Догматика Альбигойских ересей

«Катары считали, что все зло на земле – всякого  рода притеснения, несправедливости, социальное неравенство – вызвано дьяволом, а так как церковь оправдывала господствующий несправедливый строй, то она являлась пособницей и соучастницей преступлений князя преисподней»¹² Так же катары ругали церковь за театральность обрядов и блеск богослужения, за блекс и роскошь прелатов отвлекающих от помыслов о Боге (падение церкви начинали с папы Сильвестра 1 (314-335г.г.) – превращение христианства в господствующую религию, началось ее обогащение и союз с имперской властью). Исходя из постулата о принадлежности церкви Сатане они отрцали «таинства, обедни, представительство Девы Марии и святых, чистилище, мощи, иконы, кресты, святую воду, индульгенции и вообще все то, что по словам священников, обеспечивало верным вечное спасение, равным образом катары осуждали десятинный налог и приношения, которые делали для духовенства прибыльным делом присвоенную ими себе заботу о спасении душ».¹³ Кроме того катары старались разоблачить церковь и уличить ее во лжи. «Они сделали образ Божьей Матери и нарисовали ее кривой и безобразной, говоря, что Иисус Христос, чтобы показать  свое смирение, нарочно избрал Себе в матери такую безобразную женщину; затем они стали творить этим образом чудеса исцеления, притворяясь для этого больными; образ этот быстро прославился настолько, что многочисленные копии с него помещались повсюду в церквях и часовнях, пока еретики, к великому соблазну верных, не открыли своего обмана. Нечто подобное проделали и с распятием, у которого недоставало верхней перекладины и на котором ноги Спасителя были сложены крестом и прибиты тремя гвоздями. Этот новый тип распятия вызвал много подражаний, пока, к великому смущению, верных, не открылось, что он был сделан катарами в насмешку».¹⁴ Катары не имели собственных церквей, а сходились на молитву где придется (поле, амбар, дом), в убранстве все было строго и скромно – стулья, стол накрытый белой скатертью и романский перевод Нового Завета. Службу вел старший из «совершенных» или специальный епископ, они читали и давали свое толкование мест из Нового Завета, пели молитву Господню («Отче наш» - единственная молитва которую они признавали и пели ее по греческому образцу), завершалась служба коленопреклонение и благословением.¹⁵

Причастие было простым обрядом благословения  хлеба, но хлеб этот был дороже обычного, но не имел такой высокой ценности как у католиков (он был особо почитаем только в местах сильных гонений на катар, как символ единства). Про катар и их таинства пускались разные скверные слухи (ели прах сожженных младенцев, придавались массовым оргиям, вызывали дьявола), эти слухи распространяли католическая церковь, чтобы опорочить ересь в глазах масс, хотя сами легаты и прочие представители верхушки католического духовенства признавали высокие моральные качества еретиков.¹⁶ Исповедь (appareillamentum) мог принять любой из «совершенных», она проходила либо публично, либо приватно, священник снимал с кающегося грехи и жизнь катара направлялась по прежнему пути. Катары не отвергали основных христианских праздников: Рождество, Пасха, Троица, но вкладывали в них свой смысл (Пришествие Христа в царство зла, победа Христа над Сатаной, день основания церкви катаров и снисхождения на «совершенных» Святого Духа), не праздновали еженедельного воскресения. У катар были свои епископы и священники – диаконы, (старшие из числа наличных «совершенных»), епископ мог осуществлять все обряды, ему помогали два наперстника, которые затем замещали его. Верховного главы церкви у катар не было, на Соборе катар 1167 г. (о котором я расскажу ниже) председательствовал прибывший из Византии «патриарх» Никита, но больше случае в подчинения епископов кому-либо не зафиксировано.¹⁷ 

