С середины 1882 г., после отставки
графа Н.П.Игнатьева и окончательного
поражения «Народной Воли», охранители
уже не встречали открытого противодействия
своей политике. Сущность этой политики
достаточно исследована историками, поэтому
не будем останавливаться на чисто исторических
подробностях. Однако обратим внимание
на то, что на время царствования Александра
III в историографии утвердился взгляд
как на время реакции и эпохи контрреформ,
т.е. попытки повернуть события вспять.
Этот взгляд возник в среде переживавшей
разочарование либеральной интеллигенции,
с которым были согласны и потерпевшие
поражение сторонники революционного
народничества. Учитывая, что именно либералы
и радикалы определяли основные направления
российской предреволюционной и советской
историографии, удивляться столь однозначно
негативной оценке времени Александра
III не приходится.
Впрочем, среди русских правых
начала ХХ века и белой эмиграции Александр
III был настоящим кумиром. В настоящее
время популяризация его как «истинно
русского царя» наблюдается в национально-патриотической
прессе. Особенной славой пользуются слова
царя о том, что «У России только два союзника
- ее армия и флот», неомонархисты любят
цитировать слова обращения к наследнику
(будущему Николаю II): «Самодержавие создало
историческую индивидуальность России,
рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда
рухнет и Россия».
Объективная оценка царствования
Александра III и его политика контрреформ
- дело будущего. Но уже современные исследователи
Б.В.Ананьич и В.Г.Чернуха прервали традицию,
показав, что контрреформы означали лишь
попытку приспособить реформы 60-70-х гг..
к реалиям самодержавно-сословного строя,
занимающего оборону. Попытки отказа от
реформ прежнего царствования и не ставились.
Преобразования продолжались, но уже в
основном в области экономики и внешней
политики (вспомним начавшуюся при Александре
III масштабную индустриализацию, связанную
с именем С.Ю.Витте и возникновение союза
Российской Империи с республиканской
Францией против монархической Германии,
связанной к тому же династическими узами
с домом Романовых). Уже это свидетельствует
о наличии у деятелей контрреформ понимания
стоящих перед страной проблем и умения
принимать нестандартные решения.
В области же политической в
80-90-ые гг. действительно наблюдался отход
от многих либеральных новшеств прежнего
царствования, что нашло отражение в усилении
административной власти на местах, пересмотре
правового положения земств, укрепление
совершенно архаичной для того времени
сословности, попытке пересмотра судебных
уставов и т.п. Но и здесь речь шла лишь
о корректировке курса, а не об «отмене»
Великих реформ.
Но почему же в отличие от рубежа
50-60-х гг.. те же самые люди - творцы Великих
реформ, стали так яростно выступать против
дела рук своих? Почему упор в своей деятельности
охранители сделали на стабилизацию системы,
а не на продолжение реформ? Вероятно,
та сила обстоятельств, о которой говорил
в период Великой Французской революции
Сен-Жюст, оказала свое влияние и на контрреволюцию
тоже, когда в ходе ожесточенной борьбы
стал вопрос о самом сохранении государства,
а не только об изменениях в сфере управления.
При конфронтации самодержавия с радикалами,
которым сочувствовала, пусть даже не
разделяя их теорий, значительная часть
просвещенного общества, любые политические
реформы были бы истолкованы как проявления
слабости Верховной Власти, и привели
бы только к усилению борьбы при ослаблении
государственности. Немаловажно было
и то, что после Крымской войны и краха
николаевской системы, даже для законченных
крепостников стало ясно, что реформам,
и в первую очередь освобождению крестьян,
нет альтернативы. Двадцать же лет спустя
альтернативой самодержавной, но быстро
развивающейся России стала вполне возможная
крестьянская революция под общинно-социалистическими
лозунгами. Такая перспектива пугала не
только тех, кто боялся потерять свои привилегии,
чины и деньги, но и всех сторонников эволюционного
прогресса.
И наконец, нельзя переоценивать
роль «идейных» правых и при проведении
реформ и контрреформ. При самодержавной
монархии, за которую боролись охранители,
не может быть правящей партии, и вся полнота
власти оставалась у самодержца, а все
посты в правительственной администрации
находились у чиновной бюрократии, не
имевшей своего лица и всегда готовой
к выполнению любых предначертаний вышестоящего
начальства. Другое дело, что правые в
силу ряда причин могли иметь влияние,
превышающее их формальные должностные
полномочия, поэтому в 1880-ые гг.. К.П.Победоносцев,
занимавший скромную должность обер-прокурора
Св.Синода, превосходил своей властью
всех остальных министров, а не занимавшие
вообще никаких государственных постов
журналисты Катков и Мещерский могли во
многом определять внутреннюю и внешнюю
политику страны. Однако в данном случае
все это является традиционным для российской
монархии фаворитизмом. В этом смысле
можно сказать, что охранители были при власти, а
не у власти.
