Сделки до 1917 года

Для русского права всегда было характерно совершение юридически значимых действий прилюдно. Например, согласно ст. 15 Краткой правды требовать долг с того, кто «почнет с запирати» (станет отпираться), следовало в присутствии 12 мужей. Договоры обычно совершались в устной форме. В Пространной Правде закрепляется, что для оформления сделки теперь следовало приглашать свидетелей. При этом, как и в римском праве, участие свидетелей имело не только доказательственное значение, но и являлось необходимым, конститутивным элементом формы сделки. Подтверждает это ст. 52 Пространной Правды, воспрещающая взыскание долга, размер которого превышал 3 гривны кун, если при совершении сделки отсутствовали свидетели: «промиловался еси, оже еси не ставил послухов (сам виноват, если не ставил свидетелей, давая деньги)»⁸. Можно было присягать или приводить иные доказательства, однако, «чтобы была сделка нужны послухи».⁹

Для свидетельствования допускались  только свободные люди, мужи. Правоспособность несвободного населения (холопов) на Руси, как и в иных феодальных правопорядках, существенным образом ограничивалась. Холоп не мог выступать свидетелем на суде, не вправе был приобретать недвижимость для себя, права и обязанности по сделкам, заключенным холопом, нес хозяин, он же отвечал и за ущерб причиненный холопом.

Смысл форм сделок, применявшихся  на ранних этапах развития Руси, заключался в том, чтобы не только закрепить  содержание сделки, что, конечно, имело  большое значение при возникновении  спора, но и придать юридическим  действиям публичность, довести  их совершение до сведения иных лиц. В свидетели приглашались обычно соседи, знакомые, которые могли подтвердить заключение сделки для сторонних лиц и одновременно сами оповещались о ее совершении.

В более поздний период развития русского права наряду с  символическими, обрядовыми формами  совершения сделок развиваются иные, сохранившиеся и в современном  гражданском праве, как например, письменная форма сделок. Так же, как и в римском частном  праве, письменная форма сделок приходит в русское право из греческой  культуры. Одними из первых договоров  на Руси, заключенных в письменной форме, были мирные договоры Олега (911 г.) и Игоря (945 г.) с греками. В Русской правде отсутствуют какие-либо указания о письменном оформлении гражданско-правовых сделок или иных юридических действий, поэтому нельзя говорить о применении письменной формы в этот период. Однако, с уверенностью можно сказать, что в XIV - XV в. наряду с устной стала применяться и письменная форма заключения договоров. Об этом свидетельствуют положения Псковской судной грамоты (1397 г. или 1462 г.), занимающей центральное место в ряду сборников местного права этого времени. Псковской судной грамоте уже известно несколько видов письменных форм сделок: запись и доска.

Запись представляла собой  письменный документ, копия которого передавалась на хранение в архив  Троицкого собора. В судебных спорах запись являлась официальным документом, не подлежащим оспариванию. Особая доказательная сила записи основывалась на одобрении этого документа княжеской властью. Как видно из ст. 82 Псковской судной грамоты, запись обычно составлялась княжеским писцом, а к документу прикладывалась княжеская печать. Княжеское удостоверение записи требовалось и тогда, когда документ составлялся иным лицом, что допускалось в исключительном случае: если писец требовал плату «не по силе», т.е. сверх размера, определенного Псковской грамотой.

Доска являлась простым домашним документом, записанным на доске, копия  которого на хранение не сдавалась. Поэтому  доска могла быть оспорена в суде и в сравнении с записью  имела меньшую юридическую силу. Например, согласно ст. 14 Псковской  грамоты при наличии духовного  завещания, сданного в архив, нельзя было истребовать у наследников  имущество, переданное лицу до его смерти по договору хранения, займа или  на другом основании, если соглашение об этом оформлялось лишь доской. Исключения составляли только те случаи, когда доска обеспечивалась закладом.

Заключение договора займа  при оформлении его на доске допускалось  только, если сумма займа не превышала  одного рубля. При большей сумме  займа, следовало исполнить запись. При этом форма являлась условием действительности договора.

Помимо договора займа  в письменной форме надлежало  заключать договор поклажи (соблюдения) (ст. 19 Псковской судной грамоты), исключения составляли случаи передачи вещи на хранение в чрезвычайных обстоятельствах (ст. 16-17).

