В архивах немало дел, в коих наряду с обвинениями в побоях, мужья  обвиняются в расхищении приданого  жены. К сожалению, побои были распространены, и снисхождения не делалось даже для престарелых женщин. К примеру, жена бригадира Мария Потемкина просила Синод с мужем ее развести, так как тот бил ее, несмотря на семидесятилетний возраст супруги. В архивах есть и такие дела, в которых побои мужей приводили к смерти жен. Синод же приговаривал виновных к церковной епитимье. А тем временем законодательство декларировало права супруги. В Уставе Благочиния, принятом в 1782 году, провозглашались некоторые принципы взаимоотношений супругов: «.Муж да прилепится к своей жене в согласии и любви, уважая, защищая и извиняя ея недостатки, облегчая ей немощи, доставляет ей пропитание и содержание по состоянию и возможности хозяина, жена да пребывает в любви, почтении и послушании к своему мужу...».

     Здесь мы отчетливо видим общую тенденцию, характерную для всей системы  семейного права указанного периода. Заявленные нормы, в данном случае очень  схожие с текстом Нового завета, были не более чем благим призывом.

2.2 Отношения между  родителями и детьми

     Нравственно-религиозная  ориентация семьи была направлена на авторитет ее главы, почтение к старшим, уважение мнения родителей. Данная позиция, во многом оправданная, приводила к зависимости детей от родителей в силу не материальных соображений, а воспитания, насаждавшего идею покорности. В этом вопросе большая роль отводилась церкви.

     Трудно  с точностью восстановить нравственно-бытовую  жизнь того времени. Ориентация церкви на аскетизм, покорность приводила  к тому, что дети почти не оказывали  сопротивления родителям при  расхождении их интересов. Проникнуть в существовавшую систему воспитания отчасти может помочь Домострой: «А пошлет Бог у кого дети сынове или дщери: ино имети попечение  отцу и матери о чадех своих: снабдити их и воспитати в добре наказании: и учите страху Божию и вежеству и всякому благочинию...». Права  родителей не только охранялись в нравственном смысле, но и защищались в церковном суде. В компетенцию патриаршего суда входили дела о неповиновении детей родителям.

     Высокий авторитет родителей был подтвержден  и Соборным Уложением. Более того, Соборное Уложение предусматривало  за убийство детьми родителей смертную казнь, а в противоположном случае только тюремное заключение сроком на один год. Дети, в свою очередь, не только не могли получить поддержку из-за незаслуженных обид — им строго запрещалось вообще жаловаться на родителей.

     В Домострое есть совет, как воспитывать детей, который по жестокости превзошел все законоположения: «Казни сына своего от юности его и покоится тя на старость твою, и дает красоту души. твоей. И не ослабляй бия младенца: аще бо жезлом биеши его, не умрет, но здравие будет...». Можно сказать, что церковь и государство не только не ограничивала родительскую власть, но и поощряли их злые действия.

     В XVIII столетии произошли изменения  в. общественной жизни и семья  уже не могла находиться в прежнем  замкнутом состоянии. Однако политика государства была неизменна в  защите исключительно родителей  в ущерб интересам детей. В 1767 году по указанию Екатерины II Сенат рассмотрел челобитную князя Мещерского, в коей он просил отобрать у сына купленное отцом недвижимое имение в Костромском уезде по причине «невоздержанного» его житья. В указе Сената нет следов расследования с целью установления, в чем выразилось «невоздержанное житье», что не помешало Сенату безоговорочно встать на сторону Мещерского-старшего.

     Очередной мерой, подтверждавшей родительский произвол, было введенное в 1775 году право родителей  помещать детей в смирительные дома (здесь не идет речь о больных  психическими заболеваниями).

