Звёзды восточной поэзии (Джами, Рудаки, Хайям, Фирдоуси)

После того, как  бухарский хакан признал себя вассалом огромного Сельджукского  государства, Хайям прибывает в  его столицу Исфахан ко двору  Малик-шаха для участия в реформе  иранского солнечного календаря. С 1074 возглавляет создание Исфаханской  астрономической обсерватории –  начинается двадцатилетний, наиболее плодотворный период его научной  и творческой деятельности. В это  время под руководством выдающегося  деятеля 11 в. визиря Низама ал-Мулка  в Исфахане создавались академии и научные центры, здесь работали авторитетные ученые, в том числе  Авиценна, читавший лекции в исфаханских  медресе.

 
Историк Ибн ал-Асир пишет: "В этом году Низам ал-Мулк и султан Малик-шах  собрали самых лучших астрономов... Для султана Малик-шаха была построена  обсерватория, в ее создании участвовали  лучшие астрономы Омар ибн Ибрахим  ал-Хайями, Абу-л-Музаффар ал-Исфазари, Маймун ибн Наджиб ал-Васити и другие. На создание обсерватории пошло очень  много средств". 
 
В течение пяти лет Омар Хайям, вместе с группой астрономов, вел научные наблюдения в обсерватории, и ими был разработан новый календарь, отличавшийся высокой степенью точности. Этот календарь, получивший название по имени заказавшего его султана "Маликшахово летосчисление", имел в своей основе тридцатитрехлетний период, включавший восемь високосных годов; високосные годы следовали семь раз через четыре года и один раз через пять лет. Проведенный расчет позволил временную разницу предлагаемого года, по сравнению с годом тропическим, исчисляющимся в 365,2422 дня, свести к девятнадцати секундам. Следовательно, календарь, предложенный Омаром Хайямом, был на семь секунд точнее ныне действующего григорианского календаря (разработанного в XVI веке), где годовая ошибка составляет двадцать шесть секунд. Хайямовская календарная реформа с тридцатитрехлетним периодом оценивается современными учеными как замечательное открытие. 
 
По не вполне понятным причинам разработанный календарь так и не был внедрен. Сам Хайям пишет, что "время не дало возможности султану закончить это дело, и високос остался незаконченным". Смысл этого высказывания не ясен, поскольку имеются указания на то, что новый календарь был почти готов уже к марту 1079 года, а султан продолжал править до 1092 г. Перенося современный опыт на то давнее время, можно предположить, что ученые осознанно не спешили с выработкой окончательной системы следования високосных лет, добиваясь продолжения финансирования проекта, а, между тем, продолжали проводить астрономические наблюдения и занимались другими интересующими их научными исследованиями. В конце концов, взаимоотношения власти и науки были и будут похожи во все эпохи. 
 
Омар Хайям входил в ближайшую свиту Малик-шаха, то есть в число его надимов - советчиков, наперсников и компаньонов, и, разумеется, практиковал при царствующей особе как астролог. Слава Омара Хайяма как астролога-прорицателя, наделенного особым даром ясновидения, была очень велика. Еще до появления его в Исфахане при дворе Малик-шаха знали об Омаре Хайяме как о высшем авторитете среди астрологов.

 
Двадцатилетний, относительно спокойный, период жизни Омара Хайяма при  дворе Малик-шаха оборвался в  конце 1092 года, когда, при невыясненных обстоятельствах, скончался султан Малик-шах; за месяц до этого был  убит Низам ал-Мулк. Смерть этих двух покровителей Омара Хайяма средневековые  источники приписывали исмаилитам.  
 
Исфахан - наряду с Реем - был в это время одним из главных центров исмаилизма - религиозного антифеодального течения в мусульманских странах. В конце XI века исмаилиты развернули активную террористическую деятельность против господствовавшей тюркской феодальной знати. Хасан ас-Саббах (1054-1124) - вождь и идеолог исмаилитского движения в Иране, с юных лет был тесно связан с Исфаханом. Согласно уже упоминавшейся неправдоподобной легенде, именно Саббах и был третьим из молодых людей, поклявшихся в юности на крови в вечной дружбе и взаимопомощи (первые два - Хайям и Низам ал-Мулк).  
 
Вдова Малик-шаха Туркан-хатун, опираясь на тюркскую гвардию ("гулямов"), добилась провозглашения султаном младшего сына Махмуда, которому было всего 5 лет, и стала фактической правительницей государства. Положение Омара Хайяма при дворе пошатнулось. Туркан- хатун, не жаловавшая Низам ал-Мулка, не испытывала доверия и к близким к нему людям. Омар Хайям продолжал еще некоторое время работать в обсерватории, однако уже не получал ни поддержки, ни прежнего содержания. Одновременно он исполнял при Туркан-хатун обязанности астролога и врача. 
 
