Четвертый крестовый поход

Автор: Пользователь скрыл имя, 10 Октября 2012 в 21:30, курсовая работа

Краткое описание

Целью данной курсовой работы является характеристика событий, произошедших за всё время похода и приведших к захвату христианских городов.
Задачами курсовой работы являются:
Показать степень изученности темы в литературе и охарактеризовать основные источники
Показать предысторию четвёртого крестового похода
Описать начало крестового похода
Обозначить тенденции развития похода
Обозначить причины и описать процесс взятия Константинополя

Оглавление

Введение 3
1. Источники и историография 5
2. Предыстория Четвёртого крестового похода. 9
3. Начало Четвёртого крестового похода. 13
3.1. Взятие Задара (Зары) 16
3.2. “Выгодная” сделка царевича Алексея. 19
4. Второе взятие Константинополя. Создание Латинской Империи. 26
Заключение 36
Список литературы и источников 37

Файлы: 1 файл

Четвёртый Крестовый поход[Курсовая работа].doc

— 278.50 Кб (Скачать)

           Но главное святотатство, которое они совершили – объявили об объединение двух церквей и о том, что греческая церковь становится вассалом папы римского[3, c. 184]. Это вызвало не просто возмущение, но подлинную бурю в столице. С этого момента ярая вражда между греками и латинянами вспыхнула с новой силой. Снова начали громить подворья западноевропейских купцов и ремесленников, снова потянулись преследуемые франки из Константинополя в Галату, да и сам император Алексей, связав свою судьбу с вождями похода, стал проводить почти все время в их стане. Он обучался их играм, участвовал в их оргиях и, к ужасу своих подданных, терпел постоянное пренебрежение и грубость. Даже Исаак стал осуждать поведение сына, обвиняя его в легкомыслии и одновременно укоряя в том, что он совершенно забыл уважение к отцу и перестал с ним считаться[10, c. 152].

            Между тем с величайшим трудом собранные деньги не удовлетворили крестоносцев, и они стали грабить и опустошать окрестности столицы. Раздраженный всем этим народ от ропота перешел к действиям. Ежедневно несметные толпы устремлялись к Влахернскому дворцу, требуя мести насильникам и святотатцам[3, c. 187]. Среди возбуждавших чернь особенно отличался юный князь из старинного рода Дуки, взявший имя Алексия V, названный Мурзуфлом[10, c. 156]. Посреди робкого и малодушного двора, меж трусливых царедворцев, которые, по словам современника, «более страшились воевать с крестоносцами, чем лань страшится напасть на льва», Мурзуфл обладал несомненной храбростью, и слава о его мужестве была достаточна, чтобы обратить на него взоры всех жителей столицы. Чем активнее восставал он против «тирании», тем настойчивее народ хотел видеть его облеченным верховной властью: ненависть, которую он якобы испытывал к чужеземцам, сулила надежду, что именно он призван спасти империю и ее столицу. Умея пользоваться случаем и угождать всем группировкам, Мурзуфл, некогда бывший тюремщиком и палачом Исаака, теперь сумел войти в доверие к юному Алексею и стал его любимцем. Полученное влияние он быстро использовал для того, чтобы руководить волей императора и этим проложить путь к своей будущей власти[32, c. 304].  Мурзуфл стал внушать Алексею, что тот выбрал неправильный путь: нельзя противопоставлять себя своему народу – это приведет к неизбежной катастрофе. А чтобы завоевать доверие греков, надо сократить связи с крестоносцами, обуздать их аппетиты и поставить на свое место[4, c. 130].

           В начале 1204 года Мурзуфл начал действовать против крестоносцев. Демонстрируя мужество и патриотизм, 7 января войска Мурзуфла организовали показательную вылазку против Галаты. Вышедший навстречу отряд маркграфа Монферратского разбил отряд греков наголову. Но эта показуха резко подняла авторитет ее устроителя, чье бесстрашие и преданность народу стали прославлять на каждом перекрестке.[25, c. 98].

           Между тем, ярость греков вызвала ответную реакцию в стане латинян. Теперь среди вождей все чаще стали раздаваться воинственные призывы – о мире никто больше не вспоминал, все вопили о том, что следует разделаться с греками, и разделаться не теряя времени, чтобы скорее развязать себе руки для дальнейших подвигов в Сирии и Палестине[30, c. 240]. Изменение образа действий Алексея, вдруг переставшего посещать их лагерь, насторожило крестоносцев; а приостановка договорных платежей возмутила и разъярила их. Они отправили во Влахернский дворец своих уполномоченных, которые без обиняков высказали обоим императорам все претензии и подозрения[21, c. 120]. Раздались выкрики, что следует задержать и наказать оскорбителей величества; однако посланцы благополучно выбрались из дворца и из столицы, хотя на протяжении своего пути только и слышали, что ругань и поношения. Обе стороны оказались взнузданными: совет Алексея и Исаака пылал жаждой мщения, совет баронов, по возвращении уполномоченных, склонился к тому, чтобы незамедлительно начинать войну[11, c. 213].

           Византийцы решили предупредить противников: не отваживаясь состязаться с ними днем и в открытом поле, они задумали использовать ближайшую ночь, чтобы уничтожить их флот. Здесь они снова обратились к давно проверенному и безошибочно действующему средству: знаменитому «греческому огню»[10, c. 161]. Семнадцать судов, начиненных этим составом, были пущены при благоприятном ветре к берегам пристани, где стоял на якоре венецианский флот[10, c. 162]. В лагере крестоносцев прозвучала тревога, французы кинулись к оружию, а венецианцы – к кораблям. Греки, толпившиеся на берегу, восхищались жутким зрелищем и радовались замешательству врагов. Но радость их была недолгой. С помощью рук и весел венецианцы успели оттолкнуть горящие брандеры, которые тут же были увлечены течением в другую сторону пролива; и к ужасу греков, пламя пожрало их собственные суда, не причинив ни малейшего вреда флоту крестоносцев[3, c. 192].

