Сравнительный анализ взглядов на петровские реформы

Главная мысль Феофана содержалась в утверждении, собственно «российский люд лишь самодержавным владетельством бережём а может», которое, как окажется после чего, объективно лишь в правление крепкой, выдающейся персоны, коей из числа преемников Петра не оказывается.

Ещё одним выдающимся публицистом был И.Т. Посошков (1652-1726). Его мировоззрение складывалось в те годы, сколько пройдет времени  назрели посыла петровских реформ, а на период реформ пришлась его  зрелость.

 Для Посошкова повелитель  – правдолюбец, подлинный самодержец, столп незыблемый. Предложения Посошкова не противоречат общественным и политическим основам образовавшейся крепостнической империи, а наоборот, ориентированы на то, дабы усовершенствовать её. Он предъявляет повелителю притязании, которые ни 1 самодержец не сделал бы: «паче помещиков крестьянство беречи», уговаривает повелителя в надобности «народосоветия», которое необходимо «из-за самыя истинныя истины». Он не классифицируется соперником крепостничества, хотя дает собственные меры по улучшению положения фермеров. А именно, он высказывает мнение, что фермеры принадлежат монарху, а помещики им «невековые собственники», потому повелитель обязан издать указы, оберегающие фермеров от помещичьего произвола.

Но вблизи с прогрессивными для собственного времени мыслями Посошкову свойственны пережитки обычного мировоззрения. Он уверенно восстаёт против свежей, светской культуры. Его высоконравственные понятия ориентируются домостроевскими обыкновениями. Первопричину отхода от старого благочестия он видит в падении авторитета духовенства в связи его необразованности, и разрабатывает меры, подабающие возвращать всё на круги своя. Он негативно отнёсся к новшествам в обиходу: светским увеселениям, музыке, а его начальная мысль «люд весь обогатить» оказалась неприемлема для дворянства и самодержавия.

Хотя великая часть  народонаселения России оказалась по иную сторону реформ. Переустройства, являясь странной коренной ломкой многолетних обычаев, были сопровождаемыми кроме всего прочего новенькими муниципальными повинностями, доводили понудительный труд народа до последнего напряжения. Казенные тягости не были диковиной для народа, хотя пораньше за их обвиняли далеко не повелителя, а правительственный агрегат. Пётр водил непонятный, на взгляд патриархального сообщества, стиль жизни: водился с жителями других стран, колокола, в последствии нарвского проигрыша, стал снимать с церквей и переливать в пушки, т.е. в первый раз в ситуации русской монархии, спустился с заоблачных высот, по собственной воле лишил себя ореола неземного великолепия. Всё данное возбуждало ропот, сомнение «Да настоящий ли данное король?».

Иностранное платьице, брадобритие  и прочие новшества затрагивали  религиозные чувства рыцарского российского сообщества. «Какой он нам, христианам, сударь! Он подлиза, антихрист, рождён от нечистой девицы…», - эти настроя также были не диковиною на изначальном рубеже реформ. Этническое внимание было обращено не на те образовательные интересы, которые силился удовлетворить Пётр, а на те противоцерковные и противонародные планы, которые казались суеверной думы в его работы. Но, учитывая мнение С.М. Соловьёва, «все неудовольствия, которые обнаруживались в разных сферах, не были, однако, довольно сильны, чтобы произвести восстание и помешать хоть на время делу преобразования. На стороне преобразования были лучшие, сильнейшие люди, сосредоточившиеся около верховного преобразователя»².

Высокие классы сообщества, стоявшие поближе к преобразователю, имели возможность гораздо лучше взять в толк значение реформ и способствовать ей. Пётр объединял около себя одаренных незнатных жителей нашей планеты, которых собственной царской волей жаловал в дворянство. Из числа данных жителей нашей планеты было существенное число жителей других стран – Шафиров, Ягужинский, Девиер, Остерман, Миних, Брюс, - почти все из которых не были размещены рвать взаимосвязи с западноевропейским миром и собственным образованием кололи глаза невежественной российской знати.

Отсюда, продолжает Соловьёв, «то сильное, всеобъемлющее движение, которое увлекало одних и не давало укореняться враждебным замыслам других; машина была на всём ходу; можно было кричать, жаловаться, браниться, но остановить машину было нельзя»³.

3.2. Преобразования в быту

Новшества в обстановке повелитель начал вводить лучшими  первых. Из всех иных преображений, связанных с культурой, данные преображения оказались более радикальными, ибо велись в ограниченные сроки под опасностью штрафа либо общественного поругания. «Реформа не имела своей прямой целью перестраивать ни политического, ни общественного, ни нравственного порядка, установившегося в этом государстве, а ограничивалась стремлением вооружить Российское государство и народ готовыми западноевропейскими средствами, умственными и материальными, и тем поставить государство в уровень с завоёванным им положением в Европе»⁴. Но непосредственно эти меры вызвали величайший неповиновение со стороны патриархального сообщества и сделали самые разноречивые резонансы историков.

