Рурский кризис и советско-германские военно-политические переговоры в 1923 году

На переговорах  был поднят вопрос о немедленной  поставке обещанных Зектом весной 1922 г. 100 тыс. винтовок, однако для немецкой стороны осуществление такой  сделки в силу ограничений Версальского договора оказалось невозможным; от закупок в третьих странах  на российские драгоценности стороны  отказались из-за большого политического  риска. Советская сторона заявила  о намерении сделать в Германии заказы на снаряжение на сумму в 35 млн. золотых рублей и высказала пожелание  о посылке в СССР офицеров германского  генштаба для обучения комсостава РККА. Однако, очевидно, после снижения напряженности  в отношениях с Францией немецкая сторона отклонила эти советские  пожелания{17}.

В конечном счете  в ходе апрельских переговоров и  после осмотра соответствующих  предприятий были подготовлены два  договора, и 14 мая 1923 г. в Москве состоялось подписание одного из них — договора о строительстве химзавода по производству отравляющих веществ (акционерное общество «Берсоль»). Был  подготовлен также текст второго  договора о реконструкции в СССР военных заводов и поставках  артиллерийских снарядов райхсверу.

Параллельно данным переговорам по рекомендации Зекта в Москве с целью зондирования возможности создания предприятия  по производству вооружения находился  глава фирмы «Венкхаус и Ко»  Браун. Интересно, что руководимый  Брауном банк был немецким учредителем  «Русстранзита» (Русско-германское транзитно-торговое общество, немецкое название — «Дерутра»), образованного 10 апреля 1922 г. Это общество, по мнению немецкого исследователя  Р. Д. Мюллера, было призвано выполнять  важные стратегические задачи. В мае  — июне 1922 г. начальник морских  перевозок германского флота  капитан 1-го ранга В. Ломан в развитие договоренностей с РВС (Троцкий) о возврате германских кораблей, конфискованных в ходе первой мировой войны, зондировал в Москве возможность строительства  подводных лодок на советских  верфях. Дело в том, что Склянский  сообщил послу Брокдорфу-Ранцау, что верфи на территории СССР[82] могут строить подлодки и без иностранной помощи, но нужна финансовая поддержка{18}.

Однако из-за дезорганизации финансов Германии и  трудного положения внутри страны ратификация  германским правительством достигнутых  в Москве договоров затягивалась. Поэтому в середине июня Чичерин  указал германскому послу на эту  задержку и заявил, что военные  переговоры имеют «решающее значение для развития в будущем отношений  России и Германии»{19}. Тогда Брокдорф-Ранцау выступил инициатором приглашения в Германию советской делегации. Он даже выезжал для этого в Берлин и убедил в этом канцлера Куно.

«Именно Ранцау, — сообщил заместитель наркома  иностранных дел М. М. Литвинов полпреду Крестинскому 4 июля 1923г., — обратился  к нам с предложением о посылке  уполномоченных в Берлин. Он передал  даже т. Чичерину личное письмо Куно с  тем же предложением»{20}.

Убеждая Куно в необходимости проведения переговоров  в Берлине, Ранцау, правда, руководствовался следующими соображениями. Он считал, что для продолжения переговоров  советская делегация должна приехать в Берлин, поскольку в случае поездки  немецкой «комиссии» в Москву в третий раз подряд (на чем настаивали немецкие военные), это чисто внешне ставило  германскую сторону в положение  просителя. Затяжку в Берлине  с подтверждением достигнутых в  Москве договоренностей он предложил  использовать в качестве средства давления на советскую сторону.

В середине июля 1923 г. Брокдорф-Ранцау приехал в Берлин, чтобы согласовать с Зектом линию  поведения для переговоров с  Розенгольцом. К этому времени  Куно принял решение придерживаться твердой линии в рурском конфликте. Поскольку затягивать с подтверждением московских договоренностей было нельзя, по предложению Ранцау на совещании  перед переговорами с Розенгольцом было решено пообещать увеличение финансовой помощи России до 60, а затем и до 200 млн. марок золотом{21}. Немецкая сторона пыталась все же поставить подписание ею договоров в зависимость от политических уступок Москвы.

Она добивалась:

1) германской  монополии [83] в производстве вооружений в России, имея в виду запрещение всякого допуска третьих стран к восстанавливавшимся с германской помощью советским военным заводам (особенно авиационным);

2) заявления  Москвы о помощи в случае  осложнения с Польшей.