Печальные бледные  лица, тихий голос, скромная походка, смиренный вид, поникший взор были признаками катар. «Верные» должны были усердно  трудиться и копить деньги на черный день (опала), они содержали «совершенных», духовенство, больных и бедных братьев, была общая казна, которую тратила на общественные нужды. Экономическое развитие Лангедока во многом обязано трудолюбию еретиков (катар, вальденсов и др.). Многие «совершенные» были очень образованными, окончили университеты Парижа и Болоньи. «Совершенные» являлись интеллигенцией Юга и могли мастерски убеждать, вербуя адептов (начинали разговор издалека и приводили его к религиозным темам и доказывали превосходство своего учения над католическим), прибивали памфлеты на перекрестках, у мостов, на переправах, сочиняли простые и короткие стишки и песенки про свою веру. Существовала и «атакующая» проповедь, раскрывались пороки католического духовенства, осмеивалась католическая догматика, устраивались лжедиспуты «католиков» и катар, где победу естественно одерживал еретик, поносились святыни.¹⁸ Но лучшим аргументом в пользу катар был весь их образ жизни. Также они сочетали героическую стойкость с явным лицемерием и изворотливостью, даже отрекались от своей веры на время опасности (так делали лишь простые «верные», «совершенным» подобное было запрещено).¹⁹

В конце данного  параграфа я не берусь делать выводы, так как тема эта очень сложна и многогранна и в целом  весь параграф это вывод по данному  вопросу. Эта религия во многом упрощала и дополняла христианство и по сути мало в чем с ним совпадала. Она была более понятна массам, а ее сторонники являлись образцами порядочности и добродетели, а если учесть и еще специфическую ситуацию на юге Франции, то становятся понятны причины ее столь большой популярности и из-за этого ненависти к ней церкви.

II Вальденсы (рационалисты)

Вторым крупным  направлением в еретическом движении на юге Франции были вальденсы. Но как я уже говорил выше их учение часто смешивали с катарским, да и само их учение не было однородно, а имело некоторые различия среди разных групп.

Вальденсы в  отличие от катаров признавали только одного Бога и считали его триединым. Тем более вальденсы не разделяли  учений крайних и умеренных катаров  о природе человеческого существа, о небесных и земных телах, о количестве душ и их переселении. У них не было столько сильной антипатии к Ветхому Завету, о котором они отзывались не без сочувствия, признавали Спасителя и формулировали догмат, точно так же, как и католики. Но с католической верой они имели и серьезные расхождения. Отвергали чистилище, кресты, иконы, статуи, церковные праздники, вечери святых и воду. В отличии, как от катар, так и от католиков отвергали воздержание от плотских наслаждений, мяса и вообще посты. Отвергали все таинства кроме Крещения и Евхаристии, причем обряд крещения проводился уже в сознательном возрасте. Единственное в чем вальденсы были абсолютно схожи с катарами это в ненависти к католической церкви как институту, и ко всем внешним проявлениям религиозности. У вальденсов не было ни установившихся обрядов, ни прелатов, ни монахов, ни десятин, ни церковных имений, при привилегий, брак священников был дозволен, не строили церквей «ибо Церковь Христова складывается не из стен, не из камней, а из единения верующих»²⁰ Ненавидели идолопоклонничество, а больше всего кресты и сжигали их, как орудие от которого мученически пострадал Христос. Отвергали Причастие, так как хлеб и вино в тело и кровь Христовы ни силой божественной, ни заслугами священников не претворяются, осмеивались все остальные таинства, отрицали молитву, милостыню и все то, что делается живыми, чтобы спасти мертвых (душ заранее предназначена к осуждению или к вечной жизни и все это бессмысленно). Испытывали сильную антипатию ко всякому церковному убранству, к украшениям, музыке, католическим органам, даже к гимнам и молитвам, хотя бы обращенным к богу, их собственные молитвы не допускали мелодики.