Князь Щербатов, создатель  сочинения «О повреждении нравов в России», считал, собственно нововведения в сфере обихода дали почву безнравственности характеров российского сообщества. Щербатов писал, собственно «приятно было женскому полу, бывшему почти до сего невольницами в домах своих, пользоваться всеми удовольствиями общества, украшать себя одеяниями и уборами, умножающими красоту лица их и оказующими их хороший стан»⁵, что и приводило к разврату либо к разорению. На самом деле, из числа преображений в сфере обстановки присутствовали эти, которые именно затрагивали положение женщин.

По русским обыкновениям, браки до этого содержались в отсутствии согласия вступающих в брак, которые в том числе и не могли знать друг друга до женитьбы. От данного, как писал патриарх Адриан, «житие их бывает бедно и детьми бесприжитно»⁶, хотя он не видел выхода из данного положения. Выход нашёл Пётр, допустив свободу брака. В начале апреля 1702года был издан указ: «…А буде кто дочь, или сестру, или какую свойственницу, или девица, или сам вдова сговорит замуж за кого, и прежде венчания обручению быть за шесть недель, и буде обручатся, а после сговору и обрученья жених невесты взять не похочет или невеста за жениха замуж идти не похочет же, и в том быть свободе. А которая невеста выйдет замуж и умрёт бездетна: и после смерти её, приданого её, кроме вотчин и поместий без дворов, назад не возвращать».

Весомым шагом на пути к воле брака стало ликвидирование затворничества представительниц слабого  пола. Отныне они, вровень с представителями  сильного пола, приглашались на обеды  и вечера. В некоторой степени той же цели работало и учреждение в 1718 году ассамблей – свободных собраний, на которых, без использований церемоний, беседовали о делах, о новинках, игрались, напевали, танцевали. Велись ассамблеи в приватных жилищах, обладатели которых обязались заблаговременно уведомить о событии население. Петр назначал, в чьём жилище обязана проходить 1-ая ассамблея, а последующее назначение зависело в Петербурге – от оберполицмейстера, в Столице – от коменданта. Владелец не может был ни встречать, ни сопровождать постояльцев; любой имел возможность прибывать, как скоро ему вздумается, «только бы не раньше и вовсе не позднее отпущенного времени» - с 5 до 10 часов вечера. На ассамблеях правило абсолютное равноправие, любой имел возможность пригласить на пляска не совсем только самую знатную женщину, но и государыню с дочерьми⁷.

Щербатов во всём данном видел истоки высоконравственной порчи  российского сообщества, впрочем  в том числе и он принимал, собственно в отсутствии вмешательства Петра «Россия могла сама собою…дойти до того состояния, в котором она ныне есть ( т.е. к концу 18 в.) …только через сто лет, к 1892 году»⁸. Соловьёв ведь, против, видел гигантскую заслугу Петра в принятии мер к охране персоны, а именно, в воспрещении браков по принуждению опекунов или же граждан, в выводе барышни из терема ⁹.

Расценивая преображения, связанные с внедрением указов о  смене платьица и брадобритии, Ключевский сообщает: «Новый покрой платья, парики, бритьё бороды…входили составными частями в один общий и широкий план – образить, облицевать русских людей внутри и снаружи по подобию просвещённых народов, дать их наружности, управлению, мышлению и самому общежитию склад, не отчуждающий, а сближающий с европейским миром, с которым историческая судьба связала русский народ»¹⁰.

25 августа 1698 г., возвратившись из иностранного поездки, Пётр в том числе и не заехал в Кремль. Как скоро 26 августа дворяне выгоды приветствовать короля с прибытием, он поймал ножницы и начал своими руками брить им бороды. Позднее, в 1705 г., был издан указ, вводивший налог за право носить бороды.

Опосля брадобрития необыкновенно  мощное неудовольствие народа вызвали  указы о смене платьица. 4 января 1700 грам. был издан указ, воспрещающий носить длиннополые платьица. А именно, в нём было сказано: «Боярам и окольничим, и думным и ближним людем, и стольником, и стряпчим, и дворяном московским, и дьяком, и жильцам, и всех чинов служилым, и приказным, и торговым людем, и людем боярским, на Москве и в городех, носить платья, венгерские кафтаны, верхние длиною по подвязку, а исподние короче верхних, тем же подобием»¹¹.

