Мосонское движение в России

     Российская  общественная мысль в Екатерининское время существенно быстрее двинулась  вперёд по пути естественного примирения безыскусственного религиозного идеализма столичной Руси с новыми веяниями просветительной эры, нашедшей себе отзвук в реформированной России; это примирение просто могло отыскать для себя точку опоры на почве увлечения религиозно-нравственным содержанием масонского учения, и мы видели уже кое-какие признаки данной способности ещё в конце предшествующего царствования. Но совместно с тем развитие ордена вольных каменщиков шло у нас медлительно: масонству недоставало прочной организации, так как  не было тогда и не могло ещё  быть посреди российских людей энергичных фанатиков масонской идеи, которые употребляли бы ее сообразно с пробудившимися потребностями государственного сознания: самые потребности были ещё в зародыше. Вот почему будущие столпы российского масонства, вроде  Елагина, не видели и могли созидать тогда в учении ордена ничего притягательного. Для того, чтоб масонство получило обширное распространение, чтоб оно могло сделаться тем российским публичным движением, каким мы увидим его потом, до этого всего нужен был факт образования первой  российской интеллигенции, а для этого будущим ее представителям предстоял ещё серьёзный подготовительный искус, им пришлось ещё пережить глубочайшее внутреннее потрясение, испытать ужасное состояние душевного раздвоения и страданий от утраты былой душевной цельности: лишь тогда они вновь обратятся к забытому масонству, чтоб в учении ордена отыскать спасение от терзавших их колебаний и душевных мук. Этим искусом было для российского общества насаждённое руками просвещённой императрицы с необычайной быстротой охватившее широкие публичные круги.   

            Как направление скептическое, вольтерианство  не могло быть прочным в  это время пробуждающейся российской  мысли; она лишь ещё начинала  жить и тем самым не могла  направиться сходу по пути  разрушительного отрицания. Поэтому вольтерианство XVIII века, нежданно прервавшее естественный ход публичной мысли, было лишь просто привившейся модой. Это было, хотя и поверхностным, но тревожным явлением, которое способствовало широкому публичному развращению. Глубочайшее сознание публичной угрозы и необходимости серьёзной борьбы с тлетворным влиянием “вольтерианства” и послужило той почвой, которая породила первые кружки российской интеллигенции, а роль главенствующего ее орудия  в данной борьбе сыграло масонство. Вот с этого момента  масонство в России становится российским масонством, несмотря на его иноземное происхождение и на иноземные формы; даже содержание его было чужим, но оно было согрето российским духом проснувшегося государственного самосознания и потому может быть по всей справедливости названо первым идеалистическим течением российской публичной мысли. В этом, кажется мне, и заключается большая значимость нашего масонского движения в XVIII веке. В течении практически десяти  лет от начала нового царствования масонство развивается сравнимо медлительно, хотя и заметны кое-какие признаки рвения к более прочной организации ордена путём сношений с Германией: так, основанная в 1762 году ложа “Счастливого Согласия” получила признание и покровительство со стороны берлинской ложи. В это время практически везде проникли в Европу так называемые “высшие степени”, и это движение немедленно отразилось в России. Конкретно после водворения в Германии тамплеерства, германская ее форма под именованием “Строгого наблюдения”, была введена и в Петербурге. Высшие степени данной системы, с их рыцарскими одеяниями и украшениями, воспользовались посреди российского дворянства огромным фуррором. Но посреди наилучшей части российской интеллигенции серьезное Наблюдение вызывало совсем отрицательное отношение. Поэтому ложи, принадлежавшие к тамплеерской системе, часто вырождались в  “шумные праздненства”. 

            Реальная история масонства в  России начинается только в  70-х годах, когда сразу появляются  у нас две масонские системы, пользовавшиеся крупным фуррором. Ложи этих систем,- так называемых Елагинской и Циннендорфской (шведско-берлинской),- работали в это время в первых трёх степенях “иоановского” либо “символического” масонства, преследовавшего цели религиозно-нравственного воспитания человека. Российские масоны работали над очищением от пороков греховного человека. Таковая масонская мораль оказала благотворное влияние на общество, служа в то же время реакцией против престижных чтений  западно-европейской скептической мысли. 