Заключение
Все мероприятия, проводимые
в противовес предыдущим реформам, обладали
одной общей ярко выраженной чертой. Государство,
построенное по принципу пирамиды, вершиной
которой является императорский трон,
стремилось ничего не оставлять вне своего
контроля. Отсюда и всегдашнее стремление
властей повсюду иметь за всем следящего
и всем руководящего «государева чиновника
– будь то губернатор, земский начальник,
цензор или попечитель учебного округа.
Это стало итогом развития российской
самодержавной государственности, достигшей
при Александре III своей вершины.
Не следует думать, что ужесточение
контроля со стороны государства было
следствием недобрых намерений людей,
озабоченных лишь тем, чтобы удержать
власть в своих руках. Напротив, представление
о сильной государственной власти как
единственном условии самосохранения
общества исходило от деятелей, искренне
заботившихся о спокойствии и благе России.
Одним из них был Победоносцев, всесильный
обер-прокурор Синода, детально разработавший
идею русской национальной государственности.
Победоносцев считал, что западные
парламентарные демократии изначально
порочны, ибо постоянно обсуждают, толкуют
и изменяют государственный закон в угоду
времени, а так же интересам тех или иных
групп людей. Между тем такие интересы
могут быть временными, к тому же они не
всегда совпадают с интересами всего народа.
Идея же российского самодержавной государственности,
освящённой самой Церковью, предполагает,
с точки зрения Победоносцева, лишь один
вариант толкования государственных законов
– заботу о благе и спокойствии народа.
Собственно закон своим первоначальным
источником имеет, как писал Победоносцев,
«жизнь народа и её хозяйственные условия».
Изначальное содержание закона, не облачённое
в слова, несёт в себе народ. Формулирует
же закон и следит за его исполнением государство.
Именно оно – в силу священной природы
царской власти – исходит при толковании
законов из единственно правильной, никем
не оспариваемой точки зрения. В этом и
состоит, по мнению Победоносцева, главное
преимущество российского государственного
устройства перед западным. Российская
государственность воплощает в себе идею
совершенной государственной власти,
которая охраняет благо народа и в своей
законодательной деятельности исходит
из реальных условий народной жизни.
Правительство Александра III
считало, что реформа должна лишь следовать
за жизнью, а не менять её. Приверженцы
охранительного курса полагали, что Россия
ещё не готова к тем преобразованиям, которые
проводил в жизнь Александр II. Поэтому
80-е – начало 90-х гг. ХIXв. Запомнились современникам
как пора выжидания, затишья, «болезненного
спокойствия». «Болезненного» потому,
что Россия требовала продолжения реформ.
Проводимые в «жизненных интересах
народа» контрреформы оказались бессильными
перед самим течением жизни: она брала
своё. Земская контрреформа не остановила
земского движения, но настроила значительную
часть земцев против самодержавия. Увеличенный
избирательный ценз при проведении городской
реформы стал ещё одним стимулом для деловых
людей, чтобы задуматься о повышении уровня
своих доходов. Это в свою очередь способствовало
развитию городской экономики, усилению
городской буржуазии, требующей от самодержавия
предоставления ей всё новых и новых прав.
Контрреформы в сфере образования
также дали результат, прямо противоположный
ожидаемому: в университетах усилился
дух свободомыслия. Не имели успеха и мероприятия
правительства в области печати: количество
изданий в России год от года увеличивалось.
Росло и число желающих вставить где-нибудь
свою статейку – за всем не уследишь, как
бы не мечтали об этом сторонники российской
державности.
Реальные итоги контрреформ
в полной мере дали знать о себе тяжелейшими
социальными потрясениями в начале XX в.
Однако в последние годы ХIХ в., на исходе
царствования главного «контрреформатора»
Александра III, власти предержащие могли
быть довольны: основные цели, намеченные
в царском манифесте 1881 г., казались достигнутыми
или близкими к достижению. Самодержавие
находилось в зените, территория империи
увеличивалась за счёт завершившегося
присоединения среднеазиатских земель,
международное положении России упрочилось,
а внутренний мир, хоть и прозрачный, всё
же поддерживался. И лишь два крупных события
омрачили последние годы царствования
Александра III. Они приподняли завесу над
реальным положением вещей в империи.
Неурожай и голод 1891 г., а также последовавшая
вскоре эпидемия холеры обнаружили неспособность
государства справляться с результатами
стихийных бедствий, страшную и безысходную
нищету народа.
«Неподвижные газетчики на
углах, без выкриков, без движений, неуклюже
приросшие к тротуарам, узкие пролётки
с маленькой откидной скамеечкой для третьего,
и, одно к одному, - девяностые годы, - вспоминал
Мандельштам, - слагаются из картин разорванных,
но внутренне связанных тихим убожеством
и болезненной, обречённой провинциальностью
умирающей жизни». Забудутся конкретные
исторические имена, канут в лету издававшиеся
указы, но два последних десятилетия XIX
в. останутся в памяти потомков как эпоха,
обладавшая особым историческим ароматом,
своим, пусть еле слышным в мировой истории,
«шумом» («Шум времени»- такое название
дал своим воспоминаниям О.Э.Мандельштам.)1
Однако спокойствие и тишина
уходящего века не означали молчания,
некоего исторического провала, упадка.
