Культ и культура

     Итак, под натиском нигилизма гуманизм отступает от позиции романтизма. Следующей его опорной площадкой оказывается рационализм. Здесь его русло разделяется на два потока: I оккультизм;   II — атеизм.

     Наша  интеллигенция имеет внутреннее тяготение к оккультизму и  легко бросается, как рыба на удочку с червями, на любые оккультные системы. В чем тайное очарование оккультизмом? Мы видим три фактора.

     I. Оккультизм не обязывает человека  бороться со своими чувственными  и интеллектуальными страстями.  Христианство предъявляет человеку  нравственные требования, относящиеся не только к общественной этике, но и к внутреннему состоянию сердца. Оккультизм, напротив, ничего не требуя от человека, обещает ему дать средства, как некий талисман, при помощи которых человек может действовать на окружающий мир в соответствии со своими желаниями.

     II.  Основа христианской аскезы —  это борьба с гордыней. Оккультизм, напротив, развивает человеческую  гордыню до необъятных размеров. Человек, занимающийся оккультизмом, становится похожим на демона. Оккультизм обещает человеку  власть над людьми посредством определенных манипуляций. Христианство учит кто хочет быть первым, пусть будет последним, а интеллигент хочет быть первым и здесь и там... Где-то в душе он понимает всю ложь, порочность, гибельность этого мира духовных насилий, но успокаивает себя мыслями о том, что существует белая и черная магия, которые находятся в антагонизме друг с другом. Белая магия - это обращение не к бесам, а к каким-то неведомым космическим духам и при ее помощи можно совершать много добрых дел. Удивительно легко наш интеллигент становится суеверным, тем более, если сравнить, как трудно стать ему верующим христианином. Он доверяет шарлатанам, которые именуют себя иллюминатами и розенкрейцерами подобно тому, как крестьяне 20-ых годов верили, что революция и войны ведутся только для того, чтобы дать им землю.

     Оккультизм  приписывает магическую силу самому человеческому слову. Ему подчинены  даже демоны. Слово представляется могучим, вроде рычага, который управляет  миром. На этом оккультном рационализме построена система каббалы. Знания мантр, заклятий и имен, соединенные манипуляциями — языком жестов, представляют собой убогую сущность оккультизма. Инициации и посвящение в высшие ложи сопряжены с открытием новых оккультных имен, нередко имеющих своими корнями имена языческих божеств и демонов.

     Слова имеют самостоятельную творческую силу; имя обуславливает личность и жизнь человека - учат оккультисты. Оккультизм в духе иллюминатства  и розенкрейцерства принял у наших  интеллигентов форму медитации  агрессивного характера и построений фантастических картин, созданных неукротимым воображением и при этом претендующих на научную систему.

     Другой  вид рационализма - это рационалистический атеизм. Его можно разделить на атеистический идеализм и атеистический  материализм. Первый уничтожает понятие  Божества не через Его прямое отрицание, а через философские профанации. Для него Бог не абсолютная, живая Личность, а некая разумная формообразующая сила. Чаще всего Божество идентифицируется с космосом, т.е. атеистический рационализм принимает облик пантеизма. Самую злостную карикатуру на Божество нарисовал Гегель. В его грандиозной системе, претендующей на модель мировой истории и похожей в своей сущности на грезы ареопага, подвергшиеся строгой и пунктуальной логизации. У Гегеля Бог выступает, как беспомощный дух, заблудившийся в космическом лабиринте, построенном им самим. Этот абсолют, потерявший самопознание, похож не то на слепого, не то на склеротического старца, который беспомощно цепляется за человека, чтобы воспользовавшись человеческим интеллектом, через него проявить и найти себя. Бог Гегеля, как утопающий, хватается за свое творение - человека, чтобы не утонуть в океане самозабвения. Древние идеалисты считали материю «гробом» для души. Современные рационалисты гегелианского толка считают космос ловушкой для Божества, который мог бы оказаться его гробом, если бы человечество не спасло этого «обезумевшего» абсолюта.

     Особенно  заслуга в этом принадлежит Гегелю, который через свой философский  интеллект дал возможность Божеству обрести самосознание и, так сказать, «понес» Божество на своих плечах. Мы верим, что человечество было спасено на Голгофе в Иерусалиме. Гегелианцы верят, что Божество было спасено в Берлине.

     По  нашему мнению, эта мрачная карикатура, которая как бы подвела итог атеистическому идеализму, хуже, чем брань и беснование атеистов материалистического толка. Надо сказать, что из лагеря гегелианцев вышли самые злостные и коварные враги христианства, тогда как из лагеря материалистов в большинстве случаев вышли литературные хулиганы.