С 23 по 30 июля 1923г. Розенгольц (под псевдонимом  Рашин) находился в Берлине. В  переговорах участвовали Крестинский, сотрудники полпредства И. С. Якубович и А. М. Устинов. В беседе 30 июля 1923 г. канцлер Германии Куно подтвердил намерение о выделении 35 млн. марок, но всякую дальнейшую помощь обусловил  выполнением СССР обоих условий. Условие о немецкой монополии  Розенгольц принял к сведению, а  в отношении одностороннего обязывающего заявления о поддержке Германии в действиях против Польши привел довод Склянского, необходимости  сначала получить достаточное количество вооружений. Розенгольц указал, что  приоритетное значение имеет наличие  у обеих сторон сильных ВВС  и подводного флота. Поэтому пока, мол, не следует спешить. Он предложил  продолжить военно-политические переговоры в Москве. Там были недовольны итогами  берлинских переговоров Розенгольца.

Радек по этому  поводу в свойственной ему циничной и бесцеремонной манере заявил германскому  послу в сентябре 1923 г:

«Вы же не можете думать, что мы за те паршивые миллионы, которые вы нам даете, в одностороннем  порядке свяжем себя политически, а  что касается монополии, на которую  вы претендуете для германской промышленности, то мы совершенно далеки от того, чтобы  согласиться с этим; наоборот, мы берем все, что нам может пригодиться в военном отношении, и везде, где мы можем это найти. Так, во Франции мы купили самолеты, и из Англии нам тоже будут делаться (военные. — С. Г. ) поставки»{22}.

В итоге переговоров  были парафированы два подготовленных ранее договора о производстве в  СССР (Златоуст, Тула, Петроград) боеприпасов  и военного снаряжения и поставках  военных материалов райхсверу, а  также о строительстве химзавода. Руководство райхсвера заявило  о готовности создания золотого фонда  в 2 млн. марок для выполнения своих  финансовых обязательств{23}. Крестинский сообщил Чичерину, [84] что результаты «остаются в пределах тех двух договоров, которые были подготовлены в Москве»{24}. С учетом результатов этой серии германо-советских переговоров руководители райхсвера были готовы продолжать сопротивление в Рурской области при сохранении внутреннего порядка в стране и заодно добиваться экономической помощи Англии.

Однако Куно под влиянием обострявшейся внутренней ситуации, вызванной проводимой им политикой «пассивного сопротивления» и угрозой всеобщей забастовки, подал  в отставку. 13 августа 1923г. Г. Штреземан  сформировал правительство большой  коалиции с участием СДПГ и взял курс на изменение внешней политики — отказ от односторонней «восточной ориентации» и поиск модуса вивенди  с Францией.

15 сентября 1923 г. президент Эберт и канцлер  Штреземан однозначно заявили  Брокдорфу-Ранцау, что они против  продолжения переговоров представителей  райхсвера в Москве, потребовав  ограничить помощь в поставках  советской оборонной промышленности  и постараться направить ее  на сугубо экономические рельсы. Тем не менее, несмотря на  «бодрые» доклады Брокдорфа-Ранцау  в октябре 1923 г., что ему это,  мол, уже удалось, сделать сие  было не так-то просто, если  не сказать, невозможно. Не случайно  сам Ранцау рассматривал как  успех уже одно только то, что  ему удалось добиться отмены  переписки между военным министерством  Германии и ГЕФУ, поначалу осуществлявшейся  через советских дипкурьеров  и НКИД, и вести ее в дальнейшем  через германское посольство  в Москве{25}.

После франко-бельгийской  оккупации Рура и фактического захвата  Мемеля Литвой, а также ввиду слабости Германии руководители СССР опасались, что Франция могла бы захватить  Германию и вплотную приблизиться к  советским границам. Тогда, считали  в Москве, налицо была бы угроза нового похода Антанты на Восток. Поэтому, когда кабинет Штреземана провозгласил отказ от политики предыдущего кабинета, в Москве стали тоже искать другой путь, а именно — стимулирования революции в Германии. [85]

Председатель  Исполкома Коминтерна (ИККИ) Зиновьев в конце июля — начале августа 1923 г. просто-таки сломил Сталина и  Каменева, навязав им в своих письмах  из Кисловодска, — где он с группой  других членов ЦК РКП(б) (Троцкий, Бухарин, Ворошилов, Фрунзе и др. ) пребывал в  отпуске, — свои представления о  происходивших в Германии событиях.

Из его  письма Каменеву от 30 июля 1923 г. :

«В Герм. надвигаются  исторические события и решения».