            Основная роль в этот период  истории российского масонства  принадлежит известному Елагину,  благодаря которому в российском  масонстве опять начало преобладать  английское влияние. Но скоро “обществу Елагинской системы” пришлось встретиться и вступить в борьбу с проникшей в Россию новой формой германского масонства, с так называемой Циннендорфской либо, точнее и правильнее, шведско-берлинской системой. 

            Таким образом, в начале семидесятых годов в России сходу возникают две прочных масонских организации, которые немедленно вступают меж собой в борьбу за преобладающее влияние в стране. Это соперничество сходу оказалось для одной из сторон,- германской совсем непосильным. Поэтому германской ложе ничего не оставалось делать как обратиться к Елагину. А так как отношение братьев Елагинского общества к масонству  не было довольно серьёзным, то Елагин просто поддался убеждениям Рейхеля, главы германской ложи, соблазнившись обещаниями последнего снабдить его истинными актами, в которых так нуждался Елагин для собственных работ и которых страстно жаждало его масонское сердце. Как бы то ни было, но Рейхель искрометно выполнил свой план: 3 сентября 1776 года состоялось соединение Рейхелевских и Елагинских лож, при чём Елагин отказался от английской системы и дал обещание ввести в собственных ложах работы по шведско-берлинской системе. Рейхелю казалось, что в Россию опять возвращается счастливый век Астреи, но  его надеждам не суждено было сбыться, и главенство шведско-берлинской системы в России оказалось очень непродолжительным. Соединение Елагинских и Рейхелевских лож не прошло без трений, в среде подчинённых им братьев произошёл раскол, который повёл потом к новым исканиям “истинного” масонства и к подчинению российских лож Швеции. Но дни шведско-берлинской системы были сочтены. Скоро, из Берлина была прислана бумага, в которой выражалось желание учредить новенькую Великую Национальную ложу в Петербурге. Елагин, повидимому, скоро разочаровался в данной системе и, возможно, в течение ближайших лет возвратился к английскому масонству. Дальнейшая судьба Елагинских лож неизвестна до самого их закрытия в 1784 г. По рассказу масона Л...Ра, российские ложи в этот период времени работали совсем беспрепятственно, но в 1784 г., По неизвестным причинам, работы Елагинских лож были приостановлены по желанию провинциального гроссмейстера и с согласия членов лож, но без приказания со стороны высшего правительства; вследствие чего императрица удостоила передать ордену, что она, за добросовестность ее членов избегать всяких контактов с заграничными масонами, при реальных политических отношениях, питает к ним огромное уважение. Елагин вернул свои работы только в 1786 г. И при том на новейших основаниях, о которых речь будет ниже. В рассматриваемый мной момент преобладание переходит на сторону новой, шведской системы, циннендорфство же скоро исчезает совершенно. 

     ТРЕТИЙ  ПЕРИОД   (1781-1792):

     ПОИСКИ  ВЫСШИХ СТЕПЕНЕЙ И  ПОБЕДА РОЗЕНКРЕЙЦЕРСТВА

     (НАУЧНОЕ  МАСОНСТВО)

