Психологизм героев повестей Л. Н.Толстого "Отец Сергий", "Дьявол" и "Крейцерова соната"

1.2. Психоаналитический  аспект психологизма как литературоведческий  концепт

Известно, что главным регулятором  человеческого поведения служит сознание. Фрейд открыл, что за покровом сознания скрыт глубинный, «кипящий»  пласт не осознаваемых личностью могущественных стремлений, влечений, желаний. Будучи практикующим врачом, он столкнулся с тем, что эти неосознаваемые переживания и мотивы могут серьезно отягощать жизнь и даже становиться причиной нервно-психических заболеваний. Это стимулировало его сосредоточиться на поисках средств избавления своих пациентов от конфликтов между тем, что говорило им их сознание, и потаёнными, слепыми, бессознательными побуждениями. Так родился фрейдовский метод исцеления души, названный психоанализом.

Не ограничиваясь изучением и лечением невропатов, а также настойчивой деятельностью, направленной на восстановление их психического здоровья, Фрейд создал теорию, объяснявшую переживания и поведение не только больного, но и здорового человека. Эта теория приобрела в странах Запада столь огромную популярность, что и в наши дни существует устойчивое убеждение, в соответствии с которым «психология – это и есть Фрейд». Фрейдовская теория во многих зарубежных странах прочно вошла в учебники по психологии, психотерапии, психиатрии. Она оказала воздействие на другие науки о человеке – на социологию, педагогику, антропологию, этнографию, а также на искусство и литературу.

Психоанализ – это метод психотерапии и психологическое учение, ставящее в центр внимания бессознательные психические процессы и мотивации. Психоанализ был разработан в конце XIX – в начале XX вв. австрийским врачом З. Фрейдом. Последний, в частности, писал: «...психоанализ начал как терапия, но я хотел бы вам его рекомендовать не в качестве терапии, а из-за содержания в нём истины, из-за разъяснений, которые он нам даёт о том, что касается человека ближе всего, его собственной сущности, и из-за связей, которые он вскрывает в самых различных областях его деятельности» [24].

Для психологизма всегда было характерным стремление репрезентировать того, кто мыслит, либо того, кто пишет, читает, либо того, кто движется, как молекула, в историческом хаосе, либо того, кто является инициатором или изобретателем идеи или поступка, ставшего примером для подражания, либо того, кто вспоминает представления и действия, выводимые из ощущений по закону ассоциаций, либо того, чьим естественным, подчеркнуто индивидуальным признаком является язык и т. д. Сама форма центрального для психологизма вопроса – «кто-вопроса» – задавала область поиска возможных ответов для психологистически ориентированных наук.

Применительно к литературоведению  психологизм связывал эту область  поиска с выделением таких субъектов, для описания которых нужны были следующие характеристики: конкретные факты биографии, например, место и время учёбы, любимые занятия, склонности, стиль в одежде, социальный статус, общественные ориентиры, особенности быта и т. д. Для литературоведения необходимо было обнаружить основные стимулы поступков персонажей. Поэтому существенным элементом литературоведения был психологический анализ героев произведения и авторов, создавших эти произведения. Ученые выясняли, что хотел сказать автор, фактически предлагая психологическую герменевтику, анализ души литературных героев, его чувств, переживаний и мыслей. Психологический анализ героев был только поводом для описания личности поэта, писателя, перипетий его судьбы, переживаний, мироощущения. Влияние эпохи, культурно-исторического контекста фактически выпадало из сферы рассмотрения этого направления, а последовательно проведенный психологический анализ сводил понимание к представлению.

«Психоанализ в литературоведении  – это способ трактовки литературных произведений с точки зрения психологического учения о бессознательном. Психоанализ рассматривает художественное творчество как сублимированное символическое выражение изначальных психических импульсов и влечений (сексуальных и инфантильных в своей основе), отвергнутых реальностью и находящих компенсаторное удовлетворение в области фантазии. Психоанализ выявляет в истории литературы ряд устойчивых сюжетных схем, в которых автор идентифицирует себя с героем и рисует либо исполнение своих подсознательных желаний, либо их трагическое столкновение с силами социального и нравственного запрета. Так, в «Царе Эдипе» Софокла, в «Гамлете» Шекспира и в «Братьях Карамазовых» Ф. М. Достоевского варьируется, согласно психоанализу, один мотив – отцеубийства, связанный с вытесненным „Эдиповым комплексом“» [24].

Первые образцы применения психоанализа в литературе и в искусстве  предложил З. Фрейд («Поэт и фантазия», «Достоевский и отцеубийство»), предупреждавший, однако, против смешения задач психоанализа и литературоведения: психоанализ подходит к литературе только как к сюжетно-иллюстративному материалу и сам по себе не способен объяснить разницу между шедевром и его пересказом или репродукцией, между великим писателем и рядовым невротиком или сновидцем. «Наиболее адекватно психоанализ приложим к изучению продуктов мифологии, где сознательное „Я“ личности растворяется в бессознательном „Оно“ и где устраняются собственно эстетические критерии» [6, с. 216].

