Сталинская политика коллективизации: основные этапы и важнейшие результаты

Особого внимания и исторической оценки заслуживает тот факт, что большинство мятежников составляли не кулаки, а бедняки или середняки.

В некоторых регионах партизанская война продолжалась годами. Известно, что в отдельных случаях отряды партизан действовали вплоть до 1928 г.

Показательно, что к мятежникам нередко присоединялись рабочие и солдаты. Случаи дезертирства и неявки на призывные пункты в рядах Красной армии стали привычными.

Так, в марте 1919 г. бригада, сформированная в основном из русских крестьян Тульской губернии, объединившись с местными крестьянами-мятежниками, подняла бунт в Белоруссии.

Итак, анализ событий 1918-1921 гг., предпринятый в настоящей главе, позволяет констатировать разрушение базовых основ социально-экономического порядка в России, неизбежными следствиями которого стали: технологический регресс сельского хозяйства, сокращение посевных площадей, резкое сокращение урожая зерновых культур, повальный падеж скота, а также ряд других явлений, во многом определивший страшный голод, унесший жизни миллионов человек.

«Решающим фактором, доведшим страну до голода, нужно считать методы реквизиции, применявшиеся советским правительством – частично потому, что у крестьянина отбирали столько продукции, что у него почти ничего не оставалось для собственного пропитания…»[11]

О масштабе людских потерь и последствиях жестоких социальных экспериментов на селе, проводимых большевиками в период крестьянской войны, можно судить по приведенным ниже статистическим данным. Страшный голод 1921-1922 гг., во многом спровоцированный преступной политикой советского режима, унес около 5 миллионов жизней; жертвами репрессивных мер против крестьянства 1918-1920 гг. стали свыше 9 миллионов человек; от сыпного, брюшного тифа, дизентерии и холеры в 1918-1923 гг. умерло почти 3 миллиона человек[12].

Приведенные здесь статистические данные убедительно свидетельствуют о силе крестьянского сопротивления, о той цене, какую готовы были заплатить крестьяне, чтобы не допустить подчинения деревни жестокому произволу советской государственной машины.

В ситуации, когда сельское хозяйство оказалось в состоянии глубинного системного кризиса, партия в 1921 г. вынуждена была взять курс на восстановление народного хозяйства, приняв новую экономическую политику (НЭП).

По всем показателям постепенно удалось достичь некоторого улучшения результатов и относительной стабилизации ситуации. Так, к 1923 г. увеличились, хотя и незначительно, посевные площади до 65 млн га против 60 млн га в 1921 г., а к 1927 г. – до 90 млн га. Если сбор зерна в 1920 г. составлял 18 млн тонн, то в 1924 г. – уже до 37 млн тонн, а к 1926 г. – свыше 74 млн тонн. Кроме того, к 1926 г. поголовье скота достигло 27 млн лошадей и 55 млн голов крупного рогатого скота[13].

Приведенные цифры убедительно свидетельствуют о том, что отступление советского руководства от удушающих ограничений военного коммунизма создавало благоприятные условия для восстановления народного хозяйства, истощенного и обескровленного в годы репрессивной политики большевиков на селе.

Ошибочно, однако, предполагать, что партия предоставила полную свободу хозяйственной деятельности, но лишь несколько ослабила политическое, экономическое и силовое давление на крестьян.

За рубежом НЭП также восприняли одобрительно, рассматривая его как первый шаг на пути к восстановлению рыночной экономики. Однако в планы большевиков реставрация капитализма не только не входила, но и понималась как серьезная опасность, а потому НЭП сознавался ими как вынужденная и временная мера. Уже XI съезд Коммунистической партии провозгласил сворачивание политики «отступления на экономическом фронте»[14]. Хотя справедливо будет отметить, что временное осуществление отдельных мер, оказывающих благотворное влияние на крестьянское хозяйство, все же продолжилось.

Для советской системы в период с 1921 по 1927 гг. была характерна причудливая комбинация элементов плановой и рыночной экономических моделей. С одной стороны, партия проводила политику реформ в сельском хозяйстве, что было несовместимо с тем типом социалистических отношений, которые сложились в советской республике, а с другой – по-прежнему сохранялся контроль государства над экономикой, в особенности во внешней торговле. По-прежнему жестко табуировалось право собственности крестьян на землю. Земельное законодательство 1922 г. закрепляло статус собственника лишь за государством, тогда как крестьяне поражались в таком праве. Им разрешалось лишь коллективно или индивидуально обрабатывать землю; продажа, приобретение, залог, наследование или дарение категорически запрещались законом. В отношении способа организации крестьянских хозяйств власть по-прежнему придерживалась приоритета общинного землепользования над индивидуальным.