     Из  произнесенного выше вытекает, что масонская деятельность в Петербурге во второй половине семидесятых годов носила, хотя и беспорядочный, но совсем оживлённый характер. ”Шатания” братьев из стороны в сторону, нежданные переходы от одной системы к другой,- от серьезного Наблюдения к английскому масонству, от Елагина к Циннендорфу, далее от шведско-берлинской системы к шведскому тамплиерству и, наконец, от шведской системы к розенкрейцерству,- всё это свидетельствует о том, что в российском масонстве стали проявляться какие-то новые лихорадочно-беспорядочные искания, что российское общество стало предъявлять к масонству новейшие требования и жадно находить в нём ответов на пробудившиеся вопросы. Уже шведско-берлинская система, в противоположность английской, дала некое ублажение масонам, искавшим истины. Но тем не менее Рейхелевское масонство скоро разочаровало большая часть братьев, и причина этого явления просто может быть разгадана; Новиков показывает на неё, говоря: “привязанность всех к сему масонству умножилась, а барон Рейхель больше четырёх либо пяти, не помню, градусов не давал, отговариваясь тем, что у него нет больше позволения, а обязано искать”. Тут, в этих словах, вся история дальнейшего развития масонства в России: ясно, что “нравственные преподаяния” масонства первых трёх степеней закончили удовлетворять российских братьев;- воспитанные вольтерианством разумы требовали другой пищи, сообразно с пробудившейся жаждой просвещения, но пища эта обязана была иметь противоположный вольтерианству, не скептический, а обязательно религиозно-идеалистический характер, не разрушая, а уплотняя и уместно обосновывая врождённые начала нравственности и религиозности. Так как вольтерианство опиралось на западно-европейскую науку, то и борьба против него нужно нуждалась в том же оружии, выходившим за пределы бледного масонско-христианского нравоучения. Таковая конкретно “наука” сделалась насущнейшей потребностью российской интеллигенции и, при слабом развитии критической мысли, обязана была привести в конце концов к страстному увлечению масонской мистикой и натурфилософией. На данной почве, вправду, и сошлись фаворитные российские масоны всех, даже враждебных друг другу систем. Сейчас перейдём к описанию внешнего процесса наших масонских исканий в конце 70-х и в начале 80-х годов. 

     Мы  относим сюда время увлечения  российских масонов шведским тамплиерством, хотя и считаем начало третьего и  последнего периода интенсивной  жизни российского масонства XVIII века только с 1781 года потому, что чувство  неудовлетворённости данной системой было главной предпосылкой введения у нас розенкрейцерства и более броским показателем того, в какую сторону были ориентированы рвения российских братьев. 

         Итак, желание проникнуть в тайны  высших степеней, не получившее  ублажения в Рейхелевском масонстве, навело российских братьев на мысль обратиться за новыми “градусами” к западно-европейским источникам. Принадлежа ранее к шведско-берлинскому масонству, они естественно поразмыслили о Швеции. Таким образом в 1778 г. Был основан в Петербурге Капитуль Феникса, узнаваемый под именованием Великой государственной ложи шведской системы. Став таким образом в тесную зависимость от Швеции, российские масоны думали, что наконец получат оттуда высшие орденские познания, но скоро им пришлось в этом жестоко разочароваться. С этого момента кончается доминирующее значение Петербурга в истории российского масонства: первенствующая роль сейчас переходит к столичным ложам, в которых сосредоточились фаворитные российские интеллигентные силы. 

     Посреди фаворитов столичного масонства основное место занимал бывший сотрудник Рейхеля князь Н.Н.Трубецкой, мастер ложи Озириса, не примкнувший к союзу Елагина и Рейхеля. Вообще московские ложи сильно страдали от отсутствия стройной организации и единства, и развитие тут масонства шло по сравнению с Петербургом совсем туго до тех пор, пока во главе его не стали главные деятели столичного братства - Новиков и Шварц, приехавшие в Москву в 1779 году. Они дали массивный толчок быстрому развитию масонства во всей России, положив начало самому блестящему периоду его существования, связанному с введением розенкрейцерства. Меж тем дела масонские шли в Москве плохо: основная из лож, князя Трубецкого, “весьма умалилась и члены отставали”, поэтому более ревностные масонские братья учредили своеобразную ложу Гармония, состоявшую из малого числа членов ложи.В ее состав вошли: Н.Н.Трубецкой, Новиков, М.М.Херасков, И.П.Тургенев, А.М.Кутузов и остальные. Допущен был в эту ложу и Шварц. Он скоро отправился в Курляндию для того, чтоб отыскать истинные акты. Приехав в Курляндию в 1781 г. Шварц получил от профессионалы Курляндской ложи два письма, которые решили дальнейшую судьбу российского масонства.                 