Помимо указанных выше письменных форм сделок, Псковская  судная грамота упоминает о рядницах (расписках), которые выдавались должнику кредитором при исполнении обязательства. Рядницы никак не влияли на действительность обязательства, а служили в суде доказательством факта его исполнения. Доказательную силу расписок, как  и силу письменных форм сделок, определял  факт их передачи на хранение в архив. Если расписка не сдавалась в Троицкий собор, то суд не принимал ее в качестве доказательства, а сторона, ссылающаяся  на нее, проигрывала спор. При этом не имело значения, как оформлялся договор, из которого предъявлялось  требование. Не сданная в архив  расписка не являлась доказательством  ни против записи, ни против доски.

Псковская судная грамота  является первым правовым актом, во-первых, применившим письменность для оформления сделок на Руси, во-вторых, ставящих действительность договоров в зависимость от соблюдения письменной формы. Разделение письменных форм сделок по юридической силе напоминает современное разделение письменной формы на простую и квалифицированную. В период действия Псковской грамоты  публичная власть впервые в истории  российского права стала привлекаться для оформления письменных договоров, а ее авторитет сообщал особую доказательственную силу письменному  документу. Запись представляет собой  прообраз современной нотариальной формы сделок.

На исходе XVI века письменная форма сделок стала приобретать  все большее значение и дальнейшее развитие договорного формализма на Руси шло по пути распространения письменной формы для всё большего числа договоров.

2.2 В Московском государстве

Период Московского государства (XVI - XVII век) и в гражданско-правовом отношении проявляет свойственные ему характеристические черты: усилившееся  влияние государственной самодержавной  власти и начало, вносимое ею в общественные отношения. Княжеские и боярские отчины облагаются обязательством государевой службы и подчиняются ее интересам. Ко времени Ивана IV эти отчины не могут переходить по наследству без разрешения государя, не могут быть также проданы инородцам или отданы по душе. От государя зависело, отдать ли вотчину брату, племяннику или внуку умершего, или взять вотчину на себя.

Государственная централизация  потребовала проведения ряда реформ в административной, финансовой и  военной областях. Складывание приказно-воеводской системы управления означало централизацию всего управления и ликвидацию остатков дворцово-вотчинной системы. Важное место заняла финансовая реформа: уже в 30 гг. XVI в. вся денежная система была сосредоточена в руках государства. По пути унификации финансовой системы шла государственная податная политика (введение "посошной" системы обложения, т.е. установление единых критериев обложения: земельного угодья, численности поголовья скота и т.п.). В конце XVI в. была произведена опись земельных угодий и определено число окладных единиц ("сох"). Вводился целый ряд прямых ("кормленный откуп", "пятина" с движимого имущества, ямские, пищальные деньги) и косвенных (таможенный, соляной, кабацкий) налогов и сборов. Была установлена единая торговая пошлина — 5% к цене товара¹⁰.

Обязательственное право XV — XVI вв. развивалось по линии постепенной замены личностной ответственности по договорам имущественной ответственностью. Так, при заключении договора займа закон запрещал должникам служить в хозяйстве кредиторов. Прослеживаются попытки законодателя по-новому рассматривать и договор личного найма, долгое время бывший источником личной кабальной зависимости для нанимающихся.

Однако, недостаточно определенное положение физического лица в законодательстве сказалось на перенесении ответственности по обязательствам с конкретных лиц, принимающих их, на третьих лиц, прежде всего на членов семьи: так, супруг отвечал по обязательствам другого супруга, отец — по обязательствам детей, дети — за отца. Перенесение ответственности допускалось также от господина на его людей, слуг и крестьян.

Закон предусматривал ситуации, когда третьи лица должны были вступать в обязательство, заменяя собой  действительных участников отношения. Так, судья или дьяк, получившие взятку от ответчика при рассмотрении судебного  дела, сами переходили в положение  ответчиков по данному делу и на них возлагались все соответствующие  обязательства.

Законодательству были известны случаи добровольной замены в обязательстве  одного лица другим: кредитор имел право  передать третьему лицу полученную от должника кабалу, пометив на ней  акт передачи. Такая передача осуществлялась без согласия должника, но сам он мог передать свои обязательства  третьим лицам только с согласия кредитора.