Хрестоматийным стал рассказ об эпизоде, связанном с полным крушением придворной карьеры Омара Хайяма, - некоторые биографы относят его к 1097 году. Вот как описывает этот эпизод Ал-Байхаки: "Однажды имам Омар пришел к великому султану Санджару, когда тот был мальчиком и болел оспой, и вышел от него. Визир Муджир ад-Даула спросил у него: "Как ты нашел его и чем ты его лечил?" Он ответил "Мальчик внушает страх". Это понял слуга-эфиоп и доложил султану. Когда султан выздоровел, по этой причине он затаил злобу на имама Омара и не любил его". Этот эпизод, по-видимому, относится к первым годам царствования старшего сына Малик-шаха Баркьярука, вскоре после того, как умер от оспы младший - Махмуд (примерно в это время болел оспой и сам Баркьярук, но выздоровел). Как видно, Санджар заподозрил Хайяма в недобросовестном лечении или в "дурном глазе". Возможно, что это было связано с тем, что Хайям участвовал и в лечении Махмуда и Баркьярука. Так или иначе, но Санджар, ставший впоследствии султаном, правившим сельджукидским государством с 1118 по 1157 год, на всю жизнь затаил неприязнь к Омару Хайяму. 
 
Исфахан после смерти Малик-шаха вскоре потерял свое положение царской резиденции и главного научного центра, столица вновь была перенесена в Хорасан, в город Мерв. Хайям предпринимает попытку заинтересовать новых правителей в субсидировании обсерватории - пишет книгу с явным "популистским" характером "Науруз-наме" об истории праздновании Науруза, солнечного календаря и различных календарных реформ. Книга полна различных неправдоподобных анекдотов, ненаучных примет, нравоучений, легенд и вымыслов. Непосредственная цель этой книги видна в главе "Об обычаях царей Ирана", где, в качестве хорошего обычая, особенно подчеркивается покровительство ученым. Увы, книга не помогла - Исфаханская обсерватория пришла в запустение и была закрыта. 
 
 
О позднем периоде жизни Омара Хайяма известно также мало, как и о его юности. Источники указывают, что некоторое время Омар Хайям пребывает в Мерве. 
 
Приведем один эпизод, изложенный Низами Арузи, относящийся к этому периоду жизни Хайяма и показывающий, что Хайям мог делать метеорологические прогнозы. "Зимою 1114 года в городе Мерве, - рассказывает Низами Арузи в главе "О науке, о звездах и о познаниях астролога в этой науке", - султан послал человека к великому ходже Садр ад-дин Мухаммаду ибн Музаффару - да помилует его Аллах! - с поручением: "Скажи ходже имаму Омару, пусть он определит благоприятный момент для выезда на охоту, так, чтобы в эти несколько дней не было ни дождя, ни снега. А ходжа имам Омар общался с ходжой и бывал в его доме. Ходжа послал человека, позвал его и рассказал ему о происшедшем. Омар удалился, два дня потратил на это дело и определил благоприятный момент. Сам отправился к султану и в соответствии с этим определением усадил султана на коня. И когда султан сел на коня и проехал расстояние в один петушиный крик, набежала туча, и налетел ветер, и поднялся снежный вихрь. Все засмеялись, и султан хотел уже повернуть. Ходжа имам Омар сказал: "Пусть султан успокоит сердце: туча сейчас разойдется и в эти пять дней не будет никакой влаги". Султан поехал дальше, и туча рассеялась, и в эти пять дней не было никакой влаги, и никто не видел ни облачка". 
 
К славе Хайяма как выдающегося математика и астронома прибавилась в эти годы крамольная слава вольнодумца и вероотступника. Философские взгляды Хайяма вызывали злобное раздражение ревнителей ислама, его отношения с высшим духовенством резко ухудшились. 
 
Они приняли столь опасный для Омара Хайяма характер, что он вынужден был, в уже немолодые годы, совершить долгий и трудный путь паломничества в Мекку. Ал-Кифти в "Истории мудрецов" сообщает: "Когда же его современники очернили веру его и вывели наружу те тайны, которые он скрывал, он убоялся за свою кровь и схватил легонько поводья своего языка и пера и совершил хадж по причине боязни, не по причине богобоязни, и обнаружил тайны из тайн нечистых. Когда он прибыл в Багдад, поспешили к нему его единомышленники по части древней науки, но он преградил перед ними дверь преграждением раскаявшегося, а не товарища по пиршеству. И вернулся он из хаджа своего в свой город, посещая утром и вечером место поклонения и скрывая тайны свои, которые неизбежно откроются. Не было ему равного в астрономии и философии, в этих областях его приводили в пословицу; о если бы дарована была ему способность избегать неповиновения богу!". 
 