Священники  вальденсов, которых именовали «барбы» (barba), посвящали всю свою деятельность проповеди. Отрицали проклятие и убийство в интересах церкви, так как это греховное дело, отрицали индульгенции, а падение христианства начинали, как и катары, со времени Сильвестра 1 и всех кардиналов, епископов, аббатов после него считали недостойными и греховными. Вальденсы не любили светские удовольствия (танцы, балы и т.д.), необходимыми считали кротость и молчание, а также полное подчинение и повиновение светской власти, ее почитание. Управлять своими чувствами, подчинять тело духу, умерщвлять плоть, избегать праздности – вот четыре основных положения, к осуществлению которых должен стремиться истинный христианин. Сходными с дуалистами у вальденсов были некоторые положения жизненного кодекса: необходимо презирать этот мир, избегать дурного общества, жить в ладу со всеми, избегать всяких тяжб, любить своих врагов, переносить клевету, поношения, угрозы, претерпевать пытки, все мучения за истину, не предаваться дурным поступкам и мыслям и питать особенное отвращение ко всему, что напоминает идолопоклонство. Все люди, вредные обществу, должны быть искоренены, особенно обманщики, обмерщики, фальшивомонетчики, игроки, как похитители общественного блага.²¹  По всем остальным положениям вальденсы согласны с католической церковью.

Как видно религия  вальденсов, как и религия катар в борьбе с католической церковью делала ставку на свою моральную чистоту и за счет этого выигрывала. Расхождения в догматике были не столь серьезны как у катар и в целом не сильно противоречили католичеству.

Главном причиной враждебного отношения к вальденсам было их враждебное отношение к церкви как институту. Догматика вальденсов очень близка идеологии будущих кальвинистов и пуритан и представляет собой первые ростки рационализма.

Что же касается отношения вальденсов и катар, то они были напряженными, так как здесь они сталкивались (в отличие от столкновений с католической церковью) главным образом в области догматики при прочей относительной схожести. «Эти еретики не находили согласия друг с другом, - пишем Гильем де Пюилоран, - однако равно стремились вытеснить католическую веру; но вальденсы особо рьяно выступали против других (катар – А.К.)»²²

