Первая русская революция

Будучи убежден в том, что социальные задачи - это прежде всего задачи общественного воспитания и их позитивное решение должно опираться на научную базу, Столыпин ставил вопрос о реформе образования в России, опять же связывая ее с заветами Конта, и даже выделил Московскому психологическому обществу большую по тем временам сумму в 2 тыс. руб. на премию за лучшую отечественную работу по социологии французского позитивиста. Журнал общества «Вопросы философии и психологии» дал объявление о конкурсе, впрочем, патриотично дополнив имя Конта именем философа Вл. Соловьева.

Столыпин написал ряд брошюр о высшей школе, соотношении общего и специального сельского обучения, классического и реалистического образования. Этим же вопросам посвящена третья книга его обширных «Очерков философии и науки» (1892). Центральные положения его рассуждений таковы: образование в крестьянской среде должно быть ориентировано на положительные сдвиги в деревне, доказательства преимуществ современной агрокультуры и хуторского землепользования; общее среднее и высшее образование должны положить в свою основу усвоение наук по их классификации Контом.

Аналогичные идеи высказывались и раньше. Так, Д. Писарев в 1865 г. выступал за необходимость перестройки гимназического и университетского образования в том же духе. Но Столыпин вносит поправки, исключая из шести абстрактных наук Конта (математика, астрономия, химия, физика, биология и социология) астрономию, поскольку она наука «конкретная», и настаивает на добавлении психологии, которую упорно игнорировал Конт. Необходимость такого добавления в систему наук подчеркивали многие русские социологи разных направлений. Подобная программа поможет привить учащимся идею о значении научно-философского подхода в мышлении, особенно в приложении к общественным явлениям, которые подчиняются всемирным законам. После обучения по такой программе у человека складывается целостная научная картина мира. Теперь можно перейти к профессиональному обучению — специализации в одной из дисциплин или виде деятельности. Столыпин настойчиво подчеркивал необходимость демократизации школы, «как можно большего распространения общего образования во всех классах общества».

Следующий пункт его предложений носит несколько курьезный и пристрастный характер. Он предлагает подвергнуть самой суровой критике способы преподавания и содержание учебных курсов по политической экономии, которая напоминает ему, скорее, «ретроградную метафизику», чем науку, имеющую дело с практическими вопросами. (В этой связи уместно напомнить, что и сам Конт считал современную ему политическую экономию «псевцонаукой».) Политическая экономия, утверждал Столыпин, исходит из вербальных призывов «свободы, равенства и солидарности», а должна исходить из естественных законов развития производства, которые постоянно указывают вектор социальной динамики: переход «от слабого к более сильному хозяйству». Попытка искусственно сохранить слабые хозяйства означает самоубийство социального организма. Нечто подобное происходит при консервации общины. Социологу это очевидно, поэтому он предлагал создать в университетах России кафедры истории и философии науки для изучения современных научных методов и кафедры социологии. Между тем Столыпин видел, что русская деревня после 1861 г. не возродилась. Через 30 лет, за два года до его смерти, голод по всей стране унес почти миллион жизней. Будучи формально свободным, русский крестьянин оставался в условиях общинного землевладения не свободным. Эти факты сильно травмировали Дмитрия Аркадьевича, искренне желавшего изменить ситуацию к общей пользе. Смерть этого незаурядного русского человека также была необычной. Уже в преклонном возрасте он стал ухаживать за своим еще более старым слугой, который заболел крупозным воспалением легких. Считая, что в комнате больного мало света, Столыпин переместил его в свой кабинет. Понимая, что болезнь может быть заразной, он запретил родным посещать себя, пока слуга не поправится. Но вскоре сам заболел и последние несколько дней жизни провел, диктуя очередную и последнюю социологическую статью. Закончив ее - умер. Похоронен Д.А. Столыпин в Новодевичьем монастыре в Москве.

Совершенно очевидно, что знаменитая столыпинская реформа была задумана Петром Аркадьевичем как многоаспектное изменение страны, включающее модернизацию земской управы и судебного дела, улучшение положения рабочих, новую организацию кредитного дела, проведение новых коммуникаций и т.п. Но сердцевину реформы составляли идеи преобразования общинного землевладения, обеспечение политики и практики переселения и нововведений в школе - все то, что предложил дядя П.А. Столыпина, книги и эксперименты которого тот, конечно, хорошо знал (благо, последние проводились в родовых поместьях). Но между ними были и серьезные расхождения. Если реформатор и администратор П.А. Столыпин стремился обойти вопрос о помещичьих владениях за счет казенных земель и перетряхивания общинных угодий, что особенно возмущало крестьян, то теоретик и экспериментатор Д.А. Столыпин предлагал помещикам передать большую часть своей земли в арендное хозяйствование тем, кто хочет на ней работать, и продавать ее по потребностям вольнонаемных арендаторов. Он, как и А. Фет, считал, что хотя община уже «разваливается от собственной бессвязности», следует остерегаться как ее «искусственного скрепления», так и насильственной ломки «во имя свободы». Ученый Д.А. Столыпин верил в силу примера, администратор П.А. Столыпин - просто в силу и форсировал реформу. Отсюда его готовность к репрессиям, а в итоге террор с двух сторон — официальный и подпольный. Оба принципиальных отличия предопределили пробуксовку реформ и даже их провал.

Что касается младшего племянника, о котором мы упоминали в начале статьи, то он Дмитрия Аркадьевича целиком поддержал и практически воплотил ряд идей о специфическом фермерском образовании для русских крестьян. Александр Аркадьевич Столыпин был журналистом, литератором и общественным деятелем, позитивистского склада, организовал и долгие годы возглавлял общество «Русское зерно», четко сформулировав его цели: помочь самой большой и самой бедной части русского народа -крестьянству выбраться из нужды в эпоху начавшейся земельной реформы через ряд воспитательных мер, и прежде всего посредством практического обучения у заграничных фермеров.