По словам ал-Байхаки, в конце жизни Хайям "имел скверный характер", "был скуп в сочинении книг и преподавании". Историк Шахразури сообщает, что ученик Хайяма Абу-л-Хатим Музаффар ал-Исфазари (по-видимому, сын одного из ученых, работавших вместе с Хайямом) "к ученикам и слушателям был приветлив и ласков в противоположность Хайяму". 
 
В какой-то момент Хайям возвращается в Нишапур, где он прожил до последних дней жизни, лишь по временам покидая его для посещения Бухары или Балха. Ему к тому времени было, по-видимому, более 70 лет. Возможно, Хайям вел преподавание в Нишапурском медресе, имел небольшой круг близких учеников, изредка принимал искавших встречи с ним ученых и философов, участвовал в научных диспутах. В "Доме радости" Табризи сообщается, что у Хайяма "никогда не было склонности к семейной жизни и он не оставил потомства. Все, что осталось от него, - это четверостишия и хорошо известные сочинения по философии на арабском и персидском языках".

Творчество Омара  Хайяма – явление в истории  культуры народов Средней Азии, Ирана  и всего человечества. Его девиз: «Цель творца и вершина творения – мы» – была близка гуманистическим  воззрениям эпохи Возрождения. Он выступал против религиозных догм и человеческих пороков. Как большинство восточных  богословов и философов, считал, что  блаженство возможно обрести только после смерти. В то же время, его  стихи пронизаны жизнеутверждающими мотивами, призывающими наслаждаться каждым мигом реальной жизни, отведенным человеку на земле. До сих пор рубаи  Хайяма продолжают оставаться вершиной характерного для восточной литературы жанра афористичного «мудрого слова», заключенного в совершенную и  лаконичную художественную форму.Последние 10–15 лет жил в уединении в  Нишапуре, изредка посещая Бухару и Балху, много читал, но не преподавал и не писал. По преданию, в последние  часы жизни он читал Книгу исцеления  Авиценны и, дойдя до раздела «О единстве и всеобщности», встал, помолился  и умер. Предположительно это произошло 4 декабря 1131. Его могила находится  в Нишапуре, а возвышающийся над  ней памятник великому поэту и  математику – одно из лучших мемориальных сооружений современного Ирана. 
 