     Таким образом Шварц стал главой российского розенкрейцерства и со его  возвращения из-за границы (нач.1782 Г.) И до его погибели (нач. 1784) Московские масоны приняли двоякую компанию: во-первых, высший рыцарский градус серьезного наблюдения, члены которого, сосредоточившиеся в двух капитулах-Трубецкого и Татищева, управляли фактически масонскими ложами, им подведомственными, и, во-вторых, розенкрейцерство, во главе которого стал Шварц. 

            За временное принятие “рыцарского  градуса” московские масоны были  вознаграждены получением “Теоретического  градуса Соломоновых наук”, содержавшего, не считая ритуалов теоретической степени, главные начала розенкрейцерской науки, которой они так страстно добивались. В половине 1782 года состоялся общемасонский конвент в Вильгельмсбаде, на котором система серьезного Наблюдения была резко преобразована путём отграничения от ордена тамплиеров. Таким образом, рыцарство было формально разрушено и Россия получила признание 8-ой провинцией серьезного Наблюдения. 

            Количество масонских лож, подчинённых  столичной префектуре, скоро увеличивалось.  После погибели Шварца верховным предстоятелем розенкрейцерства был назначен барон Шрёдер, который приехал в Москву около 1782 г. Но он не воспользовался особенным влиянием в Москве и скоро разошёлся с русскими розенкрейцерами из-за денежных расчётов. В 1784 г. Развитие розенкрейцерства несколько затормозилось объявлением “силанума”(молчания), последовавшим от высших орденских начальников. К 1785 году работы возобновились. Но судьбы розенкрейцерства близились к развязке. В 1786 г., Возможно, вследствие каких-или правительственных распоряжений, все масонские ложи, находившиеся под управлением столичного братства, были закрыты. Правительственные гонения не помешали работам ни лишь розенкрейцеров, но и “теоретического градуса”: братья продолжали собираться “в тиши” и даже пытались  печатать “орденские” книги в тайной типографии. Но уже в конце 1786 г. Шрёдер сказал, что с пришествием 1787 года все орденские собрания, переписки и сношения отменить. Но несмотря на это собрания продолжали проходить по четыре, пять раз в год, но равномерно число братьев таяло и в сущности в 1787 году с розенкрейцерством было покончено. И императрица оборвав своим ударом в самом конце нить развития розенкрейцерства, лишь способствовала неудачному его возрождению в начале XIX века, когда российское сознание опередило масонскую “науку” и в ложах находило другой современной пищи: связь масонства с политическими движениями первой  четверти нового века ясно показывает на просыпание уже совсем других интересов, использовавших орден, как форму, как прекрасную организационную школу, и влагавших в него новое, более глубочайшее публичное содержание. 

