Ономастика в романе "Обломов"

 ВВЕДЕНИЕ.

1. Роман И.А. Гончарова «Обломов».

2. Ономастика в художественном тексте.

3. Имена собственные в романе И.А. Гончарова «Обломов»:значащие и незначащие имена; анализ имен главных героев романа.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

БИБЛИОГРАФИЯ. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

 Введение

 В произведениях художественной литературы имена, отчества и фамилии персонажи получают в зависимости от общего замысла и той функции, которой каждый из них наделен автором. 

 О роли и значении  имен, фамилий литературных героев  написано много научных работ.  Но в большинстве случаев речь  идет о "говорящих фамилиях", которые использует тот или иной писатель для создания определенного образа героя. Всем известны такие фамилии, как Молчалин, Скалозуб, Скотинин, Простакова, Держиморда, Собакевич, Плюшкин, Манилов, Обломов и другие.

 Писатели настолько  выразительно обозначили характеры  героев через их фамилии, что  они стали нарицательными. Обломовщина – означает непреодолимую лень, Плюшкин ассоциируется с жадностью. Скотинин – обладатель скотского поведения, маниловщина – бесполезное мечтание и никаких реальных действий, чтобы что-то изменить в своей жизни в лучшую сторону.       

 Зачастую в именах  действующих лиц заложены в  скрытой форме разнообразные  значения, которые раскрываются  только в процессе анализа  произведения. Очень часто все  семантическое поле такого имени  участвует в создании образа  действующего лица и определяет  его индивидуальную структуру.  И в этих случаях этимологические  истоки значений имени могут  выступать как определяющие.

 С античности  и до наших дней в прозаических  текстах, относящихся к самым  различным жанрам, мы встречаем  специфические многократно повторяющиеся  и имеющие строго определенное  значение собственные имена либо  вымышленных автором персонажей, либо реально существовавших  лиц, которые изображаются в  произведении.

 Если мы имеем  дело с художественным произведением,  в котором все действующие  лица порождены авторской фантазией,  то кажется очевидным, что автор  располагает достаточной свободой при выборе того или иного антропонима для любого персонажа. Но мнимая произвольность антропонима на самом деле является осознанной или интуитивно угаданной необходимостью выбора именно этого, а не другого имени. Изучение семантического ореола, окружающего антропоним литературных героев на этапе создания их автором и затем - восприятие его читателем день является интересной и актуальной проблемой.    

 Цель работы - рассмотреть  «говорящие» фамилии в романе    И.А.Гончарова «Обломов».

Задачи - рассмотреть:     

1. Ономастику, как раздел языкознания

2.Роль имен, фамилий, прозвищ в романе И.А. Гончарова «Обломов» 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Роман И.А. Гончарова «Обломов» 

Над «Обломовым» Гончаров трудился более десяти лет. «С этим романом я жил еще в молодости, десять лет тому назад», — признавался  писатель. «Вскоре после напечатания в 1847 г. в “Современнике” “Обыкновенной истории”, у меня уже в уме был готов план “Обломова”, а в 1848 г. (или 1849 г. — не помню) я поместил в “Иллюстрированном сборнике” при “Современнике” “Сон Обломова” — эту увертюру всего романа»[2.1.стр.157].

В образе Обломова Гончаров дал художественный синтез всей распадающейся  дореформенной жизни патриархально-крепостной России, выразил свое понимание ее социально-нравственного, даже экономического смысла. Этот образ приобрел в концепции  всего романа символическое значение как «воплощение сна, застоя, неподвижной, мертвой жизни». Гончаров подчеркивает (как комментатор собственного творчества и как художник) всеобщность, типичность своих картин, находит обобщающее название всему образу жизни, мышления и чувствований, воспроизведенных им в романе. Это название воплощено  романистом в одном емком слове-символе: «обломовщина». Оно тогда же облетело всю Россию, укоренилось в русской  речи, широко вошло как нарицательное  определение в историю русской  культуры, общественной мысли, революционно-освободительного движения. Обломовщина, слившаяся в  представлении Гончарова с крепостным правом, явилась в его трактовке  ключом к разгадке тех многообразных  явлений русской жизни, которые  были связаны с патриархально-крепостническим  строем и его отражением в мыслях и чувствах, в идеалах и философии, в действиях и страстях людей. Н. А. Добролюбов проникновенно разгадал и блестяще объяснил этот антикрепостнический, антидворянский смысл романа. Критик увидел в образе Обломова «живой, современный русский тип», а в романе — знамение времени, «новое слово нашего общественного развития, произнесенное ясно и твердо, без отчаяния и без ребяческих надежд, но с полным сознанием истины. Слово это — обломовщина».