Сельскохозяйственная отрасль советской экономики к 1927 г. в целом вышла на дореволюционный уровень и стала сопоставима по некоторым показателям с состоянием аграрного сектора в 1913 г. «…В 1913 г. стоимость сельскохозяйственной продукции, произведенной на территориях, позже вошедших в состав Советского Союза, оценивалась в 12.790 млн рублей; к 1927 г. она достигла 12.775 млн рублей»[15].

Было бы, однако, исторически необъективно утверждать, что в отношении НЭП существовало партийное единство. Но, напротив, дальнейшее осуществление этой политики или ее немедленное сворачивание стали предметом внутрипартийной дискуссии, развернувшейся после смерти Ленина между основными конкурентами в борьбе за власть и достигшей своего апогея к весне 1925 г., когда главный идеолог и редактор «Правды» Н.И. Бухарин открыто признал, что не все рецидивы политики военного коммунизма в сельском хозяйстве преодолены. А уже на XIV-ой партийной конференции И.В. Сталин заявил: «Теперь главная проблема состоит в том, как увеличить производительность труда середняка; мы должны завоевать симпатии середняка»[16]. Позицию, аналогичную озвученной в 1925 г. точке зрения Бухарина и Сталина, разделяли также М.И. Калинин и А.И. Рыков.

Сейчас трудно судить о том, насколько искренними были намерения сторонников облегчения тяжелого положения крестьян. Но дальнейший ход исторических событий скорее убеждает нас в том, что аграрный вопрос стал лишь разменной картой в политической игре партийцев.

Политику «отступления на экономическом фронте» и курс на развитие НЭПа подвергли жесткой критики представители оппозиционной группы в партии – Л.Д. Троцкий и примкнувшие к нему Г.Е. Зиновьев и Л.Б. Каменев, первоначально выступившие на стороне Сталина.

Итак, в завершение главы необходимо заключить, что НЭП, предоставивший крестьянству экономическую свободу, оказал в целом благотворное влияние на восстановление и развитие сельского хозяйства, разрушенное революцией, Гражданской войной и репрессивной политикой военного коммунизма.

«В начале 1927 года советский крестьянин… имел, как казалось, основания с надеждой смотреть в будущее. Земля принадлежала ему. По своему усмотрению он мог сбывать урожай. Страшный период конфискаций зерна, крестьянских мятежей, подавляющихся с помощью жестокого кровопролития, ужасного голода закончился. Казалось, большевистское правительство решило пойти навстречу селянам»[17]. О том, насколько оправданными оказались такие ожидания, будет изложено в следующей главе настоящего реферата, в связи с рассмотрением основных этапов и важнейших результатов сталинской политики коллективизации.

Глава II. Сталинская политика коллективизации:

историческая оценка

Разгром троцкистов, о котором в общих чертах было изложено в предыдущей главе, не означал, однако, преодоления внутрипартийных противоречий, главным образом – по вопросам определения государственной политики в области сельского хозяйства. Если официальные документы, принятые по итогам XV съезда партии, отличались сдержанностью выводов, то для выступлений партийных руководителей была характерна острота и полемичность. Резолюции съезда в качестве желательной фиксировали тенденцию к изменению экономического курса «влево», что предполагало развитие совхозов-гигантов, повышение налогового бремени для кулаков и нэпманов, поощрение беднейшего крестьянства. В то время как во внутрипартийной дискуссии наблюдались глубокие расхождения: с одной стороны, крайне враждебная позиция Сталина и В.М. Молотова по отношению к «кулакам-капиталистам», с другой – негативная реакция Рыкова и Бухарина на слишком интенсивную «перекачку» средств из сельского хозяйства в промышленность.

Между тем, зимой 1927-1928 гг. аграрный сектор советской экономики постиг серьезный хлебозаготовительный кризис. В ноябре государственные учреждения испытали на себе сокращение поставок сельскохозяйственных продуктов. Катастрофичность положения во многом объяснял разрыв между реальными нуждами крестьян и тем, что декларировалось в выступлениях партийных руководителей. Так, в октябре 1927 г. Сталин в своем публичном заявлении назвал отношения власти с крестьянством «великолепными», в то время как действительность с непреложной очевидностью фактов свидетельствовала об обратном: несмотря на хороший урожай              , за 1927 г. крестьяне поставили только 300 млн пудов зерна (вместо 430 млн в предыдущем году)[18].

Расчет партии на столь ожидаемый и необходимый для проведения индустриализации доход от экспорта зерна не оправдался. Под угрозой срыва оказалось продовольственное снабжение городов, ключевых отраслей промышленности и армии. Кроме того, возник беспорядок на пунктах сдачи зерна. Между тем, в деревне жили устойчивым ожиданием неотвратимого начала войны, что вызывало дополнительную психологическую напряженность на селе.