Фирдоуси Абулькасим

940–  1020 или 1030

Персидский и  таджикский поэт. родился в семье  разорившегося аристократа-землевладельца в городе Тус (область Хорасан  в Восточной Персии . . Можно полагать, что поместья Фирдоуси были невелики и лишь с трудом кормили их владельцев, положение которых в эти годы беспрестанных войн было очень тяжелым. О детстве и юности Фирдоуси у нас сведений почти нет. Несомненно, однако, что он получил хорошее по тогдашнему времени образование, свободно владел обоими литературными языками Ирана той эпохи - арабским и персидским, и, может быть, даже был знаком и с литературным языком домусульманского Ирана - пехлеви или среднеперсидским. Молодость Фирдоуси падает на тот период истории Ирана, когда местная феодальная аристократия после ряда лет арабского господства освободилась от ига завоевателей и в отдаленных частях халифата снова захватила власть в свои руки.  
Поэтому вполне понятно, что в этой среде, претендовавшей на власть и противопоставлявшей себя арабам, развился широкий интерес к национальным иранским преданиям и традициям, к-рые она упорно старалась воскресить. Это увлечение испытал и молодой Ф., повидимому с ранних лет посвящавший свои досуги изучению старых хроник и, может быть, даже собиранию изустных преданий.  
Центром лит-ой жизни этого периода была Бухара, где правила династия Саманидов, обосновывавшая свое право на власть тем, что якобы вела свое происхождение от домусульманских царей Ирана. . При дворе этой династии возникла впервые мысль дать версифицированную новоперсидскую обработку придворной хроники Саманидов - "Худай-намэ" (Книга царей). За выполнение этой задачи взялся молодой талантливый поэт Дакики. Однако он успел написать только около 1 000 бейтов (двустиший) своей грандиозной поэмы, когда его жизнь трагически оборвалась [975 н. э.]. Вероятно, Когда он выдавал дочь замуж, доходов с земли не хватило для состоятельного приданого, и Ф., по словам Арузии, решил взяться за стихотворную обработку староиранской эпопеи в расчете поднести свое произведение вместе с подобающим панегириком какому-нибудь владетельному лицу и получить богатый подарок. Поэту, когда он приступил к обработке "Шахнаме", было, по его собственным словам, уже лет 40, но он, очевидно, уже раньше занимался эпической поэзией, а к былинам староиранским мог почувствовать особый интерес потому, что в дни его молодости, в 957 г., одним саманидским правителем его родного Туса была составлена комиссия для перевода староиранских сказаний с пехлевийского яз. на новоперсидский. Так возникла знаменитая "Шах-намэ". Восточные хроники окружили создание этой поэмы целой легендой и сообщают, что она якобы была заказана Ф. правителем Газны (в теперешнем Афганистане) султаном Махмудом. Легенда эта, при всей своей эффектности, по хронологическим соображениям критики не выдерживает и теперь востоковедением совершенно оставлена. Ф., по своему собственному признанию, работал над поэмой около 30 или даже 35 лет. За время этой работы материальное положение его расшатывалось все более и более, и к концу работы старый поэт, как это явствует из самой поэмы, уже стоял перед угрозой голодной смерти.  
Повидимому в этом трудном положении его окрыляла надежда, что правители Бухары - Саманиды - щедро оплатят его грандиозный труд и обеспечат его на старости. Но к моменту окончания поэмы династия Саманидов пала и на смену им пришел знаменитый султан Махмуд Газневид [998-1030], ведший свое происхождение от турецкого раба Саманидов. Попытки Ф. найти покупателя для своей поэмы среди мелкой аристократии не увенчались успехом, и он волей-неволей был вынужден обратиться с предложением к самому мощному правителю своей эпохи, т. е. Махмуду. Однако Махмуд надежды Ф. не оправдал: или ничего не заплатил ему, или ограничился лишь ничтожной подачкой.  
Это не удивительно, ибо основная мысль "Шах-намэ" - легитимистическая теория о том, что лишь наследственные носители царской власти, преемственно связанные с древними царскими родами, имеют право на власть в Иране - была чрезвычайно полезна политически для Саманидов, но для Махмуда, опиравшегося только на право сильного, была крайне опасна.  
В 976 стал работать над продолжением поэмы "Шахнаме", начатой поэтом Дакики. Первую редакцию завершил в 994, вторую – в 1010. "Шахнаме" была преподнесена султану Махмуду Газневиду (998–1030), который отнёсся к поэме резко отрицательно, ибо её содержание противоречило деспотической захватнической политике султана. Эта истинная причина неприятия им труда Ф. была установлена сов. учёными Е. Э. Бертельсом, Б. Г. Гафуровым, С. П. Толстовым и др. За свой 35-летний труд Ф. не только не получил никакого вознаграждения, но подвергся преследованию и долгие годы провёл в изгнании. Существует предание о составлении Ф. сатиры на султана Махмуда.

"Шахнаме", национальный эпос персов и  таджиков, памятник мирового значения, огромная, состоящая из 55 тыс. бейтов поэма, пользовалась необычайной популярностью с момента своего появления. При многократной переписке текст подвергался многочисленным искажениям, засорялся посторонними вставками.

Первое научное  издание "Шахнаме" осуществлено в  Индии англ. учёным Т. Маканом на основе 17 рукописных списков (1829). Позднее  вышло в Париже издание франц. учёного Ж. Моля на основе 30 списков (1838–78); оба они были подготовлены по текстам поздних (после 15 в.) рукописей, которые, к тому же, издателями не были описаны. Нем. учёный И. А. Вуллерс издал  текст, составленный путём сличения изданий Макана и Моля (опубликовал 3 тома из 9, 1877–84). Это неоконченное издание было завершено в Тегеране к тысячелетнему юбилею Фирдоуси в 1934–36 Иран. учёными С. Нафиси, Икбалем  и М. Минови. Впервые научное издание  текста "Шахнаме" на основе современных  методов текстологии, разработанных  Е. Э. Бертельсом, и с привлечением древнейших рукописных списков (13 и 14 вв.) было осуществлено институтом востоковедевия АН СССР (т. 1–9, 1960–71). С 1971 этот текст  под новой редакцией переиздаётся в Тегеране. Из специальных словарей к поэме заслуживают упоминания "Лугат-и-Шахнаме" Абдалкадира  Багдади (начат в 1656) и "Словарь-конкорданс Шахнаме" нем. учёного Ф. Вольфа (1935).