Близким к сфере обязательственных  отношений был институт залога (здесь, однако, происходила не передача обязательства, а передача прав на имущество). Залог по русскому праву XV - XVI вв. выражался в переходе на залогополучателя прав владения и пользования имуществом залогодателя, но без полного перехода права собственности на вещь. С процедурной точки зрения залог отличался от купли-продажи еще тем, что закладная могла превратиться в купчую не в момент заключения договора, а только в момент истечения его сроков, при просрочке. Само право налогополучателя пользоваться заложенной вещью также возникало не из существа залогового отношения, а из специально оговоренного условия о процентах.

Одним из важнейших условий  при заключении договора являлась свобода воли и волеизъявления договаривающихся сторон, однако это условие часто не выдерживалось как практикой, так и законодательством. Вместе с тем закон предоставлял стороне, воля которой была ущемлена, возможность оспорить такую сделку в течение короткого срока. Закон признавал недействительной сделку, заключенную в состоянии опьянения или под действием обмана. Само понятие обмана довольно подробно определялось в законе, причем преимущественно с уголовно-правовой точки зрения: мог быть установлен обман в отношении тождественности лица, заключившего сделку, права заключать эту сделку, относительно самого предмета сделки.

До середины XVI в. преобладающей  формой заключения договоров оставалось устное соглашение. Допускалось судебное разбирательство по договорам, заключенным "без кабалы", т.е. письменно не зафиксированным и опиравшимся на свидетельские показания и ордалий (судебный поединок). К концу века все большее значение стала приобретать письменная форма сделок (кабала). Кабала подписывалась собственноручно обязующимися сторонами, а в случае их неграмотности, их духовными отцами или родственниками (братьями и племянниками, но не сыновьями). Постепенно возникала и крепостная (нотариальная) форма сделок, первоначально используемая только в договорах, связанных с продажей некоторых вещей или с кабальными служилыми обязательствами (ст.20 Судебника 1497 г.).

Прекращение обязательства  связывалось либо с его исполнителем, либо с неисполнением в установленные  сроки, в некоторых случаях —  со смертью одной из сторон. Как правило, срок исполнения оговаривался сторонами при заключении договора: при особых обстоятельствах он мог быть продлен распоряжением представителя власти. Так лицам, пострадавшим от разбоя, выдавались "полетные грамоты", в которых устанавливалась отсрочка платежей по долгам, причем для должников положение менялось и в том случае, если в числе пострадавших оказывался и их кредитор.

Внешняя форма обязательства  оказывала существенное влияние  на его содержание: так, договор мены, один из самых древних, стал широко использоваться в сделках с недвижимостью, когда наметилась тенденция к  сближению вотчинного и поместного землевладения. Под видом этой сделки в XVI в. стали маскировать реальные сделки купли-продажи и дарения  после того, как они были запрещены  с целью ограничить процесс сосредоточения земель в руках церкви.

Купля-продажа недвижимости была связана с целым рядом условностей и ограничений. Так лицо, владевшее имуществом на праве условного землевладения, могло отчуждать его не иначе, как с согласия действительного собственника вещи ("с докладу"). Право родового выкупа также существовало и в течение длительного времени ограничивало право собственности покупателя, приобретшего родовую вотчину (наследники продавца могли в течение 40 лет выкупить его приобретение обратно в "род")¹¹.

В XV — XVI вв. основной круг наследников  по закону включал сыновей вместе с вдовой. При этом в наследовании участвовали не все сыновья, а  лишь те, которые оставались на момент смерти отца в его хозяйстве и  доме. Братья получали равные доли наследства и имущества, отвечая по отцовским  обязательствам (от лица всей семьи) и  расплачивались по ним из общей наследственной массы.

При наличии сыновей дочери устранялись от наследования недвижимости (ст.60 Судебника 1497 г.), однако в рассматриваемый  период они постепенно начинают допускаться  к законному наследованию вотчин. Прежде всего, приданое дочерям комплектовалось как "часть на прожиток" — выделялось из комплекса родовой недвижимости. Первоначально эта доля отрезалась только от государственных земель, находившихся во владении отца, т.е. поместий.

Законодательство дифференцировано подходило к вопросу наследования женщинами недвижимого имущества.

Если Русская Правда была сводом обычных норм и судебных прецедентов  и своеобразным пособием для поиска нравственной и юридической истины ("правды"), то Судебник стал, прежде всего, "инструкцией" для организации  судебного процесса ("суда").