     Другой  важной проблемой было регулирование  имущественных отношений между  родителями и детьми. Сохранилось  немного источников, по которым можно  восстановить содержание имущественных  прав детей. Ясно, что родители пользовались и распоряжались имуществом без  участия своих несовершеннолетних детей. Это было неизменным на протяжении всего изучаемого времени. В начале XVI в. мать и отец приобретали собственность в вечное владение, т. е. в случае их смерти данная собственность передавалась детям. Но при жизни родителей дети не обладали никакими, правами. Государство не вмешивалось в процедуру передачи земельных наделов из одних рук в другие. При вступлении детей в брак родители могли выделить им земельную собственность, но, видимо, могли и отобрать ее. Государство не уберегало даже совершеннолетних детей от произвола родителей. Позже любая передача земельной собственности происходила под контролем государственных органов, которые брали за это пошлину и записывали факт передачи земли новому владельцу.

     В XVIII в. положение дочери резко меняется к лучшему — она приобретает  полные права на полученное приданое, к которому муж ее не имел никакого отношения. Сын же, лишившись приданого  жены, не получал взамен гарантированного законом награждения от родителей. При жизни отца и матери сын, независимо от того, был ли он совершеннолетним, имел ли жену или нет, не располагал своей собственностью, полученной от родителей, коей он распоряжался бы самостоятельно.

     Долги, оставшиеся после смерти отцов, дети обязаны были платить. Только в указе 1660 года было запрещено взыскивать долги с детей, если умерший не оставил после себя собственность, «коим после отцов их пожитков не осталось». Новый указ воплощайся в жизнь с трудом. Когда правонарушение, за которое полагалась конфискация имущества, совершал сын, то родителям было легко доказать, что деревни и дворы являются их исключительной собственностью, потому что они при своей жизни не передавали собственность сыну в безраздельное пользование. Нередкой была практика, когда, должник, не желая уплачивать долг, переоформлял свое имущество на ближайших родственников. Такие сделки признавались незаконными.

     Итак, правовое регулирование семейных отношений  на протяжении нескольких столетий оставалось сугубо патриархальным.

Глава III. Прекращение брака

     Брак  представлял собой освященный союз мужчины и женщины, который должен был длиться всю жизнь супругов. Какие-либо попытки расторгнуть  узы брака рассматривались священнослужителями  как посягательство на христианскую идею о единстве семьи, почему и не находили сочувствия у церкви и государства.

     Брак  прекращался в связи со смертью  или гибелью одного из супругов, разводом по основаниям, предусмотренным  законом и признанием брака недействительным.

1.   Прекращение брака в связи со смертью одного из супругов

     Смерть  одного из супругов прекращала брачный  союз: «Жена связана законом, доколе жив муж ее; если же муж ее умрет, свободна выйти, за кого хочет...». Оставшийся в живых супруг приобретал статус вдовства, признававшийся только за законными  супругами. Если после смерти мужа выяснялось, что у него не одна жена претендует на роль вдовы, то законодатель должен был определить, которая из претендующих является законной: одна из жен ничего не получала, хотя могла быть невиновной в двоебрачии умершего супруга.

     Не  простым был вопрос об определении, которая из жен является законной, он часто нуждался в тщательном расследовании. В XVI столетии отсутствовало правовое понятие — вдовье обеспечение. Вдова  получала свое приданое назад и в  зависимости от его содержания была соответственно обеспечена. Великий  князь имел право наделить вдову  частью из имущества ее покойного  мужа. Кроме того, вдова могла  владеть жалованной вотчиной мужа, если эта вотчина была пожалована ему вместе с женой, о чем имелась  запись в грамоте. Существовала категория  вдов, которые, не имея приданого в  виде земельной собственности, после  смерти мужей оставались без какого-либо обеспечения. В таких случаях они, вероятно, обращались к великому князю, чтобы он дал им на прожиток.

     В начале XVII в. вдова распоряжалась  выслуженной или пожалованной вотчиной до нового замужества, когда вотчина  у нее отбиралась, и она награждалась деньгами. Законодатель постепенно запрещал вдовам владеть вотчиной, даже если у них ничего другого не было, и стремился заменить вотчину  поместными землями. Соборное Уложение разрешило давать в прожиток бездетной  вдове выслуженную вотчину, если у умершего мужа не было ни поместья, ни купленной вотчины: «...женам давати на прожиток из выслуженных вотчин, по их живот по разсмотрению», Полученной вотчиной вдова не могла распоряжаться: «А тем вдовам тех выслуженных  вотчин не продать, и не заложить, и  по душе не отдать, и в приданые за собою не писать».