     Следующий вид рационализма - это атеистический материализм. Здесь мы сразу же сталкиваемся с противоречием. Материализм учит, что человек это существо не только происходящее от вымерших видов обезьян, но находившееся в процессе беспрерывной эволюции, т.е. в перспективном переходе в другую форму. По сравнению с этим будущим высшим приматом современное человечество окажется в состоянии невежества и дикости, каким современная материалистическая антропология представляет общество питекантропов или других «джентльменов», проживающих в пещерах. Если, по мнению материалистов, мысль — это продукт мозга, а мозг это особая развивающаяся биоматерия, при том, согласно диалектике, развивающаяся скачками, изменяясь качественно, а по теории мутации это развитие происходит непредсказуемо, то как несовершенная материя, находясь между прошлым и убегающим вперед будущим, находится в постоянном состоянии незавершенности, т.е. полуфабриката. Как такая материя может претендовать на знания первопричины, начала и цели бытия или же об их отсутствии. Как несовершенный субстрат может произвести совершенный продукт, который называется истиной?

     Атеистический материализм, забыв свое учение о  мозге, как развивающейся материальной структуре, утверждает, что человеческая мысль является идеальным инструментом создания мира — не только его физического, но и метафизического плана. Чтобы выйти из тупика рационалисты ввели понятие «относительной истины». Эти два слова, соединенные в один тезис, по содержанию несовместимы друг с другом и превращаются в бессмыслицу.

     Истина  не может быть относительной и  эфемерной. Неполны, поэтому всегда относительны, наши знания, на которых  строятся гипотезы как предположения, но приклеить к ним слово «истина» это значит уничтожить само понятие  об истине. Это не устраивает материалистов, поэтому материалисты идут на следующую манипуляцию: последнюю популярную теорию они преподносят, как окончательное слово науки, только не ставят в конце своей теоретической эвристики слово «аминь», чтобы не напомнить о религии.

     Атеистический материализм декларативно заявляет, что он основан на научных данных и часто называет себя «научным мировоззрением». Это понятно, он одевает чужой халат, чтобы не оказаться голышом, но он лжет, утверждая, что это его собственная одежда.

     Фактология  нейтральна по отношению к идеологическим и материалистическим теориям, она не может оперировать категориями вечного и бесконечного, а также доказать и опровергнуть существование Божества, даже более, существование законов и целесообразности в видимом нам мире, особенно в биологических существах, скорее говорит о присутствии высшей разумной силы, но не доказывает ее.

     Несмотря  на бодрое заявление рационалистов: «наука доказала», «наука опровергла», «триумф человеческого разума», «торжество научного мировоззрения» и  т.д., люди видят, что гипотезы и теории возникают и рушатся на их глазах. Одним и тем же фактам на основании одной и той же логики дается различная интерпретация.

     Когда наука впадает в абстракции, то ее история становится похожей на архив теорий и кладбище гипотез. В этом архиве уже готовится место для современных теорий.

     Несколько отступая от темы, заметим, что рационализм  произвел и производит значительные разрушения в православном богословии. Опыт византийских академий и отечественных  монастырских школ был начисто забыт. Схоластика, импортированная с Запада, создала рационалистическую систему для учебников, где само Божество разделилось на Его свойства, как бы на клетки, и этим самым исчезало, как живая Личность и абсолютный Дух. Если бы изучали жизнь и саму личность человека по клеточкам в такой же схоластической системе, то мы бы сделали из него труп или абстракцию - он просто бы исчез для нас. Сравните дошедшие до нас сборники «Многоглавы», которые являлись пособием для средневековых монастырских школ, с современными катехизисами и учебниками по богословию: там присутствовал живой Бог, там учили мыслить по православному, чаще всего в форме диалога, образно говоря, там экзаменовали не память, а ум человека, там была особая преемственность, особая передача знаний не только через слово, но также через отражение личности учителя в душах его учеников. Все это разрушил рационализм. При католикосе-патриархе Антонии I, который ввел в Телавскую и Тбилисскую семинарии схоластический метод, были переведены с немецкого языка несколько учебников (возможно, был использован русский перевод). Духовности учителей предпочли внешнюю ученость, а затем оскудело и одно и другое. Конечно, прошлое трудно вернуть, особенно, когда оно систематически разрушалось. Теперь снижен духовный уровень всего человечества. Конечно, здесь говорит ностальгия о прошлом. Хотя Гегель утверждал, что образ, соединенный с эмоцией, является несовершенным видом познания, а высший гносис - это чистая мысль, но все же даже в философских трактатах допускалось немного лирики.

     Рационализм, стремительно взлетев ввысь, затем, как раненый орел, стал медленно падать на землю, махая крыльями, - наступал период гуманизма, еще более нигилистический, чем рационализм, это — агностицизм. Итак, следующий шаг по дороге, ведущей вниз - это агностицизм.