В 20 – 30-е гг. наряду с вульгарным психоанализом, разоблачавшим художество как иллюзию и сводившим его к биологическим инстинктам, возникают и серьёзные попытки использовать положения психоанализа в борьбе против формалистической и вульгарно-социологической методологии (Л. Выготский, В. Волошинов, М. Бахтин), осмыслить с его помощью практику новейших течений, например, дадаизм, сюрреализм, экспрессионизм, «мифологизм», найти объяснение загадочным литературным феноменам прошлого: этюды С. Цвейга о Достоевском, Г. фон Клейсте, М. Бонапарт об Э. По, В. В. Брукс о М. Твене, соединить психоанализ с учением о художественной форме и об общественной роли литературы.

В послевоенное время на Западе наиболее распространены две версии психоанализа: экзистенциальный психоанализ – психоанализ (Ж. Сартр, А. Мальро, С. Дубровский и др.), который ищет в литературе свидетельства подлинного человеческого бытия, укоренённого не в биологической природе, но в этической свободе и достигающего полного личностного самораскрытия в мире художественного вымысла, где духовная «самость» преодолевает гнёт исторической судьбы и выбирает саму себя. В свою очередь, структуральный психоанализ (Ж. Лакан, К. Морон, Р. Барт, Ж. Деррида) подчёркивает зависимость художника от сверхиндивидуальных механизмов культуры (языка и других знаковых систем), действующих в сфере бессознательного и обусловливающих структуру произведения безотносительно к его «сознательному» замыслу и смыслу.

Психоанализ в Западном литературоведении подвергается критике со стороны марксистов; причём имманентно-статическим структурам подсознания противопоставляется динамика социально-исторической жизни как источник творческого процесса. Доктрину психоанализа оспаривают также последователи культурно-исторической школы и приверженцы математических и кибернетических методов.

1.3. Психология брачных  отношений в литературных произведениях

Психология  в значительной мере влияет на сущность взаимоотношений между людьми. Проблемы мужской и женской психологии, «борьбы полов», любовно-брачных отношений всегда интересовали психоаналитиков и философов. З. Фрейд, разделявший, например, традиционно-патриархальньй взгляд на положение женщины, считал, что женщина, ощущая свою анатомическую недостаточность, чувствует зависть к фаллосу, стремление стать мужчиной – стремление, которое трансформируется в желание иметь от него ребенка. Этим объясняются, по Фрейду, многие черты женской психологии: пассивность, уступчивость, эмоциональность, подражательность. Карен Хорни не усматривала в этой позиции ничего, кроме патриархального мифа, и была полна решимости доказать психическое равноправие мужчин и женщин.

К. Хорни признавала ситуацию «Эдипова комплекса», но как частный случай. Взаимоотношения полов были для неё полем множества общих, особенных и индивидуальных проблем, не сводимых к какой-то одной формуле.

Вражда и недоверие  между полами отчетливо проявляются в любви и в браке. Многие люди задумываются о том, должны ли они считать причиной неудачи в браке своё поведение или рассматривать противоестественным брак как таковой. Есть, разумеется, достаточно оснований, чтобы полагать, что однообразие моногамного пожизненного брака рождает скуку, тоску, пресыщение обществом одного человека. Существует, по-видимому, какой-то естественный период продолжительности брака как живого организма.

Брак  рождается, созревает, достигая крепости и расцвета, а затем стареет и умирает, после чего супружеские пары живут уже по привычке, в силу бытовой целесообразности. Из-за несходства характеров и недостаточной культуры брак большинства людей длится недолго, в результате чего многие семьи напоминают «пустую скорлупу». Эрих Фромм полагал, что не важно, «основан ли [брак] на любви, или – согласно традициям прошлого – на существующих обычаях, или является браком по расчëту – действительно любящие друг друга муж и жена представляются исключением. То, что на самом деле является расчëтом, обычаем, общими экономическими интересами, обоюдной привязанностью к детям, взаимозависимостью или взаимной враждой и страхом, осознаëтся как „любовь“ – пока один или оба партнëров не признаются, что они не любят и никогда не любили друг друга» [19, с. 244]. Ссоры возникают по причине отсутствия любви, а одно лишь половое влечение не может обеспечить возможность быть по-настоящему счастливым в браке.