Сталин, назвав ситуацию в стране «крестьянским бунтом», инициировал ряд чрезвычайных мер, по своему содержанию очень похожих на политику продразверстки периода Гражданской войны: в деревню были направлены «рабочие отряды» суммарной численностью в 30 тысяч «оперуполномоченных»[19]. В их, в частности, компетенцию входили «зачистка» сельсоветов и партячеек от неблагонадежных членов и поиск спрятанных излишек при поддержке враждебно настроенных бедняков.

Репрессивная политика в деревне снова спровоцировала те тревожные симптомы, которые были характерны для сельского хозяйства периода Гражданской войны: резкое сокращение посевных площадей, урожая зерновых культур и поголовья скота.

Кризис хлебозаготовок зимы 1927-1928 гг. убедил Сталина в необходимости смещения акцента с кооперации на образование в деревне колхозов-гигантов и машинно-тракторных станций (МТС).

Контроль за продовольственными излишками устанавливался, по расчету партийного руководства, с помощью введенной с 1927 г. системы контрактов, предполагающей, что в обмен на поставляемую крестьянами продукцию государство обеспечивает селян необходимой техникой.

Вскоре после апрельского пленума ЦК 1928 г., на котором было высказано беспокойство по поводу набирающей активность политики продразверстки, дискредитировавшей себя в годы Гражданской войны, начался громкий показательный процесс по делу о 53-х «наемных саботажниках». Согласно выдуманному большевистским руководством мифу, оппозиционеры поддерживали связь с западными финансовыми кругами для осуществления промышленного саботажа. Власть также распространила мифы о «кулацкой угрозе» и «опасности справа».

Однако резолюции, принятые пленумом ЦК, пока отличались умеренностью и сдержанностью и не предполагали сворачивание рыночных отношений в деревне, а перегибы в отношении зажиточных крестьян были подвергнуты критике. Право пожизненного пользования землей лишь для членов колхозов, которое предполагал проект нового сельскохозяйственного Устава, не стало узаконенной нормой.

Решающую роль в ликвидации частного сектора и переходе к осуществлению идеи всеобщей коллективизации крестьянских хозяйств сыграл разгром «правой оппозиции», которому предшествовала новая фаза внутрипартийных споров между сторонниками (Рыков, М.П. Томский, Бухарин) и противниками (Сталин, В.В. Куйбышев, Молотов, К.Е. Ворошилов, Я.Э. Рудзутак) НЭПа.

Площадкой для столкновения непримиримых точек зрения стал пленум ЦК, прошедший с 4 по 12 июля 1928 г. Бухарин, настроенный критически к намерению Сталина провести индустриализацию за счет ресурсов аграрного сектора, решил придать полемике характер широкой общественной дискуссии. Оппозиционная программа развития советской экономики, изложенная Бухариным 30 сентября в газете «Правда» в статье «Заметки экономиста», включала меры, призванные исправить ошибки планирования и ценообразования, а также повысить эффективность помощи сельскохозяйственной кооперации. В частности, предлагалось открыть рынки, повысить закупочные цены на хлеб, не исключалась возможность импорта хлеба. Публикация Бухарина, однако, не вызвала ожидаемого общественного резонанса, а лишь усугубила внутрипартийные противоречия.

Бухарин, Рыков и Томский, оказавшиеся на пленуме ЦК в ноябре 1928 г. в очевидном меньшинстве, вынуждены были принять чуждые их взглядам резолюции, провозглашающие курс на ускоренную индустриализацию.

Выдворением за пределы СССР сосланного в Алма-Ату Троцкого был также нанесен сокрушительный удар по «левой оппозиции». Окончательный же разгром «правых» пришелся на апрельский пленум ЦК партии 1929 г., на котором были отвергнуты предложенные оппозицией меры по улучшению положения крестьянства. Сам же Бухарин, обвиненный в пособничестве кулакам, был освобожден от должности главного редактора «Правды», отстранен от руководства Коминтерном, а в ноябре 1929 г. – выведен из состава Политбюро. Томский был снят с поста председателя Всесоюзного центрального совета профсоюзов. Председатель Совнаркома Рыков ушел в отставку.

В то время как в партии шла борьба за лидерство, в стране нарастал серьезный экономический кризис, особенно болезненно сказавшийся на аграрном секторе. Репрессивные меры в отношении крестьян, отказывающихся «продавать» государству продукцию по убыточным ценам, не только не прекратились, но и распространились с зажиточных селян на середняков. В деревне началась ответная волна насилия – по отношению к «официальным лицам». В 1928-1929 гг. страна ощутила острый дефицит хлеба и других продуктов питания, поголовье скота сократилось, в городах была введена карточная система, произошло значительное повышение цен на сельскохозяйственную продукцию.