РАСПРОСТРАНЕНИЕ ЕРЕСЕЙ И БОРЬБА С НИМИ ОФИЦИАЛЬНОЙ ЦЕРКВИ

Южнофранцузская территория состояла из множества отдельных  земель; каждая из которых была проникнута сознанием своей обособленности. Всю эту территории. Заселяли народы каждый говоривший на своем диалекте. Здесь наиболее активно действовали наемные разбойничьи отряды. «Острота проблемы вооруженного наемничества в этих местах была связана прежде всего с тем, что в этом горном краю с преобладанием скудных почв в жизнь вступало множество молодых людей, не имевших за душой ничего, кроме крепкого телосложения и умения владеть оружием. Это были в большинстве своем те отпрыски рыцарских семей, которых скудность наследства, дробившегося между законными и внебрачными детьми вынуждала уходить из дома на поиски счастья и удачи. Собираясь в отряды, они предлагали свои услуги нанимателям».²³ Вторым фактором, свойственным Югу, была прочность городских структур. В городах политическая власть опиралась на муниципальные учреждения. Здешние князья вынуждены были считаться с мощными городскими объединениями, приглашать их представителей на ассамблеи, приобщать их к выработке принимаемых решений.²⁴ Немаловажным фактором была и свойственная для крупных торговых областей национальная веротерпимость. «Евреи могли здесь жить, не испытывая преследования и давления; им позволялось занимать официальные должности; сеньоры и даже прелаты охотно доверяли им заведование своими финансами, управление своими доменами. Иудеи на глазах у всех богатели за счет торговли и ремесла: Нарбонн насчитывал тогда около трехсот еврейских торговых домов, имевших филиалы в Пизе и Генуе. Почти всюду рядом с церковью как ни в чем не бывало возвышалась синагога».²⁵ В условиях такой толерантности еретические учения могли свободно распространяться и приобретать себе последователей. Так же распространению ереси способствовали специфические отношения светской и духовной власти господствовавшие на Юге. «Долго не имевший своего короля юг Галлии представлял собой удобный плацдарм для дальнейшей экспансии Церкви. Здесь светская и церковные власти не действовали, как на севере, в тесном согласии, а оспаривали друг у друга мощь и влияние. Конфликт способствовал возникновению и развитию религиозных течений, сурово осужденных церковной властью, называвшей их ересями».²⁶ Кроме того распростарнению ереси способствовало и моральное состояние духовенства и отношение к нему мирян. «Удачным для еретиков в первую очередь был тот факт, что им противостояло духовенство, не имеющие морального влияния и глубоко дискредитированное. “Миряне, - говорит Гильем де Пюилоран, - имели столь мало уважение к своим кюре, что ставили их на одну доску с евреями. Если они бранились, то вместо слов: «Лучше быть евреем, чем делать то-то» говорили: «Лучше быть попом». Когда священники показывались на народе, они старались скрыть свою тонзуру. Рыцари нашей страны очень редко направляли детей на духовное поприще. В церквях, где они собирали десятину (в силу свое патронажного права) на должность кюре они назначали детей своих арендаторов или своих сержантов. Вот епископам и приходилось посвящать в сан кого попало”».²⁷ Церковь опасалась еретиков в первую очередь потому, что их учение привлекало народные низы. По свидетельству современников, Монеты из Кремона, «среди бедняков было много таких, которые умирали с голоду и которых приводили в ужас и возмущение несметные богатства церкви. С напряженным вниманием и внутренним волнением слушали они «слово божье», исходившее из уст еретиков, требовавших отказа церкви от мирских наслаждений и возврата к времени когда бедность считалась величайшей добродетелью. Что же удивительного в том, что городская голь шла в секту катаров и другие еретические секты и пополняла их ряды свежими силами. На юге Франции, в Лангедоке новых еретиков поддерживало и дворянств, не желавшее уступать свои права и вольности церковным иерархам. Церковная иерархия претендовала на львиную долю доходов от торговли и ревностно накапливавшая сокровища, вызывала возмущение также ремесленников и торговцев. Катары осуждавшие тунеядство церковников и призывавшие их к отказу от мирских богатств, находили поддержку во всех слоях общества.²⁸ «Наступил момент когда обряд богослужения перестал удовлетворять рыцарей, законников, торговцев, которые чувствовали, что их образ жизни в той или иной степени осуждается Богом. Они желали спасти свою душу, искали духовной пищи. Не находя ее больше в соборе, они слушали на перекрестках странствующих проповедников, обращающихся к ним на понятном языке. Это были постоянно переходившие с места на место, неуютно чувствовавшие себя среди каноников беспокойные клирики или те, кто не сумел стать членом соборного капитула, замкнутого кружка, состоявшего из отпрысков богатых семей. Монастырская жизнь или отшельничество не привлекали их. Они несли Слово Божье, но Слово это было неистовым и проповедники навлекали на себя немилость епископов».²⁹

Пришло время  вкратце описать как распространялась ересь по югу Франции, и не только. Вероучение катаров становится известно на юге Франции в самом начале Х1 века, на них обрушились гонения со стороны церкви. И центром учения стал Орлеан «где, руководители секты стали двое известных духовных лиц города: Гириберт и Лизой, люди уважаемые в Орлеане, славные родом, ученостью, чистотой жизни, близкие королю и любимые им» ³⁰ В 1022 году сам король был вынужден прибыть в Орлеан для разбора столь важного дела так как секта стала пользоваться популярностью среди местной знати и духовенства. Еретикам было предложено отказаться от своего учения (этим правом воспользовались только двое), а тринадцать человек с удовольствием приняли мученическую смерть, стоит указать, что чернь была против сектантов и хотела сама с ними расправиться.³¹  К середине Х1 века катарское учение было вытеснено из средней Франции и его история разворачивалась уже в основном на юге. В 1049 году большой собор в Реймсе постановил отлучение на еретиков и их помощников и покровителей. К началу ХП века ересь окончательно утверждается в Альбижуа. Свидетельство о последнем записано по следующему поводу: «епископ города Альби Сикарт и аббат Кастра Годефруа хотели заключить в тюрьму отлученных еретиков, но народ воспротивился этому, власти города и даже рыцари оказали энергичную поддержку во имя совей муниципии. По всей вероятности духовенство уступило перед соединенной и крепкой силой. Это обстоятельство достаточно показывает, что ересь в Альбижуа составляла тогда явление обыкновенное и признанное, если уже не охватившее большинство торгового и рыцарского сословия».³² Это произошло в 1115 году. Уже на П Латеранском соборе 1139 года Римский Папа издает эдикт, который интересен как первое датированное обращение к помощи светской силы. «Катары не только отлучались от церкви, но светской власти предписывалось принимать меры как против них, так и против лиц им покровительствовавших».³³ Главными распространителями ереси являлись проповедники – ересиархи, такие как Танхелин в Антверпене, Эон де Стелла в Бретани и другие. Именно с их стороны, верных последователей и распространителей веры, мы знаем множество примеров стойкости, так пример события в Келне 1163 года (счастливая смерть восьми мужчин и трех женщин, где один старец, вступая на костер, полный фанатизма и веры, благословляя своих друзей, говорил: «Будьте непреклонны в нашем учении; отныне вы мученики Христовы»), в Оксфорде 1166 году (30 еретиков шли на костер распевая «Блаженные изгнанные за правду, ибо есть Царствие Небесное. Блаженны вы когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня; Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас»).³⁴