На протяжении всего  романа автор с высоким поэтическим  искусством постоянно обыгрывает слово  «обломовщина», многогранно и обобщенно  раскрывая очень широкое содержание того уходящего уклада жизни, от которого не в состоянии избавиться его трагикомический герой. Впервые Гончаров указывает на общий «обломовский» смысл образа жизни Ильи Ильича в авторском типизирующем рассуждении о том, зачем Обломов пускал к себе таких ничтожных людей, как Тарантьев и Алексеев. Здесь дается и ответ: «...кажется, затем, зачем еще о сю пору в наших отдаленных Обломовках, в каждом зажиточном доме толпится рой подобных лиц обоего пола, без хлеба, без ремесла, без рук для производительности и только с желудком для потребления, но почти всегда с чином и званием»[1.1.стр. 40].Но здесь, на первых страницах романа, еще нет того всеобъемлющего художественного синтеза, который раскрылся в слове «обломовщина». Нет этого синтеза и в первом упреке Андрея Штольца: «Ах вы, обломовцы! — упрекнул он.— Не знают, сколько у них денег в кармане!»[1.1.стр.168].

Автор и его герои  на первых порах как бы ищут это  многозначимое обобщающее слово, которое было бы способно определить и озарить сокровенную сущность того, что составляет пафос всей жизни Ильи Ильича. Штольц находит это слово во время дискуссии с другом о том, какой должна быть человеческая жизнь. Нарисованная Ильей Ильичом идиллия поэтической жизни, в которой так существенны черты крепостнического, помещичьего общежития, решительно отвергается Штольцем.

«— Это не жизнь!—  упрямо повторял Штольц.

— Что ж это, по-твоему?

— Это... (Штольц задумался и искал, как назвать эту жизнь). Какая-то... обломовщина, — сказал он наконец.

— О-бло-мовщина!— медленно произнес Илья Ильич, удивляясь этому странному слову и разбирая его по складам. — Об-ло-мов-щина!

Он странно и  пристально глядел на Штольца»[1.1.стр. 180].

Этот спор произошел  в первый приезд Андрея Штольца. С этого момента определение «обломовщина» и заиграло на страницах романа. Утопию жизни, взлелеянную Ильей Ильичом, Штольц называет обломовской. Мечту об удалении из жизни и обеспеченном покое неумолимый друг Обломова определяет как «дворянскую обломовщину». Говорит он и о «петербургской обломовщине».

Во все сферы  материальной, общественной, духовной и даже физической жизни Илья Ильич  привносит обломовское начало. Где  Обломов как человек, индивидуальность, там и обломовщина как уклад  жизни, как мораль, идеал и философия. Романист с изумительной верностью  действительности поэтически изобразил  торжество обломовщины в первой части романа. Отношения Ильи Ильича с Захаром, со всем миром окружающих его вещей и людей, весь его  повседневный быт и физическое бытие  проникнуты обломовским началом. Герой  Гончарова вносит обломовщину в  свою дружбу с Андреем Штольцем, в любовь к Ольге, в своей идеал женщины и семейного счастья, в понимание философии счастья. Полное торжество обломовщины наступает вновь в четвертой части романа, в доме вдовы Агафьи Матвеевны, в котором, по словам Штольца, «та же Обломовка, только гаже»

Слово «обломовщина»  звучит в романе не только в устах  Штольца, но и в устах других героев романа и употребляется не только по отношению к Илье Ильичу. Последний признается, что он не один таков: «Да я ли один? Смотри: Михайлов, Петров, Семенов, Алексеев, Степанов... не пересчитаешь: наше имя легион!»[1.1.стр.185]. Гончаров понимает, что обломовщина не ограничена помещичьей Обломовкой: она встречается и в захолустной деревне, и в столице, пустила глубокие корни во всю русскую жизнь того времени и может пленить человека, далекого от Обломовки, чуждого ей по своему происхождению и миросозерцанию.

Однако это не значит, что в представлении Гончарова  обломовщина является обязательной и неизлечимой болезнью русской  национальной психики. Романисту были известны и другие типы русской жизни. Весь его роман проникнут пафосом  отрицания обломовщины, призывом к  иной жизни. Названную выше идею приписывали  автору «Обломова» клеветники русского народа, враги демократии, революции  и социализма. Гончаров показал обломовщину  прежде всего как социальное явление, возникшее на конкретно-исторической почве помещичье-крепостнического уклада жизни, в условиях патриархальной неподвижности. Этот господствующий социальный уклад жизни старой России оказал огромное воздействие на все стороны русской общественной действительности в прошлые времена. Естественно поэтому, что обломовские черты встречались и в крепостных крестьянах, развращенных рабством, и в чиновниках, выходцах из тех же Обломовок, и в интеллигентах. На это обстоятельство указывали современники Гончарова, и в этом они видели глубину проникновения романиста в типические черты жизни.[2.2.стр.84] 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Ономастика в художественном тексте. 