На вопрос об изменении взаимоотношений  между мужчиной и женщиной после  заключения ими брака между собой  Эрих Фромм ответил в своём  труде «Иметь или быть?» следующим  образом: «Переход от „влюбленности“ к иллюзии любви-„обладанию“ можно часто со всеми конкретными подробностями наблюдать на примере мужчин и женщин, „влюбившихся друг в друга“. В период ухаживания оба ещё не уверены друг в друге, однако каждый старается покорить другого. Оба полны жизни, привлекательны, интересны, даже прекрасны – поскольку радость жизни всегда делает лицо прекрасным. Оба ещё не обладают друг другом; следовательно, энергия каждого из них направлена на то, чтобы быть, то есть отдавать другому и стимулировать его. После женитьбы ситуация зачастую коренным образом меняется. Брачный контракт даёт каждой из сторон исключительное право на владение телом, чувствами и вниманием партнёра. Теперь уже нет нужды никого завоёвывать, ведь любовь превратилась в нечто такое, чем человек обладает, – в своего рода собственность. Ни тот, ни другой из партнеров уже больше не прилагает усилий для того, чтобы быть привлекательным и вызывать любовь, поэтому оба начинают надоедать друг другу, и в результате красота их исчезает» [там же, с. 245].

Как правило, каждый из них пытается отыскать причину подобной перемены в своём партнере и чувствует себя обманутым. И ни один из них не видит, что теперь они уже не те, какими были в период влюбленности друг в друга; что ошибочное представление, согласно которому любовь можно иметь, привело их к тому, что они перестали любить. Теперь вместо того, чтобы любить друг друга, они, по мнению Фромма, довольствуются совместным владением тем, что имеют: деньгами, общественным положением, домом, детьми. Таким образом, в некоторых случаях брак, основывавшийся сначала на любви, превращается в мирное совместное владение собственностью, некую корпорацию, в которой эгоизм одного соединяется с эгоизмом другого и образует нечто целое: «семью».

Когда пара не может преодолеть желания возродить прежнее чувство любви, у того или иного партнера, полагает Фромм, может возникнуть иллюзия, будто новый партнер (или партнеры) способен удовлетворить его желания. Они чувствуют, что единственное, что им хочется иметь, – это любовь. Однако для них любовь не является выражением их бытия; это богиня, которой они жаждут покоряться. Их любовь неизбежно терпит крах, потому что «любовь – дитя свободы», и тот, кто был поклонником богини любви, становится в конце концов настолько пассивным, что превращается в унылое, надоедливое существо, утратившее остатки своей прежней привлекательности. Однако, не желая принимать подобную ситуацию, пара пытается уклониться от проблемы, которую создают существующие для них трудности в любви. Они пытаются избавиться от скуки с помощью всё новых и новых стимулов и стремятся обладать как можно большим числом «любовников» вместо того, чтобы «научиться любить хотя бы одного» [там же, с. 246].

Таким образом, психоанализ поспособствовал расширению представления об «объёмности» внутреннего  мира человека, переплетению различных  умонастроений и импульсов. Психоанализ, возникший вначале как психологическое  учение, метод психотерапии, оказал большое влияние на развитие мировой литературы, а также дал возможность раскрыть тайны внутреннего мира человека и ярко и точно выразить его душевные движения. А. Б. Есин писал: «В психологизме заключается один из секретов долгой исторической жизни литературы прошлого: говоря о душе человека, она говорит с каждым читателем о нём самом» [6, с. 27].

РАЗДЕЛ 2

ПРОБЛЕМА ПОЛА КАК  МОТИВАЦИОННЫЙ КОМПЛЕКС

ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО СОДЕРЖАНИЯ ОБРАЗОВ ГЕРОЕВ

ПОВЕСТЕЙ Л. Н. ТОЛСТОГО

«КРЕЙЦЕРОВА СОНАТА», «ДЬЯВОЛ» И «ОТЕЦ СЕРГИЙ»

1.1. Психология и физиология пола в литературной интерпретации Л. Н. Толстого

Зачастую мотивации поступков, поведения, желаний персонажей рассматривались  через призму их происхождения, социального  статуса, социальных взаимоотношений. Однако мы можем сказать, что  в анализе подобного типа, в сущности, отсутствует такой важный аспект, как влияние гендерной проблематики. Эрих Фромм утверждал, что нельзя игнорировать психо-биологическую составляющую сексуальности, мужскую и женскую полярность и естественную потребность её преодоления путём слияния.

Евгений Иртенев – главный герой повести «Дьявол», Степан Касатский – главный персонаж повести «Отец Сергий», а Позднышев – действующее лицо в повести «Крейцерова соната». Все они были молоды, здоровы и хороши собой. Все они «…имел[и] сношения с разного рода женщинами» [15, с. 255], «…жил[и] до женитьбы, как все живут, то есть развратно» [там же, с. 189], но считали себя не развратниками и блудниками, а вполне нравственными людьми.