Максим Горький

- А завтра  вечером я тебе додам, что  не додал... Иди!

- Господин! - обратился он ко мне, - дайте  двугривенный! Просил у этой

ведьмы - не дала чертовка. А голова у меня...

- Извольте, я дам. Но вот что: сколько  вы с меня возьмете за то, чтобы

не бить жены завтра?

- То  есть как - совсем не бить? - спросил он задумчиво.

-  Нет,  -  вот  вы  обещали  ей  завтра  еще  доколотить ее,  так  не

доколачивайте, а возьмите с меня, сколько следует  за это...

- Н-да... Вам, значит, жалко ее, бабу-то?

- Жалко, - сказал я.

- Это  пожалуй. И мне тоже жалко  - хорошая баба. Шестой год живем  душа

в душу. Сколько с вас за нее взять? - и он задумался. - Полтину дадите?..

- Извольте...

- Покорнейше  вас благодарю.  Черт  те  возьми! Везет мне. До приятного

свидания!

- Не  будете бить жену завтра?

- Ни-ни! Расцелую чертовку. Господи... чай  я не зверь какой,  стану  ни

с  того ни  с сего терзать человека! Чай жена мне она, Настька-то.  Живем

хорошо... Иду-с я!

И он ушел...

Как вы полагаете - надул он меня?

Бил он вчера жену или нет?

И как  вы полагаете, - сколько  бы он взял с  меня за то,  чтобы не бить

жену  никогда больше?

Это, конечно, невозможно, но для примера, сколько бы это стоило?"

     С  сердечной теплотой  и душевным сочувствием  писал  Горький о  бедном городском люде, о нещадной  эксплуатации рабочих. Силой печатного слова  он защищал городскую бедноту, которую всячески обижают и угнетают.

     "Если  вы  на  улице встретите   интенсивно чумазого  мальчика  с  кипой печатной  или  чистой бумаги  в  его руках или на  его  голове,  вы  можете безошибочно сказать: - Вот идет мальчик из типографии!

Мальчик из типографии - совсем особенный мальчик.

Во-первых, он желтоватого цвета - потому что  отравлен свинцовой пылью.

Во-вторых,  он  очень сонного вида -  потому что много работает и мало

спит. В-третьих, у него непременно где-нибудь на физиономии, на руке, на шее есть болячки, - это его задело машиной и рану растравил свинец..."

     Писателя  возмущало царившее  в городе бескультурье, тяжелое положение, в котором находился учитель. "Когда я, - писал он, - встречаю женщину с лицом бледным и утомленным, с темными  пятнами  под глазами, женщину, которая идет  торопливой походкой человека, не имеющего ни одной свободной минутки, и  помимо утомления имеет на лице и  во всей фигуре  нечто, внушающее уважение  к  ней, - я думаю про себя:

- Это,  наверно, учительница... Затем   я  вздыхаю  и  думаю   про  себя об одном  из мучительных  видов каторжной  работы,  о  том  ее  виде,  который  называется  "педагогической деятельностью".

     "Что   вообще  хорошее  и  важное   для  города  сделало  наше  богатое

купечество, - спрашивал Горький, - что оно  делает и предполагает сделать?

Я  знаю  за  ним  одно  дело  -  это  ненависть  к  местной  прессе  и

преследование ее разными путями". И  действительно,  обличение   "сильных  мира  сего",   их  семейного произвола,  нещадной  эксплуатации  рабочих,  самодурства  и  беззакония  -пришлось не по душе самарским воротилам. Двое рабочих, нанятые за три рубля "обиженным"  в фельетоне Иегудиила Хламиды заводчиком, пытались  избить писателя.  В  другой раз  обозленный на Хламиду  трактирщик,  не  застав  в редакции Горького, набросился с кулаками на редактора.   С первых шагов в жизни и до последних дней Горького волновали проблемы культуры.  Он выступил в литературе в то время, когда в России зарождаются декадентские, упадочные течения в искусстве.

     Самара  в  те   годы,  когда  в  ней   жил  Горький,  была  крупнейшим

промышленным  центром Поволжья, и ее недаром  называли русским Чикаго.

Активной  была  в  городе  общественная  жизнь.  В  "Самарской газете"

сотрудничали   такие   видные    литераторы   тех   лет,   как   Короленко,

Гарин-Михайловский, Мамин-Сибиряк.

     Горький  сблизился со  многими "неблагонадежными" людьми города.  Он - постоянный участник "ассамблей"  в доме Якова Львовича Тейтеля - "одного из самых популярных в то время в Самаре людей".

