Рурский кризис и советско-германские военно-политические переговоры в 1923 году

лава 5 
Рурский кризис и советско-германские военно-политические переговоры в 1923 году

Несмотря  на выдвинутое Зектом положение о  том, чтобы военные контакты развивались  за спиной и без ведома германского  правительства, практически все  руководители германских кабинетов  были не только информированы, но более  того, одобряли и поддерживали это  сотрудничество. Наибольшую поддержку  в сложный период его организационного становления оказал канцлер Вирт. Будучи одновременно и министром  финансов, он изыскал для военного министерства необходимые средства (т. н. «голубой бюджет»), соответственно организовав «проводку» бюджета  военного министерства через райхстаг{1}.

После его  отставки в ноябре 1922г. канцлер В. Куно, с которым у Зекта были дружеские отношения, был немедленно проинформирован генералом о  существовании военных контактов  с Советской Россией. Он одобрил  и по мере возможностей также поддерживал  их. Вообще для политической жизни  Ваймарской республики было весьма примечательным, что частая смена кабинетов практически  не затрагивала лиц, занимавших важнейшие  государственные посты: президента, военного министра, главнокомандующего вооруженными силами. Здесь перемены были минимальными, что помогало сохранять  преемственность руководства и  основные ориентиры политики Германии. На посту президента долгое время (до самой смерти) находились Ф. Эберт (1919-1925 гг. ) и П. фон Гинденбург (1925 — 1934гг. ); военного министра — О. Гесслер [75] (1920 — 1928 гг. ) и В. Гренер (1928 — 1932гг. ); главнокомандующего райхсвером — X. фон Зект (1920 — 1926гг. ), В. Хайе (1926-1930 гг. ), К. фон Хаммерштайн - Экворд (1930-1934 гг. ).

Приход правительства  Куно к власти совпал с углублением  экономического кризиса в Германии 1921 — 1923 гг., ростом безработицы и  катастрофической инфляцией. В таких  условиях выполнение репарационных  обязательств стало для правительства  Куно одной из основных проблем. Его  курс на уклонение от выплаты репараций  путем безудержной эмиссии денег (30 типографий по всей Германии круглосуточно  печатали деньги. Инфляция росла со скоростью 10% в час. В итоге за один американский доллар в январе 1923 г. давали 4,2 млрд. германских марок{2}) привел к резкому обострению отношений с Францией.

В такой ситуации Германия решила заручиться поддержкой Советской России, в том числе  помощью Красной Армии на случай ее вооруженного конфликта с Францией. Под давлением внешних условий  Берлин старался поскорее завершить  переговоры с советским правительством о налаживании промышленного  сотрудничества, в первую очередь  производства боеприпасов на российских заводах. С этой целью германский посол 22 декабря 1922 г. встретился в Москве с Председателем РВС Республики Троцким.

Брокдорф-Ранцау поставил перед Троцким два вопроса:

1. Какие пожелания  «хозяйственно-технического», т.  е. военного, свойства имеет Россия  в отношении Германии?

2. Какие политические  цели преследует русское правительство  в отношении Германии в данной  международной ситуации и как  оно отнесется к нарушению  договора и военному шантажу  со стороны Франции?

Ответ Троцкого вполне удовлетворил германского посла: Троцкий согласился с тем, что  «экономическое строительство обеих  стран — главное дело При всех обстоятельствах».

Высказывания  Троцкого по вопросу о возможной  военной акции Франции посол  записал буквально, заметив, что  тот имел в виду оккупацию Рурской  области:

«В момент, когда Франция предпримет военные  действия, все будет зависеть от того, как [76] поведет себя германское правительство. Германия сегодня не в состоянии оказать значительное военное сопротивление, однако правительство может своими действиями дать понять, что оно исполнено решимости не допустить такого насилия. Если Польша по зову Франции вторгнется в Силезию, то мы ни в коем случае не останемся бездеятельными; мы не можем этого потерпеть и вступимся!»

В начале января 1923 г. напряженность в отношениях Германии с Францией достигла апогея. Используя в качестве предлога отказ  германских властей от поставок угля и леса в счет репарационных платежей, Франция и Бельгия 11 января 1923 г. ввели войска в Рурскую область{3}. Были установлены таможенная граница, различные пошлины, налоги и другие ограничительные меры. Правительство Куно призвало к «пассивному сопротивлению» оккупационным войскам.

В связи с  этим ВЦИК СССР в обращении к народам  всего мира от 13 января 1923 г. отмечал: «Промышленное сердце Германии захвачено  иноземными поработителями. Германскому  народу нанесен новый тягчайший  удар, а Европа поставлена перед  угрозой новой и жестокой международной  бойни. В этот критический момент Рабоче-Крестьянская Россия не может  молчать»{4}.