Ф. приписывают  также лирические стихотворения  и поэму на библейско-коранический сюжет "Юсуф и Зулейха", однако их принадлежность Ф. маловероятна.

"Шахнаме"  Ф. композиционно делится на 50 т. н. царствований ("падишахи") неравного объёма (от нескольких  десятков до нескольких тысяч  бейтов). Внутри отдельных царствований  имеются большие сказания (дастаны). Самые значительные дастаны эпопеи  – "Заль и Рудабе", "Семь  подвигов Рустама", "Рустам  и Сухраб", "Сиявуш", "Семь  подвигов Исфандияра", "Рустам  и Исфандияр", "Бижан и Маниже" и др. Условно принято делить "Шахнаме"  на три части: мифологическую, героическую, историческую (с появления  Искандара – Александра Македонского). В мифологическую часть вошли  в переработанном виде древние  Иран. мифы и космогонические  представления, отчасти отражённые  задолго до н. э. в "Авесте". В героической части "Шахнаме" произошла контаминация собственно Иран. эпических сказаний с систанским (сакско-скифским) богатырским циклом, причём систанский элемент в "Шахнаме" стал преобладающим и потому не какой-либо шах, а Рустам – главный герой всей героической части. Каждое царствование построено по определённой схеме: зачин, тронная речь, повествование, предсмертное завещание, концовка. "Шахнаме" в значительной мере сохраняет черты героического эпоса с разработанными "клише" для описания поединков, перебранок героев и др. Вместе с тем сильна и традиция письменной литературы, которая сказывается в философских словопрениях, назиданиях. Историческая часть эпопеи испытала по форме сильное влияние жанра версифицированной придворной хроники.

Стиль Ф. отличается чрезвычайным лаконизмом и предельной экспрессией, эпические штампы сосуществуют рядом с индивидуально-авторскими речевыми характеристиками. Для творческой манеры поэта свойствен приём  гиперболизации, распространяемый, в  отличие от стиля героического эпоса  с его избирательным гиперболизмом, на описание и внешности, и душевных переживаний, и подвигов героев. В  поэтической речи Ф. много эпитетов и сравнений и относительно мало собственно метафор. Поэту чужды  абстрактные образы и представления, основанные на категориях ислама и  средневековой философии, а также  реминисценции из араб. литературы, арабизмы в лексике; в то же время  в поэме заметно пристрастие  Ф. к Иран. архаизмам.

"Шахнаме"  пронизывает идея борьбы Добра  и Зла, которая часто выступает  в виде оппозиции справедливость  – несправедливость, представленной  в художественных картинах непрерывной  борьбы Ирана (источника Добра)  и Турана (носителя Зла) и в  образах, воплотивших мысли Ф.  об идеальном правителе: в "Шахнаме"  нарисована целая галерея справедливых  государей. Другая основная идея  творения Ф. – любовь к родной  стране, Ирану. В "Шахнаме"  богатыри и шахи считают своим  священным долгом защиту отчизны  от посягательств на её независимость  иноземных захватчиков.

В эпоху неограниченного  влияния ислама Ф. воспел разум как  высший дар, залог победы и бессмертия человека: "И тот, в ком светоч разума горит, дурных деяний в мире не свершит".

Вся эпопея пронизана  сочувствием к людям труда, прежде всего – крестьянам. Ф. призывает  правителей заботиться о них, не облагать податями при стихийных бедствиях, защищать от произвола чиновников. Симпатии к простому народу Ф. выражает не только всем образным строем поэмы, но и в лирических отступлениях, особенно в изображении народных восстаний – легендарного, под  водительством кузнеца Каве, и  исторического (5 в.) – Маздака. В  этом и состоит народная основа эпопеи Ф., вопреки явно выраженному легитимистскому  мировоззрению автора: престол, по мнению Ф., может занимать лишь представитель  законной династии – именно он является обладателем фарра (божественной благодати). Однако, если венценосец становится на стезю несправедливости, фарр покидает его. Ф. поэтому признаёт за подданными право на насильственное свержение  тирана.

"Шахнаме"  переводилась неоднократно на  многие европейские языки. На  рус. язык одну из частей  поэмы с нем. перевёл в 19 в. В. А. Жуковский, в 20 в.  – С. Соколов. Значительную  часть эпопеи перевели сов.  переводчики М. Лозинский, С.  Липкин, В. Державин, Ц. Бану, М.  Дьяконов, И. Сельвинский.