     "По  вечерам, - вспоминает товарищ Горького по "Самарской газете",  - к Тейтелям   всегда   кто-нибудь   приходил,  не  стесняясь  ни   отсутствием

приглашения, ни костюмом,  ни даже  временем приглашения:  хоть  в 12 часов ночи... И кто только не перебывал  там... Студенты, военные, актеры, врачи, педагоги, ссыльные, литераторы,  городские  и  земские  деятели, курсистки, профессора, журналисты, либералы, народники, марксисты,  поэты, статистики, адвокаты,  толстовцы,  гипнотизеры,  путешественники,  инженеры,  певцы   и прочие. Квартира Тейтелей была каким-то демократическим клубом..."

     Здесь  собиралось  по 100-200 человек. В числе  других  бывал и  Ленин,

живя  в  Самаре в 1889-1893 годах;  можно  было  встретить будущих  наркомов М.Г.Елизарова и А.Г.Шлихтера.

     С  Тейтелем   был  дружен  Г.Успенский,  его  знали  лидер  народников

Михайловский,    писатели   Златовратский,   Чириков,   Гарин-Михайловский, путешественник Потанин, еврейский  писатель Шолом-Алейхем. Выступали в доме Тейтеля и сторонники марксистских взглядов.

     "...В  96 году я впервые услышал  имя - Ленин,  -  вспоминал  Горький о

жизни в Самаре. - Помню... восторженный отзыв  об Ульянове - "Тулине".

Бывал Горький и в других культурных центрах Самары.

     "Дурно   одетый  парень  оказывался  очаровательным   собеседником",  - вспоминали самарцы о Горьком. Собеседником, умевшим незло пошутить, всерьез уверяя, к примеру, что на Кавказе есть вино, от которого зеленеют уши. "Уже если всегда говорить только  умное  - это  тоже  - глупость", - записал  он позднее в альбоме К.И.Чуковского.

     Молодой журналист, вчерашний бродяга, удивлял  интеллигентных самарцев своей начитанностью,  но в целом самарское образованное общество относилось к начинающему  писателю немного свысока, и,  когда спустя несколько лет егослава гремела по  всей России, в Самаре  удивлялись:  неужели  это  тот,  в странной разлетайке?

     Горький  был  щедрым   и   отзывчивым  человеком,   постоянно  помогал нуждающимся, и "к моменту выдачи жалования  или  гонорара для него в  кассе оставалось больше  приятельских  расписок, чем наличных",  -  вспоминает заведующая редакцией.  С этих  пор у него появилась страсть -  помогать другим, дарить людям приглянувшиеся им вещи - особенно книги.

     Работая в редакции  "Самарской газеты",  Горький тесно соприкасается  с типографскими   рабочими.   Эта  группа  пролетариата   всегда   отличалась грамотностью, политической  сознательностью, и потому  общение с небольшим, но   политически  сознательным  пролетарским  коллективом  типографии  было плодотворным  для идейного роста  писателя. В  Самаре  Горький участвует в распространении  нелегальных  брошюр,  приходящих из-за границы  под  видом прейскурантов торговых фирм на редакцию "Самарской газеты".работа"  фельетониста  "Самарской   газеты"  не   по  душе Горькому.  Уж  слишком узок и мелок, неинтересен круг  дозволенных ему тем:пыль на улицах, неполадки в больнице, дикие  выходки пьяных купцов  и  т.п. Поэтому в мае 1896 года он принял предложение "Одесских новостей" писать об открывающейся   в   Нижнем    Новгороде   "Всероссийской   промышленной   ихудожественной  выставке".  Обозревателем  Выставки  пригласил  Горького  в "Нижегородский листок". Меньше чем за год он написал около двухсот фельетонов.

     Когда Горький  возвратился в родной город, на  территории выставки уже стояли  павильоны-терема  в  ложнорусском  стиле, уже были свезены со  всей страны   промышленные  новинки.  Выставка  демонстрировала  успехи  русской промышленности,  успехи  русского  капитализма. Книгой  о  ней  пользовался Ленин, работая над "Развитием капитализма в России".

В  то  же время  Всероссийская выставка стала  местом  ожесточеннейшей

конкурентной  борьбы за покупателя, грандиозной  рекламой - отсюда невиданная пышность ее оформления, проникнутая духом казенного патриотизма. Но   выставка  показала   не  только  богатство   России,   успехи  ее промышленности, а и  глупость "хозяев  жизни". Так из мыла  были...  отлиты бюсты русских царей, из свечей... построена часовня.