14 января 1923 г. Зект по своей инициативе  встретился с «вернувшимся» из  Норвегии в Берлин Радеком,  присутствовали Хассе и Крестинский.  Зект указал на серьезность  положения в связи с занятием  Рурской области. Он полагал,  что это могло бы привести  к военным столкновениям, и  не исключал возможность «какого-либо  выступления со стороны поляков». Поэтому, не предрешая «политического  вопроса о каких-либо совместных  политических и военных выступлениях  России и Германии, он, как военный  человек, считал своим долгом  ускорить те шаги по сближению  наших военных ведомств, о которых  был уже разговор».

Ввиду этих событий  поездка Хассе в Москву в тот  момент состояться не могла, поскольку, как начальник генштаба, он должен был находиться на месте. Зект попросил, чтобы военное ведомство СССР срочно прислало в Берлин для взаимной информации своих ответственных [77] представителей. Радек с Крестинским обещали это. В письме в Москву от 15 января 1923 г. Крестинский заключил, что «послать сюда пару ответственных людей для продолжения разговоров о военной промышленности и для иных военных разговоров следовало бы», и попросил «срочно разрешить» вопрос об отправке в Берлин делегации (или «комиссии», как тогда говорили. — С. Г. ). В те дни в Берлине был А. П. Розенгольц. Он находился «в постоянном контакте» с Хассе. Розенгольц с мнением Радека и Крестинского согласился и 15 января написал письмо Троцкому, выдвинув наиболее подходящих, по его мнению, кандидатов для поездки.

Зект и  Хассе ознакомили Радека и Крестинского с имевшимися у них «сведениями  о положении под г Мемелем  и о мобилизационных мероприятиях поляков», указав на мобилизацию одного польского корпуса на границе  с Восточной Пруссией.

«Условились держать друг друга в курсе  имеющихся <...> сведений подобного  рода»{5}.

Захват Рура и Райнланда усилил опасность  новой войны. Начались военные приготовления  в Польше и Чехословакии, правящие круги которых были не прочь последовать  за Францией. 20 января 1923г. министр иностранных  дел Польши А. Скшиньский заявил:

«Если бы Франция  призвала нас к совместным действиям, мы несомненно дали бы на это свое согласие».

6 февраля,  выступая в сейме, он грозил  Германии войной и заявил, что  в случае игнорирования Германией  репарационной проблемы и далее,  Польша с большим желанием  выполнит свой долг в отношении  Франции{6}.

Советский Союз обратился к правительствам Польши, Чехословакии, Эстонии, Литвы и Латвии с призывом сохранять нейтралитет  в рурском конфликте и предупредил, что не потерпит их военных действий против Германии.

В отчете НКИД II съезду Советов СССР позиция Москвы была определена следующим образом:

«Единственное, что могло заставить нас оторваться от мирного труда и взяться  за оружие, — это именно вмешательство  Польши в революционные дела Германии»{7}.

Рурский кризис, вызвавший обострение противоречий [78] между Францией, Англией и США, продолжался вплоть до Лондонской конференции 1924 г. Только после принятия на ней «плана Дауэса», предусматривавшего смягчение репарационных платежей и возвращение Германии захваченных территорий и имущества, французские войска к августу 1925 г. полностью очистили Рурскую область.

В конце января 1923 г. в Берлин с целью разместить заказы на поставки вооружений приехала советская делегация во главе  с заместителем председателя РВС  СССР Склянским. Зект пытался побудить советскую сторону дать четкие гарантии в развитие заявления ВЦИК от 13 января 1923 г. о солидарности с Германией  и в случае конфликта с Францией и Польшей выступить на ее стороне. Склянский, однако, дал понять, что  обсуждение этого вопроса возможно лишь после гарантирования немцами  военных поставок. Но поскольку заявку советских представителей на кредит в 300 млн. марок немецкая сторона  отклонила из-за того, что весь тайный фонд вооружений райхсвера примерно равнялся этой сумме, переговоры были прерваны и должны были возобновиться  через две недели в Москве{8}.

22 — 28 февраля  1923 г. переговоры между советскими  и германскими представителями  были продолжены в Москве, куда  в составе семи человек прибыла  «комиссия немецкого профессора  Геллера»: профессор-геодезист О.  Геллер (генерал О. Хассе), тригонометр  В. Пробст (майор В. Фрайхерр  фон Плото), химик профессор Каст (имя настоящее), директор П. Вольф  (капитан 1-го ранга П. Вюльфинг{9}), землемер В. Морсбах (подполковник В. Менцель{10}), инженер К. Зеебах (капитан К. Штудент), купец Ф. Тайхман (майор Ф. Чунке{11}). Их принимал Склянский, замещавший болевшего тогда Троцкого. В переговорах с советской стороны участвовали начальник Штаба РККА П. П. Лебедев, Б. М. Шапошников, председатель ВСНХ и начальник Главного управления военной промышленности (ГУВП) Богданов, а также Чичерин, Розенгольц.