     Агностицизм, как философская система, содержит в себе неустранимые противоречия. Он говорит о невозможности для  человека познать истину, суть вещей  и причину явлений рациональным путем, но доказывает это положение  также вполне рациональными методами. Отвергая одновременно Откровение и рационализм, он не может утверждать о непознаваемости мира, поскольку это утверждение носит рационалистический характер, т.е. основан на вере в то, что человеческий разум доказал, что он ничего достоверного не знает и узнать не может.

     Здесь агностицизм все-таки допускает  свой постулат и метод как достоверное  знание. Здесь агностицизм становится похож на змею, которая кусает свой собственный хвост. Что касается современного агностицизма, то это  не философская система, а интеллектуальное утомление, принявшее затяжной характер. Здесь одряхлевший ум, разуверившийся во всем, находит удобное убежище от мировоззренческих проблем в банальном скепсисе, в огульном отрицании. Но это определение явно недостаточно. Рационализм не мог обойтись без нравственности, хотя эта нравственность носила абстрактный характер, и носила характер простой декларации. Агностицизм сорвал эту афишу со стенда музея философии, он объявил, что критерий и определений нравственности, как и других объективных критериев, не существует, т.е. отступил даже от того рубежа, который защищал рационализм и отдал новые позиции наступающему нигилизму.

     Агностицизм не мог опереться на разлагающийся  интеллект современного человека и  вскоре превратился в самый вульгарный скептицизм, в желание отмахнуться от всех проблем. В религии агностицизм проявил себя в форме экуменизма и теософии, как в «догматическом нигилизме». Он сомневается во всем: в догматах, канонах, предании и традиции Церкви. Если человек не может познать истину, следовательно, твердой, непоколебимой религиозной истины для него не существует. Отрицая возможность познать онтологию явлений, он декларирует объединение религий на почве какой-то общности, которая на самом деле является рационалистической абстракцией, отвергаемой самим агностицизмом.

     Одним из методов опровержения церковного предания и догматики, кроме теософского  плюрализма и экуменического минимализма, является утверждение о том, что  учение христианства это ограниченное откровение, а затем последуют новые гностические откровения, которые могут изменить все наши современные религиозные представления, поэтому мы не можем ничего утверждать и ничего отрицать.

     В своем логическом завершении агностицизм  и скептицизм должны перейти в  солипсизм — учение о том, что нельзя доказать существование объективного мира, что все наши представления, включая даже непосредственные впечатления и ощущения, могут являться иллюзией нашего ума, что не существует реальности как таковой, а есть только блуждающая галлюцинирующая мысль, которая разрушает и создает миры, что существует только субъект, но невозможно доказать существование объекта.

     Агностицизм, отрицающий возможность познания истины, в том числе религиозной истины, идет в своем богоборчестве дальше рационализма; даже холодный, даже могильный памятник, бог Спинозы подвергается изгнанию. Религия, теряя мировоззренческую сущность, превращается в религиозный эмпиризм. Но человек не может удержаться на одном отрицании, он чувствует реалию своего собственного существа, он ощущает свою внутреннюю духовную жизнь, как какой-то кипящий котел. Если невозможно понять объективной истины, а может быть ее вообще не существует, то есть другая истина — это "Я сам". Здесь гуманизм переходит в свой заключительный этап -- экзистенциализм. «Человек - это мера всех вещей", говорили древние софиты. Под человеком они понимали его сознание. Экзистенциализм взял меры всех вещей в человеческом подсознании.

     Агностицизм заменяет истину прагматикой. Некоторые  мыслители считают агностицизм наиболее удобной формой для служения всякой власти, которая как бы олицетворяет собой принципы порядка и полезности.

     Экзистенциализм разрушает и эту куцую идею общественной пользы. Она живет импульсами подсознания, поэтому переходит  на ту ступень биологизма, которая называется витализмом. Она живет импульсами своего подсознания, видит мир, как проекцию самого себя во времени и пространстве, смотрит на Бога, как идею или образ, возникший в его душе, мало интересуясь, существует Бог или нет. Он хочет найти полноту бытия в удовлетворении темных инстинктов, потрясающих его душу, в еще более темных представлениях, пленяющих его сознание. Первородный грех и самые низменные страсти он принимает как онтологию своей души, как неповторимый облик своей индивидуальности. Когда человек говорит греху: «Ты — мой», а страстям: «Вы - источник моей жизни», то биологизм превращается в патологию, и в душе пробуждается «другой инстинкт» — инстинкт разрушений и смерти. В искусстве это состояние проявляется в форме декаданса.

     Здесь заканчивается гуманизм. Здесь нигилизм окончательно расправляется с остатками  нравственных представлений, он выбрасывает  их вон, как клочки давно разорванной  картины. Наступает заключительный аккорд в духовной истории человечества, это - сатанизм.