Общество «Русское зерно» было добровольным, его первоначальный фонд составлялся из членских взносов и пожертвований. Довольно быстро оно открыло свои отделения во многих губернских и даже уездных городах России, а также за границей, где возглавлялось членами-попечителями, которые избирались, как правило, из профессоров местных сельскохозяйственных школ и училищ. Их главной обязанностью было распределение русских практикантов по училищам и фермам, помощь в овладении иностранным языком и контроль за работой. В 1908 - 1915гг. общество послало за границу (Чехию, Словакию, Болгарию, Германию, Францию, Данию) и в отечественные образцовые хозяйства (Финляндию и Прибалтику) сотни практикантов (в основном мужского пола, в возрасте от 19 до 30 лет) из различных районов страны. Поражает высокий образовательный ценз практикантов, за плечами которых сельскохозяйственные школы, учительские семинарии, церковно-приходские школы, иногда среди них попадались даже гимназисты. Отбор проводился провинциальными отделениями общества, которые старались финансировать поездку через Земскую управу, московское же отделение снабжало сопроводительными письмами, документами, иногда деньгами.

Практиканты были обязаны составлять по особой форме отчеты об увиденном, сопоставлять свои наблюдения с отечественными реалиями, сообщать о планах, а вернувшись в Россию, писать письма о том, что и каким образом они пытаются применить из зарубежного опыта и каковы результаты. Письма за 1909 —1915 гг. составили интереснейший материал, позволяющий сделать ценные социологические обобщения, которые не потеряли актуальности до сих пор. А.А. Столыпин предложил назвать два обширных сборника этих документов незатейливо, но точно - «Письма крестьян». Среди тех, кто был послан за границу со всех губерний России, около 5% вели до командировки отрубное и хуторское хозяйство, остальные были общинниками или выходцами из сельской интеллигенции. После практики их взгляды радикально изменились — все приветствовали фермерский вариант землепользования. А.А. Столыпин внимательно следил за деятельностью вернувшихся питомцев. Лучшим хозяевам «Русское зерно» выделяло премии (до 1 тыс. руб.), но не деньгами, а по усмотрению крестьянина - племенным скотом, элитным зерном или сельскохозяйственными машинами на ту же сумму.

Находясь за границей, практиканты часто писали о том, что им «стыдно за родину», ибо они видели не экстенсивное натурально-примитивное хозяйство, как у нас, а интенсивное культурное хозяйство, зажиточный быт (многие корреспонденты подчеркивали: «дома фермеров, как у наших помещиков»), здоровый досуг (отсутствие бытового пьянства), высокую трудовую этику (воровать и лениться на работе - «себе во вред»). Всеобщее удивление вызывали при этом относительно небольшие размеры фермерских земельных участков. Вот одно из дословных свидетельств: «если бы русский крестьянин имел столько земли, то, конечно, убежал бы в город на фабрику или пошел бы с корзиной просить милостыню». Различия в сельском производстве и быте за рубежом и на родине практиканты объясняли научной организацией труда, обилием машин и механических приспособлений, учетом новейших разработок аграрной науки, а также уважительными межчеловеческими отношениями. Кстати, на этом основании «Русское зерно» составило список отечественной и переводной литературы для сельских библиотек о самых передовых методах мирового сельского хозяйства.

Вначале общество посылало практикантов к тому или иному фермеру по одному, но позднее увеличило их число до двух-трех человек. Тем самым снималось ощущение одиночества и, кроме того, обсуждение увиденного носило коллективный характер. В конце своей деятельности общество стало практиковать выезд за границу целых делегаций (до двух десятков человек и больше). Обычно срок командировки ограничивался девятью месяцами, но некоторые (в зависимости от типа хозяйства) оставались на два года. По многочисленным свидетельствам, за время заграничной практики менялся не только внешний вид русских крестьянских ребят (городская, относительно модная одежда), они усваивали преимущества аккуратности, чистоплотности, благовоспитанности. Примечательно, что по возвращении на родину питомцы «Русского зерна» нередко сталкивались с апатией и враждебностью земляков. Психология грубосколоченного коллективизма не совмещалась с личной ответственностью и свободой фермеров. Выходец из вологодской деревни писал, что после его рассказов соседи заявили ему: сегодня выйдешь из общины на хутор, а «завтра его сожжем». Другой свидетельствовал, что, когда он на сходе начал говорить о хуторских хозяйствах как лучшем и верном способе достичь благополучия, «вопли, крики, ругань заглушали мои доводы». Реакция на рассказы третьего о зарубежном опыте и экономическом процветании (личные велосипеды у фермеров и подписка на прессу) была относительно безобидной по форме, но тоже весьма характерной: их назвали «враньем» и осмеяли. Впрочем, такое отношение общинников не обескураживало деятелей «Русского зерна». Сам Столыпин строил планы относительно еще более широкого и комплексного развития учебного дела и профессиональной специализации русского крестьянства, полагая этим конкретно помочь реформе, затеянной его братом, и надеясь реализовать некоторые намерения дяди. Воистину задача аграрной реформы становилась их «семейным делом».

Октябрьская революция выбросила Д.А. Столыпина в эмиграцию. «Столыпинские» опыты закончились, в России торжествовали другие экспериментаторы. Многие общины (а за восемь лет реформы общину покинуло 26,1% крестьян) были восстановлены. Прошло время, и на исторической арене страны уже в наши дни появились новые экспериментаторы. А проблемы аграрной России не исчезают и по-прежнему ждут своего решения.