Жизнь вопреки диктуемым ей правилам,
продолжалась, заставляя каждого совершать
собственный неповторимый выбор. Прислушаться
к тишине этой эпохи стоит хотя бы потому,
что именно в последние десятилетия XIX
столетия росли и воспитывались люди,
которые в недалёком будущем станут вершителями
судеб России.
Александр III скончался осенью
1894 года от болезни почек, усилившейся
из-за ушибов, полученных во время железнодорожной
катастрофы под Харьковом, и постоянного
неумеренного употребления спиртного.
Он похоронен в Петропавловском соборе.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1.
Абрамов, В.Ф. Российское земство: экономика,
финансы, культура [Текст] / В.Ф. Амбаров.
- М.: Ника, 1996. - 568 с.
2.
Балуев, Б.П. Политическая реакция 80-х
годов XIX в. и русская журналистика [Текст]:
научное издание / Б.П. Балуев. - М.: Наука,
1971. - 377 с.
3.
Богданович, А. Три самодержца [Текст]
/ А. Богданович. - М.: Новости, 1990. - 378 с.
4.
Боханов, А.Н. Император Александр III
[Текст]: научное издание / А. Н. Боханов.
- М.: АСТ, 1998. - 455 с.
5.
В поисках своего пути: Россия
между Европой и Азией [Текст]
// Хрестоматия по истории российской
общественной мысли XIX-XX вв. - М.: Логос,
2000. - 865 с.
6.
Великие реформы в России. 1856-1874
гг. [Текст] / Под ред. Л.Г. Захаровой.
- М.: МГУ, 1992. - 457 с.
7.
Виленский, Б.В. Судебная контрреформа
в России // Ученые труды [Текст]: ученые
труды Саратовского юридического института
/ Б.В. Виленский. - Саратов: Коммунист, 1965.
- Вып. 2. - С. 258-300.
8.
Власть и реформы [Текст] / Отв. ред.
Б.В. Ананьич. - Спб.: Нева, 1996. - 432 с.
9.
Гармиза, В.В. Подготовка земской реформы
1864 года [Текст] / В. В. Гармиза. - М.: МГУ,
1957. - 612 с.
10.
Гернет, Н.М. История русской тюрьмы [Текст]:
документально-публицистический очерк
/ Н.М. Гернет. - М.: Международные отношения,
1961. - Т.3. - 315 с.
11.
Гиндин, И.Ф. Государственный банк
и экономическая политика царского
правительства (1861-1892 годы) [Текст]: научное
издание / И.Ф. Гиндлин. - М.: МГУ, 1960. - 293 с.
12.
Готье, Ю.В. Победоносцев и наследник Александр
Александрович (1865-1881) [Текст] / Ю.В. Готье
// Труды публичной библиотеки им. В.И. Ленина
-- М.: Политиздат, 1928. - Сборник 2. - 234 с.
13.
Гриценко, Н.Ф. Консервативная стабилизация
в России в 1881-94 гг. Политический и духовные
аспекты внутренней политики [Текст] /
Н.Ф. Грищенко. - М.: Наука, 2002. - 524 с.
14.
Гросул, В.Я., Интенберг, Г.С., Твардовская,
В.А., Шацило, К.Ф., Эймонтова, Р.Г. Российский
консерватизм XIX столетия. Идеология и
практика [Текст] / В.Я. Гросул, Г.С. Интенберг,
В.А. Твардовская, К.Ф. Шацило, Р.Г. Эймонтова.
- М.: Прогресс - традиция, 2000. - 894 с.
15.
Есин, Б.И. История русской журналистики
XIX в. [Текст]: обзор русской журналистики
XIX в. / Б.И. Есин. - М.: Наука, 1989. - 311 с.
16.
Жирков, Г.В. История цензуры в
России XIX - XX вв. [Текст] : научное издание
/ Г.В. Жирков. - М.: Гардарики, 2001. - 375 с.
17.
Зайончковский, П. А. Правительственный
аппарат самодержавной России
в XIX в. [Текст] / П. А. Зайончковский. - М.:
Наука, 1978. - 289 с.
18.
Зайончковский, П.А. Российское самодержавие
в конце XIX столетия [Текст] / П.А. Зайончковский.
- М.: Наука, 1970. - 322 с.
19.
Зайончковский, П.А. Кризис самодержавия
на рубеже 1870-1880-х гг. [Текст] / П.А.
Зайочковский. - М.: Просвещение, 1964. - 789
с.
20.
Змеев, В.А. Эволюция высшей школы
Российской империи [Текст]: [научное
издание] / В.А. Змеев. - М.: Инфра-М, 1998. - 287
с.
21.
Ильин, В.В., Панарин, А.С., Ахиезер, А С. Реформы
и контрреформы в России. Циклы модернизационного
процесса [Текст]: научное издание / В.В.
Ильин, А.С. Панарин, А.С. Ахиезер. - М.: Вече,
1996. - 473 с.