На юге светская власть не поддерживала церковь в борьбе с еретиками и поэтому силой с ересью было бороться нельзя, оставалось сразиться словом, поэтому были привычны различные диспуты католиков и катар которые вызывали большой интерес у народа равно как и турниры. В качестве примера приведу диспут состоявшийся в Ломбере в 1165 году. «В Ломбере близ Альби жил один знаменитый ересиарх, Сикард Келарь. Когда тот же епископ Альби приехал в этот городок, рыцари и бюргеры стали упрашивать его устроить с Сикардом один из тех диспутов, на которых представители обеих религий спорили об истинности своих верований. Епископ сначала отказывался, мотивируя это тем, что сей закоренелый грешник никогда не признает своих заблуждений. Но жители настаивали, и епископ, чтобы его не обвинили в уклонении от борьбы, уступил. В глубине души ломберцы полагали, что конфуз потерпит он, а не его противник.

“Сикард, - сказал епископ, - вы прихожанин моей епархии; вы живете на моей территории; вы обязаны дать мне отчет о вашей вере. На вопросы, которые я буду вам задавать, отвечайте просто «да» или «нет»”. – “Пусть будет так”, - сказал Сикард. – “Верите ли вы, что Авель – жертва Каина, Ной, выживший в потоп, Авраам, Моисей и другие пророки, жившие до Христа, могут быть спасены?” – “Никто из них не спасен”, - ответил ересиарх. – “А мой родич, Гильом-Пьер де Бран, только что умерший?” – “Да, он спасен, потому что умер в нашей вере”. Епископ на то сказал: “С вами, Сикард, сталось то же, что произошло с Гильомом из Сен-Марселя, медиком из моей епархии, недавно прибывшим из Салерно. Вызванный к двум больным, он поставил диагноз, что один умрет ближайшей ночью, в другой исцелится. Все получилось совсем наоборот. «Я вижу, - сказа медик, - что, прочтя свои книги, понял их совершенно превратно. Я возвращаюсь в университет, чтобы переделать то, что сделал плохо»”. Вот и вы Сикард, плохо прочли наши книги, ибо осудили тех, кого простили Писание и Бог, и обещаете спасение человеку, всегда жившему злодейством и грабежами. Значит, вас надо снова отправить в школу, чтобы вас научили правильно читать». Сказав это, епископ ушел, а Сикард остался безмолвен и смущен. Тем не менее авторитет епископа был бессилен помешать ему (Сикарду) жить там, где он обосновался».³⁵   

Но нередки  были случаи и победы еретиков. Своего пика, на мой взгляд, альбигойские катары достигли в мае 1167 года, когда в местечке Сен-Феликс-де-Караман, близ Тулузы состоялся их собор, на котором председательствовал прибывший из Византии Богомильский патриарх Никита. Туда съехались дуалисты и из Италии, Ломбардии, представители греческой, болгарской, македонской церквей и все епископы Фарнции. На соборе были введены в сан новые епископы (Тулузы, Каркассона и т.д.) разграничены диоцезы и (страшно подумать!) осуждены отклонения от «истинной веры», то есть ересь осуждала ересь в своей среде; таким образом на тот момент катары осознавали себя официальной церковью равной католической.³⁶