Из письма Зиновьева Сталину от 31 июля 1923 г. :

«Кризис в  Германии назревает очень быстро. Начинается новая глава (германской) революции. Перед нами это скоро поставит грандиозные задачи, НЭП войдет в новую перспективу. Пока же, минимум, что надо — это поставить вопрос

1) о снабжении  нем. коммунистов оружием в  большом числе;

2) о постепенной  мобилизации чел. 50 наших лучших  боевиков для постепенной отправки  их в Германию. Близко время  громадных событий в Герм. »{26}.

Сталин, основываясь  на докладах Радека, исколесившего  в мае 1923 г. пол-Германии{27}, был куда реалистичнее.

7 августа  1926г. он ответил Зиновьеву:

«<...> Должны ли коммунисты стремиться (на данной стадии) к захвату власти без с. д., созрели  ли они уже для этого, — в  этом, по-моему, вопрос. <...> Если сейчас в Германии власть, так сказать, упадет, а коммунисты ее подхватят, они провалятся с треском. Это «в лучшем» случае. А в худшем случае — их разобьют вдребезги и отбросят назад. <-. . > По-моему, немцев надо удерживать, а не поощрять»{28}.

Тогда же в  августе 1923 г. в Москву приехала делегация  КПГ для переговоров с Исполкомом Коминтерна и лидерами РКП (б).

И хотя уже  тогда в «ядре» ЦК РКП(б) наметился  раскол, Сталин в конце концов согласился с предложением Зиновьева. Было решено помочь, и из советского бюджета  было выделено 300 млн. золотых рублей{29}. Ленин тогда уже был неизлечимо болен и находился в Горках. «Ильича нет», — констатировал в письме Сталину от 10 августа 1923 г. Зиновьев{30}. Похоже, умиравшему вождю хотели сделать «подарок».

В августе-сентябре 1923 г. в Берлин была направлена [86] «группа товарищей» с большим опытом революционной работы. Под чужими именами в Германии оказались Радек, Тухачевский, Уншлихт, Вацетис, Гиршфельд, Менжинский, Трилиссер, Ягода, Скоблевский (Розе), Стасова, Рейснер, Пятаков. Скоблевский стал организатором «немецкой Ч К» и «немецкой Красной Армии», вместе с Гиршфельдом разработал план проведения серии восстаний в промышленных центрах Германии{31}. Направленные в Германию выпускники и слушатели старшего курса Военной Академии РККА закладывали базы с оружием и действовали инструкторами в формировавшихся боевых дружинах КПГ{32}. И. С. Уншлихт, заместитель Ф. Э. Дзержинского в ОГПУ, в письме № 004 от 2 сентября 1923 г. сообщал Дзержинскому, что события развиваются стремительно и «все (германские. — С. Г. ) товарищи говорят о близком моменте захвата власти». Сознавая близость момента «они, однако, плыли с течением», не проявляя воли и решимости.

В этой связи  Уншлихт писал:

«Помощь нужна, но в форме весьма осторожной, из людей <...> умеющих подчиняться». Он просил «на три недели несколько  наших, знающих немецкий <...>, в  частности пригодится Залин».

20 сентября 1923 г. он вновь настаивал на  посылке в Берлин «Залина и  других», поскольку «вопрос очень  срочный».

«Обстановка все более обостряется, — сообщал  Уншлихт. <...> Катастрофическое падение  марки, неслыханный рост цен на предметы первой необходимости создают положение, из которого один только выход. К тому все клонится. Надо помочь товарищам  и предотвратить те промахи и  ошибки, которые нами в свое время  были допущены»{33}.

Председатель  РВС СССР Троцкий бы введен в состав русской секции ИККИ; по его приказу  территориальные части Красной  Армии, прежде всего конные корпуса, начали выдвигаться к западным границам СССР, для того чтобы по первому  приказу двинуться на помощь германскому  пролетариату и начать поход на Западную Европу. Заключительный этап был приурочен  к выступлению в Берлине 7 ноября 1923 г., в день 6-й годовщины Октябрьского переворота в России{34}. [87]

10 и 16 октября  1923 г. в двух землях Саксонии  и Тюрингии к власти конституционным  путем пришли левые коалиционные  правительства (СДПГ и КПГ).

В письме Сталина  к одному из руководителей КПГ  А. Тальгенмеру, опубликованном 10 октября 1923 г. в газете КПГ «Роте Фане», говорилось:

«Приближающаяся германская революция является одним  из самых важных событий наших  дней <...>. Победа немецкого пролетариата, несомненно, перенесет центр мировой  революции из Москвы в Берлин»{35}.