Давая в общем полезную оценку этим всем нововведениям, Ключевский, и все же, обретает их очень небольшими в рамках повальных реформ сравнивая  с стараниями, которые приходились  прилагать Петру для их воплощения. У городских ворот расставлялись особые наблюдатели за бородами и костюмчиками, которые брали штраф с хозяев бород и носителей «неуставных» платьев, при всем этом платьица безжалостно изрезали. Когда дворянин считался на монарший смотр с усами и бородой, его избивали батогами. В том числе и жён обладателей бород наказывали: их обязывали носить длинноватые опашни и шапки с рогами. Учитывая мнение Ключевского, «всё это было бы смешно, если бы не было безобразно»¹². Он находит очень низменным сам предмет, на который Пётр принуждён был, считает он, отвлекаться во вред наиболее существенным делам. «Впервые русское законодательство, изменяя своему серьёзному тону, низошло до столь низменных предметов, вмешалось в ведомство парикмахера и портного. Сколько раздражения потрачено было на эти прихоти и сколько вражды, значит, помехи делу реформы, породили в обществе эти законодательные ненужности»¹³.

То преувеличенное, учитывая мнение Ключевского, внимание, которое  Пётр давал таковым «маленьким»  вещам, как борода или же платьице, историк изъясняет тем, собственно и борода, и ветхое платьице, были для Петра необыкновенным симптомом оппозиции, знаком неповиновения. Он пристрастился созидать данные показатели на муниципальных бунтарях, стрельцах и старообрядцах, в следствии этого не являлся с тем, собственно борода для российского жителя нашей планеты была воистину физической необходимостью, аналогично скажем длиннополое платьице.

С.М. Соловьёв, расценивая те же преображения, наоборот, давал им самый высочайший содержание. Он писал: «в платье выражается историческое движение народов…Таким образом, и русский народ, вступая на поприще европейской деятельности, естественно, должен был одеться и в европейское платье, ибо…вопрос состоял в том, к семье каких народов принадлежать, европейских или азиатских, и соответственно носить в одежде и знамение этой семьи»¹⁴. Т.е., он находил в высшей степени актуальным, как станет смотреться человек, хотящий войти в просвещённую Европу. Считал он, что «нельзя легко смотреть на это явление, ибо… что делает обыкновенно человек в длинном платье, когда ему нужно работать? Он подбирает полы своего платья. То же самое делает европейское человечество, стремясь к своей новой, усиленной деятельности»¹⁵. Значит, полагал Соловьёв, это усиленное внимание Петра к преображению внешности российского жителя нашей планеты в жителя нашей планеты евро было немалым полезным фактором реформы.

 К отрицательным эпизодам  преображений, дотрагивавшихся обстановки  российского жителя нашей планеты,  Ключевский относил то, собственно они «не имели возможности не затрагивать его религиозные чувства». Чувства данные были задеты, к примеру, реформой календаря, вызвавшей определенный ропот. Указом от 15 декабря 1699 года король вводил свежее начало года – 1 января взамен 1 сентября, как у неправославных. Среди народа данная мера была расценена как попытка антихриста запутать счисление, чтоб сокрыть своё выход в свет, которого ждали как разов в 1699, или же, по классическому византийскому летоисчислению, 7207 году.

Следовательно, эти все  нововведения были так противоречивыми, собственно ни современники, ни историки не имели возможности отдать им чёткой и однозначной оценки. С.М. Соловьёв видел в их одни позитивные эпизоды. Ключевский наиболее сдержан в оценках: признавая в общем потребность сходственных преображений, некие из их он считает небольшими и недостойными внимания царя-реформатора, а какие-либо – обижающими национальные чувства российского жителя нашей планеты. Князь ведь Щербатов в данных реформах видел истоки кризиса нравственности в своём 18 веке.

3.3. Реформы в области образования  и просвещения

В ситуации этнического  образования Рф петровская эра занимает отличительное место теснее поскольку  в данное время в первый раз  были сделаны светские учебные заведения. Впрочем необходимость в светском образовании сориентировалась ещё в семнадцатом веке, как скоро в российской социально-экономической жизни наметились изменения, связанные с развитием внутренней и необыкновенно наружней торговли, ремёсел, происхождением мануфактур. Всё данное требовало жителей нашей планеты, опытных в каких-нибудь областях познаний. Помимо всего этого, государству требовались квалифицированные люди для свежих бюрократических учреждений.

Многое значение для  организации светского образования в Рф поиграли иностранные путешествия Петра I и исключительно его персона. Устремляясь обеспечить Рф приличное место посреди европейских держав, он ощущал себя вынужденным устроить страну не первобытной, а просвещённой, а себя – преобразователем.

С.М. Соловьёв считал реформы  Петра в сфере просвещения «могущественным средством для умственного развития, для расширения умственной сферы русского человека, могущественным средством для уничтожения прежней замкнутости и застоя»¹⁶. В данной области Соловьёв наиболее выделял немного факторов, на которые Пётр абсолютно аргументировано, считал он, направлял специальное внимание: данное средние учебные заведения, книжки, печатные издания и театр.