     Устроители  выставки,  естественно, "забыли"  о тех  миллионах  простых тружеников,  чьими руками  было создано все  представленное  тут. Но о  них помнил Горький, и  в своих статьях писал не  только о достижениях техники и науки, а и о тех, кто создает промышленную мощь Российской империи.

     "Очень  хочется знать, кто, чем и  как вытащил из земли эти 10 000 пудов золота  и  дал государству за 30  лет почти 300 000  000 золотых рублей, не считая серебряных и медных, не принимая во внимание драгоценных камней. Кто они, эти добрые гномы? Как они это делают, и как они при этом поживают?" И писатель рассказывал в корреспонденциях, "как поживают" рабочие люди России,  писал о том, что на казанском  кожевенном заводе Алафузова рабочие часто болеют вследствие полного отсутствия какой-либо гигиены: "При  заводе нет  ничего  того,  что необходимо:  ни  достаточного количества  воздуха в мастерских,  ни   больнички,   но   система   штрафов   удивительно   точно разработана". Широко  было  представлено на выставке искусство - живопись,  народное кустарное  творчество,  архитектура  павильонов.  Обширной  была программа зрелищных  и  музыкальных  мероприятий.  Выступал  Московский Малый  театр, народные  "вопленицы", устраивались  представления  в  народных  балаганах, концерты    классической    музыки,    демонстрировались    первые    опыты "синематографа". В расчете на успех  у мещанской и буржуазной публики были организованы гастроли зарубежных "звезд"  кабаре. Живопись - за исключением панно  Врубеля  -  была  представлена  работами  третьестепенных  мастеров, рассчитанными на нетребовательный вкус ищущего "изящного" обывателя.

     Естественно,  что  много  внимания уделяет  Горький представленному на выставке искусству. "Давно я не переживал ничего подобного, -  описывает он выступление  знаменитой  вопленицы  и  сказительницы  Ирины   Федосовой.  -...Вопли  русской женщины, плачущей  о  своей тяжелой доле, - все рвутся из сухих уст поэтессы, рвутся и возбуждают в  душе такую  острую тоску,  такую боль,  так  близка  сердцу  каждая  нота  этих  мотивов,  истинно  русских, небогатых  рисунком, не  отличающихся разнообразием  вариаций  -  да! -  но полных чувства, искренности, силы  -  и всего того, чего ныне нет,  чего не встретишь в  поэзии ремесленников искусства... Это истинно народная поэзия, это тот стон, который создал наш народ, наша стомиллионная масса".

     "...Я писал по совести о том, что выставка  народного труда -  не

народна, и что  народ в  ней  никакого участия не принимает", - резюмировал

Горький  свои корреспонденции в одном  из писем. О  выставке  писали  газеты всей России, но только Горький  показал  за  внешней парадностью  и мишурой положение  трудящейся   массы,   подлинное   лицо   "хозяев   жизни".   Его корреспонденции  о  выставке читали  не только  коренные нижегородцы, но  и люди, приехавшие на выставку со  всей страны, - недаром  тираж газеты вырос более чем в два раза.

     Как     корреспондент    Горький     присутствует     на    заседаниях

торгово-промышленного  съезда,  слушает выступления  крупнейших торговых  и промышленных  воротил  России. "Больше всего  знаний о хозяевах  дал мне 96 год",  -  вспоминал  он. Эти  наблюдения  помогли писателю  ярко и  глубоко изобразить русскую буржуазию - в частности в своем первом большом по объему произведении - повести "Фома Гордеев".

      В августе 1896 года Горький венчается  с Екатериной Павловной Волжиной. Екатерина Павловна была дочерью небогатого помещика,  который, разорившись, стал управляющим чужих имений. Семья нуждалась в деньгах, и после окончания гимназии Катя работала корректором в "Самарской газете".Горький живет в Нижнем, но часто ездит в Москву и бывает на спектаклях осковского Художественного театра  (МХТ).  В Москве  в январе 1900 года он ознакомился с Львом Толстым, уже  раньше обратившим внимание  на писателя. Был Горький. Очень хорошо говорили. И он мне понравился. Настоящий человек народа", - записал Толстой в дневнике.В марте 1900 года Горький снова едет  лечиться  в Крым.  Здесь он встречается с Чеховым, много беседует с ним.