Ономастика – искусство  давать имена, - раздел языкознания, изучающий  имена собственные, их происхождение  и функционирование. К собственным  именам относятся личные имена людей( антропонимы), названия местностей (топонимы), мифических существ и божеств( теонимы), клички животных(зоонимы) и др.

В эпических, лироэпических  и драматических произведениях  система персонажей, как правило, влечет за собой систему имен. Не названными по имени обычно остаются фоновые персонажи, о которых  упоминается вскользь, лица «без слов» в пьесах и так далее.  Так, в рассказе И.А. Бунина «Господин из Сан-Франциско» заглавный герой, его жена и дочь не имеют имен, в отличие от эпизодических персонажей: коридорного Луиджи, старика лодочника Лоренцо. Так подчеркнута безликость богатых туристов.

В исследованиях, посвященных  художественной речи, постоянно отмечаются огромные экспрессивные возможности  и конструктивная роль имен собственных  в тексте. Антропонимы и топонимы участвуют в создании образов  героев литературного произведения, развертывании его основных тем  и мотивов, формировании художественного  времени и пространства, передают не только содержательно-фактическую, но и подтекстовую информацию, способствуют раскрытию идейно-эстетического содержания текста, часто выявляя его скрытые смыслы.

«Входя в художественный текст семантически недостаточным, имя собственное выходит из него семантически обогащенным и выступает в качестве сигнала, возбуждающего обширный комплекс определенных ассоциативных значений»[2.3. стр.196].

  Имя собственное указывает на социальный статус персонажа, его национальную принадлежность и, кроме того, обладает определенным историко-культурным ореолом. Выбор того или иного имени персонажа, в учете его этимологии всегда проявляется авторская модальность (имена героинь романа И.А. Гончарова «Обрыв» - Вера и Марфинька. Имена персонажей могут предопределять формы их поведения в тексте (имя Масловой в романе Л.Н. Толстого «Воскресение» - Катюша > Катерина ('вечно чистая' - предсказывает возрождение души героини). Характер употребления антропонима в тексте отражает определенную точку зрения (повествователя или другого персонажа) и служит ее сигналом, а смена имени героя обычно связана с развитием сюжета. В тексте могут актуализироваться символические смыслы антропонима и отдельных компонентов имени или фамилии (так, в контексте целого оказывается значимым первый компонент фамилии Карамазовы (кара - 'черный'): в романе Ф.М. Достоевского он ассоциативно указывает на темные страсти в душах героев). Имена собственные в их взаимодействии образуют ономастическое пространство текста, анализ которого позволяет выявить связи и отношения, существующие между разными персонажами произведения в их динамике, раскрыть особенности его художественного мира. Так, имена героев драмы М.Ю. Лермонтова «Маскарад» оказываются антропонимическими масками, которые «характеризуются общими признаками масок романтического гротеска. Это... обманные маски-личины»

 В ономастическом (антропонимическом) пространстве  текста имена персонажей сближаются  или вступают в оппозиции. Например, в «Маскараде» имена князя Звездича и баронессы Штраль обнаруживают сходство внутренней формы (звезда - Strahl - 'луч') и сближаются на основе общего семантического компонента «свет», кроме того, они противопоставляются другим именам как «чужие с точки зрения языка.

 Имя собственное  в структуре текста, с одной  стороны, устойчиво, с другой, - повторяясь, семантически преобразуется,  обогащаясь на всем пространстве  текста «приращениями смысла».  Семантически осложненное имя  собственное участвует в создании  не только связности, но и  смысловой многомерности художественного  текста. Оно служит одним из  важнейших средств воплощения  авторского замысла и концентрирует  в себе значительный объем  информации. «Каждое имя, названное  в произведении, есть уже обозначение,  играющее всеми красками, на которые только оно способно». Имя персонажа выступает как одна из ключевых единиц художественного текста, как важнейший знак, который, наряду с заглавием, актуализируется по мере прочтения произведения. Это ярко проявляется в тех случаях, когда оно занимает позицию заглавия и тем самым привлекает внимание читателя к называемому им персонажу, выделяет его в художественном мире произведения («Евгений Онегин», «Неточка Незванова», «Анна Каренина», «Рудин», «Иванов» и др.). [2.3.стр. 197]