     Таким образом и в розенкрейцерстве была положена в базу та же общемасонская нравоучительная сторона, ничем не отличающаяся от обыкновенного масонского рвения к нравственному самосовершенствованию, придававшего ему черты собственного рода “толстовства XVIII века”.Но главной притягательной силой розенкрейцерства была его “научная” часть. Масонам эта наука досталась через посредство одного из “мудрых”,- Соломона, который “есть один из искуснейших в нашей науке, и в его времена было много философов в Иудее”. Они соединились и “представили философическое дело под видом сооружения Храма Соломонова: эта связь дошла до нас под именованием Свободного каменщичества, и они по справедливости хвалятся, что взяли своё начало от сооружения храма”. Сначала все масоны были философами, но потом профессионалы стали скрывать объяснения символов и загадочных обрядов. Истинная премудрость, нашедшая себе отражение во многих мистериях древности, учреждённых избранниками, в конце концов, таким образом, досталась розенкрейцерам, которых загадочные начальники и являются в настоящее время единственными ее обладателями. Их “собратство” держит себя сокровенно: они находятся “в некой части этого видимого мира, как в наружном раю, где они творят и исполняют великие и удивительные чудеса, потому что они владеют сокровищами рудного минерального царствия: эти чудеса сохраняются для великого дела (une grande oeuvre), которое раскроется в своё время и час, что случится тогда, когда воздвигнется род, рождённый для части более чистой либо более возвышенной Божественного любомудрия”. Таким образом, познание высших загадок природы сводится у розенкрейцеров к “сокровенным наукам”- к магии ( естественно, ” божественной”, а не какомагии !), кабале и алхимии. Нам неизвестно, каких ступеней достигли российские братья в розенкрейцерстве и как пошли они в собственных работах дальше “теоретического градуса”, но из показаний Новикова видно, что многие из них были “приняты в орден”. Поэтому интересно будет познакомится с тем, что составляло предмет “работ” в высших степенях розенкрейцерства: конкретно тут раскрываются дикие нелепости и по ним можно судить о тех печальных результатах, к которым пришло российское масонское движение, вызванное живыми потребностями публичной мысли и запутавшееся в конце концов в дебрях магии и алхимии вследствие недостаточной подготовленности российского разума к восприятию истинной науки. Познание природы сводилось в конечном счёте к исканию философского камня, обращающего неблагородные сплавы в золото, панацеи либо “ всеобщего универсального врачества” и к “божественной магии”, то есть к попыткам входить в сношения со светлыми духами, а познание Бога - к мистическим толкованиям Священного Писания. Не может быть сомнения в том, что вся розенкрейцерская “наука” была в Западной Европе явным анахронизмом. Ее дикие крайности и в России, естественно, не были явлением, благоприятно отражавшимся на нашем публичном развитии, так как отвлекали российский “ум, ещё в суждениях зыбкий”, от обычного пути к усвоению настоящей европейской культуры. Но в российском розенкрейцерстве были и свои отличные стороны, не прошедшие бесследно для истории нашей культуры и объясняющие, почему примкнули к этому движению фаворитные интеллигентные силы  России. До этого всего принципиально, что это было первое у нас интеллигентное публичное течение, в первый раз сплотившее российских людей и направившее их в сторону служения публичным нуждам и интересам в формах широкой благотворительности и борьбы против “вольтерианства”, поколебавшего верный ход нашей культуры. Всем известна филантропическая деятельность российских масонов XVIII века, и не случаем, естественно, почвой, на которой она появилась, было розенкрейцерство: конкретно розенкрейцеры открывали больницы и аптеки, создавали успехи российского просвещения, шли на помощь голодающей России своею “братской” любовью к человечеству. Розенкрейцерство, бывшее на Западе явлением умственной отсталости, у нас было совершенной новостью, и в первый раз давало русскому обществу известное миросозерцание, какое,- это вопрос другой,- но принципиально, что оно было дано, что в первый раз, благодаря розенкрейцерству, была создана его необходимость. Это была первая философская система в России, которая, составляя определённое идеалистическое мировоззрение, сыграла немаловажную просветительную роль в XVIII веке: удачно борясь с влиянием чуждого русскому духу вольтерианства, розенкрейцерство, несмотря на свои дикие крайности и смешные стороны, воспитывало, дисциплинировало российские разумы, давало им в первый раз серьёзную умственную пищу, приучало,- правда, помощью мистической теософии и масонской натурфилософии,- к неизменной, напряжённой и новой для них работе отвлечённой мысли. Также,  ещё одна сторона розенкрейцерства,- не лишь, естественно, переводы мистических книг, сделанных русскими масонами, но основным образом самостоятельные пробы масонского творчества и в особенности рrьчи в собраниях братьев, непременно внесла свою долю и в дело обогащения русского  литературного языка.