     Прожиточное поместье вдовы находилось под охраной  государства. Вдове можно было выходить замуж вместе с вдовьим поместьем в качестве приданого (указ 1619 — 1620 гг.). Затем это было подтверждено Соборным Уложением. Размер прожитка вдовы зависел от обстоятельств гибели мужа. Он увеличивался при гибели мужа во время службы государю. В следующие годы размер прожитка носил казуальный характер и касался определенной группы служилых людей. В Соборном Уложении этот размер прожитка получил законодательное утверждение на будущее время. Таким образом, «норма казуального происхождения и назначения обретала характер общего закона». Что представлял собой наибольший вдовий прожиток, т. е. 20 четвертей (четей) земли, можно судить по следующим данным: княжеская вотчина в среднем состояла из 351,7 четвертей земли. Владения до 100 четвертей рассматривались как мелкие.

     Был еще один способ обеспечения вдов, у которых не было средств для существования. Вдовы обращались в Синод за разрешением постричь их в монастыри без вкладов. Рассматривая прошения такого рода, Синод практически всегда давал разрешение на помещение вдов в монастыри. В 1761 году Екатерина II повелела учредить дом, в котором предполагалось содержать заслуженных людей жен во вдовстве, покровительства и пропитания не имеющих.

     Таким образом, государство немало внимания уделяло вдовам и вдовцам. От случайных, негарантированных сумм вдовьего прожитка до большей стабильности в обеспечении  — таков путь законодательства. Лучше всех, несомненно, были обеспечены вдовы, чьи мужья владели движимой или недвижимой собственностью —  все остальные категории вдов не располагали гарантированным  пенсионом, те же, кто им располагал, влачили нищенское существование. Единственным выходом избежать бедности было новое замужество.

     Существовал еще один вид прекращения брака  смертью: не физической, а мирской: «...аще  же составлящуся браку, или муж един, или едина жена внидет в монастырь, да разрешится брак и без распустныя вины, егде убо лице вшедшее в  монастырь, мнишеский образ приимет...».

     Уход  в монастырь был своеобразным способом ликвидации брака, имевшим  принципиальные отличия от прекращения  брака смертью; уход в монашество должен был быть добровольным поступком  одного из супругов, оставшийся в миру супруг обязан был дать свое согласие и отказаться от повторного брака; разрешение на уход в монастырь давали высшие церковные власти. Следовательно, уход в монастырь был осмысленным  поступком, разрывающим супружество, но не обязательным для верующих.

     Постриг жены или мужа должен был быть добровольным решением, поддержанным оставшимся в  миру супругом. Однако принуждение  к пострижению, по-видимому, было широко распространено. Так, в поручной 1667 года, данной посадскому человеку в  связи с направлением его с  женой в деревню на уборку ржи, записано, что муж обязуется не постригать жену в монашество «без ведома властелина» (властелином являлся  архимандрит Тихвинского монастыря, на территории которого жили посадский  с женой). Обычным мотивом для  ухода в монастырь выставлялась болезнь. Церковь, в свою очередь, отрицательно относилась к данной причине для принятия иноческого сана. Исключение делалось только для престарелых людей. Церковь вообще отрицательно относилась к пострижению от живых жен и мужей, всегда усматривая в таких поступках принуждение.

     В 1726 году Синод разбирал дело о пострижении Агафьи Висленевой. Муж, прожив с ней двадцать семь лет, пригласил монаха и заставил жену постричься, предварительно вынудив ее написать документ о том, что она отдает ему свое приданое имение. Агафья пожаловалась на мужа в Синод, и постриг был аннулирован. В 1731 году Синод разбирал жалобу жены курского помещика Марфы Клементьевой, насильно постриженной в монахини. Муж явно хотел жениться на другой, поэтому сначала угрожал ее убить, а потом насильно постриг и выгнал из дома: пострижение было незаконным и монастырь ей определен не был.

     Подобные  юридические казусы позволяют сделать  вывод о том, что к XVIII веку действующие правила расторжения браков перестали уже устраивать в первую очередь мужей. Это становится еще более очевидно из анализа следующего параграфа.

3. 2 Развод