что есть» [там же, с. 190].

Он понял, что всë началось ещë  тогда, когда ему было шестнадцать лет и он впервые вошëл с женщиной в физическую близость. «…Человек, познавший нескольких женщин для своего удовольствия, уже не нормальный, а испорченный навсегда человек – блудник. Блудник может воздерживаться, бороться; но простого, ясного, чистого отношения к женщине, братского, у него никогда не будет» [там же, с. 192]. Не в этой ли связи Юлия Кристева писала о том, что «благодаря отвращению к себе, высшей форме этого опыта, – субъекту открывается, что все объекты опыта основываются на первоначальной потере, созидающей его собственное существование» [23].

Л. Н. Толстой в своих произведениях затрагивает проблему власти. Обращаясь к основным положениям теорий Фромма, касающихся власти и обладания, нетрудно заметить, что основной смысл его идей заключается в феномене инверсии, а именно: я обладаю объектом – объект обладает мной. С одной стороны, всем известно, что мужчины вершат судьбами женщин, но как заметил Позднышев, «женщины, как царицы, в плену рабства и тяжëлого труда держат 0,9 рода человеческого. Женщины устроили из себя такое орудие воздействия на чувствительность, что мужчина не может спокойно обращаться с женщиной. Как только мужчина подошëл к женщине, так и подпал под еë дурман и ошалел» [15, с. 199]. Так, Евгений Иртенев, например, поддался силе и власти привлекательности Степаниды.

Тогда возникает вопрос: кто же является объектом власти? Становится понятным, что действующие лица поменялись ролями, и объектом стал Евгений, по крайней мере, в области половых  отношений. А, с другой стороны, действуют законы инстинктов, неконтролируемые и необузданные. Эта «гремучая смесь», которая текла в жилах Иртенева, существенным образом определила характер его поступков, лишая Евгения права выбора.

На примере данных повестей мы можем вновь убедиться, что принципы функционирования ролевой структуры в семье, в обществе находят своё отражение не только среди живых, реальных людей, но и среди литературных персонажей.

Тем не менее роль в семье определяется ещё и отчётливым желанием быть лидером. Например, жена Иртенева – Лиза, нисколько не стремилась к доминантной роли в семье, не перечила мужу и, более того, даже становилась на сторону Евгения, когда тот вступал в спор со своей тёщей. Кому-то её поведение может показаться слабостью, а кто-то расценит это как женскую хитрость. Но так или иначе и те, и другие будут по-своему правы. В то же время мы не ошибемся, если скажем, что Лиза – умная женщина, и, поддерживая во всём своего мужа, она старается сохранить семейное статус-кво.

Таким образом, трансформация, происходящая с характером героини Толстого, мотивируется отнюдь не причинами, касающимися духовного становления Лиза, а наоборот – её индивидуальной деградацией. А это может означать, в частности, что особенности взаимоотношений мужского и женского начал со всей очевидностью непосредственно связаны с гендерной проблематикой, которая существенным образом определяет формирование стремлений и влияет на выбор той или иной гендерной роли, иногда не способной удовлетворить потребности в самоутверждении личности.