При обсуждении оперативных вопросов немцы настаивали на фиксировании размеров войск в  случае наступления и проведения совместных действий против [79]Польши с использованием Литвы в качестве союзника. При этом Хассе говорил о великой «освободительной войне» в ближайшие три — пять лет. Немецкая сторона пыталась увязать свои поставки вооружений с оперативным сотрудничеством. Склянский же настаивал на решении в первую очередь вопроса о немецких военных поставках с последующей их оплатой драгоценностями из царской казны и финансовой помощи, оставив вопрос договоренностей о военном союзе на усмотрение политиков. Богданов предложил, чтобы немецкие специалисты взялись за восстановление имевшихся на территории СССР военных заводов, а райхсвер сделал заказы на поставку боеприпасов. Менцель, однако, выразил сомнение в том, что райхсвер сможет делать заказы и финансировать их. Вюльфинг предлагал предоставить немецких капитанов для руководства советским флотом. Для советской стороны вопрос о вооружениях оставался, однако, главным, «кардинальным пунктом», и эти переговоры она рассматривала как «пробный камень» серьезности немецких намерений.

Когда же выяснилось, что

а) немецкая сторона не в состоянии оказать  существенную помощь вооружением и

б) райхсвер слабо вооружен, Лебедев, а затем  и Розенгольц ушли от обязывающих  советскую сторону заявлений  о совместных операциях против Польши. 28 февраля, покидая Москву, «комиссия  немецкого профессора Геллера» считала, что этими переговорами положено начало оперативному сотрудничеству и  что советская сторона готова к нему в случае уступок немцев в вопросе поставок вооружений{12}. 6 марта 1923 г. Чичерин в беседе с Ранцау высказал глубокое разочарование в том, что немцы полностью отказались от обещанных ими поставок вооружения. «Гора родила мышь» — так примерно выразился Чичерин.

На зондаж Ранцау по итогам переговоров относительно того, поможет ли Советская Россия Германии в ее борьбе против Франции, если Польша не предпримет против Германии никаких активных действий, Чичерин  заверил, что Россия не будет договариваться с Францией за счет Германии{13}.

Последней надеждой в случае продолжения «пассивного [80] сопротивления», как казалось, должно было стать возобновление советско-германских военных переговоров после письма Хассе Розенгольцу от 25 марта 1923 г., в котором он обещал РККА помощь военным снаряжением и вновь упоминал о предстоящей «освободительной войне». Примерно в том же убеждали германского посла в конце марта Чичерин и В апреле — Радек. К середине апреля 1923 г. германское правительство Куно уже практически не контролировало положение. В этой ситуации Зект в своем меморандуме от 16 апреля, адресованном политическому руководству Германии, вновь настаивал на подготовке Германии к оборонительной войне{14}.

27 — 30 апреля 1923: «комиссия профессора Геллера»  вторично прибыла в Москву. В  ее составе были шесть человек,  во главе — начальник управления  вооружения сухопутных сил подполковник  В. Менцель. Вновь все были  под вымышленными именами: купец  Ф. Тайхман (майор Чунке), тригонометр  В. Пробст (майор В. Ф. фон  Плото) и три промышленника: X. Штольценберг (химическая фабрика  «Штольценберг»), директор Г. Тиле («Райн-металл») и директор П.  Шмерзе («Гутехоффнунгсхютте»){15}. С советской стороны в переговорах участвовали Склянский, Розенгольц, члены ВСНХ М. С. Михайлов-Иванов и И. С. Смирнов, Лебедев, Шапошников, командир Смоленской дивизии В. К. Путна. {16}

Переговоры  сначала, однако, шли туго и сдвинулись с места лишь после того, как  Менцель на бумаге зафиксировал обещание предоставить 35 млн. марок в качестве финансового вклада Германии в налаживание  производства вооружений в России. После этого немецким военным  экспертам была предоставлена возможность  в течение трех недель провести осмотр советских военных заводов: пороховой  завод в Шлиссельбурге, оружейные  заводы в Петрограде (путиловские  заводы), Туле и Брянске. К удивлению  экспертов, они находились в хорошем  состоянии, но нуждались в финансовой поддержке и заказах. Германский список заказов составлял в основном ручные гранаты, пушки и боеприпасы. Розенгольц добивался его расширения заказами на авиамоторы, противогазы  и отравляющие газы. [81]