           Эта акция, хотя и неудавшаяся, усилила злобу латинян, решивших проучить вконец зарвавшихся византийцев. Алексей, напуганный этим обстоятельством, пошел на попятную. Он дал новые клятвы и новые обещания, свалив вину за содеянное на ярость народа, которого не смог удержать. Он просил своих «друзей, союзников и избавителей» прийти и защитить колеблющийся престол, предлагая отдать им за это собственный дворец. Мурзуфл, которому было поручено сообщить слова императора крестоносцам, вместо этого стал будоражить народ, заявляя, что Алексей продает Константинополь «западным варварам». Это известие вызвало панику. Люди, собираясь на улицах, площадях и рынках, поносили правительство последними словами, вопили о предательстве и требовали нового повелителя, который сумел бы защитить город и страну[32, c. 316]. Несмотря на противодействие патрициев и духовенства, собравшиеся стали выдвигать одного за другим своих кандидатов, каждый из которых под тем или иным предлогом благоразумно отказывался от этой чести, пока не нашелся один юный безумец по имени Никола Канава, уступивший требованию народа и тут же коронованный и облаченный в пурпур в Софийском храме[20, c. 270]. Алексей, извещенный о происшедшем, трепетал в своем опустевшем дворце. Догадавшись, что его поручение не выполнено, он тайно послал нового ходока в галатский лагерь. На этот раз он буквально умолял баронов спасти его. Маркиз Монферратский, тронутый его мольбами, явился глубокой ночью в столицу с отборными воинами, чтобы защитить отца и сына. Но когда он пришёл с войском, ворота оказались запертыми. Мурзуфлу удалось убедить Алексея, что присутствие латинян приведет и его, и Исаака к неотвратимой гибели. Вскоре он увел царевича в один из отдаленных покоев дворца, там надел на него цепи и приказал страже бросить в тюрьму[31, c. 170]. После этого Мурзуфл возвестил народу о свержении династии Ангелов, после чего восторженная толпа подхватила его на руки, торжественно доставила в Софию и, словно забыв о недавнем избрании Канавы, провозгласила императором[32, c. 321]. Едва облачившись в порфиру, новый император поспешил обеспечить плоды своего действа. Он врывается в темницу Алексея, подает ему отраву и приказывает выпить. Но так как убийце кажется, что яд действует слишком медленно, он душит царевича своими руками [32, c. 324]. Исаак, узнав о судьбе сына, умер от страха и отчаяния, чем избавил Мурзуфла от нового преступления. Что же касается «императора» Николы Канавы, то новоявленный император решил уничтожить и последнего номинального противника. Во время измены зажиточных горожан, которые руководили восстанием, видя растерянность народа, Мурзуфл арестовал Канаву. Наряду с царевичем, Канава был задушен.

           Уничтожив соперников, Мурзуфл предпринял меры к реставрации укреплений Константинополя и тут же, с ходу, решил убрать и вождей крестоносцев. Посланец в их стан от имени императора Алексея, о судьбе которого здесь еще никто не знал, пригласил дожа и французских вельмож во Влахернский дворец, якобы для того, чтобы вручить им обещанные по договору суммы. Обрадованные вожди совсем уж было собрались, когда Энрико Дандоло, недаром прозванный «мудрейшим из мудрых», вдруг заподозрил измену и предложил сначала разведать о положении во дворце. Вскоре узнали о смерти Исаака, убийстве Алексея и прочих делах и замыслах Мурзуфла[4, c. 135]. Эти известия заставили крестоносцев содрогнуться; забыв о непостоянстве Алексея, они оплакали его кончину и поклялись отомстить за него. В совете баронов было решено объявить непримиримую войну Мурзуфлу и наказать народ, увенчавший измену убийствами и отказавшийся от признанной было верности Римскому престолу. Именем папы всем воинам объявлялось отпущение грехов и щедрая награда за счет несметных богатств Константинополя[31, c. 181].

           Мурзуфл готовился отразить нападение. Умножая свои сокровища за счет преследования сановников и придворных прошлого царствования, он одновременно стремился усилить воинскую дисциплину, укреплял стены города, воодушевлял народ. Беспрестанно появляясь на улице опоясанный мечом, с железной палицей в руке, он призывал оставить пустые страхи и верить в победу[32, c. 331]. В подкрепление своих слов он снова попытался сделать вылазку из города, рассчитывая внезапным ударом разгромить проходивший мимо отряд крестоносцев; и снова греки потерпели полное поражение, а их предводитель спасся только благодаря быстроте своего коня. Познав на практике мужество неприятеля и не веря больше храбрости своих войск, Мурзуфл попытался вступить в переговоры с крестоносцами. Но переговоры не увенчались успехом. По возвращении в город он заявил, что готов победить или умереть с оружием в руках. Греки снова занялись укреплениями Константинополя, понимая, что теперь только на это вся надежда. Стены и башни, ограждавшие город со стороны пристани, были повышены на несколько футов; на стенах устроили крытые ходы в несколько ярусов, откуда можно было пускать стрелы и приводить в движение боевые машины; сверху каждой башни укрепили подъемные мостки, которые можно было перебросить на вражеские корабли[5, c. 174].

           Крестоносцы также активно готовились к битве. 8 апреля вся рать с оружием и багажом погрузилась на корабли, и на следующее утро флот спустился вдоль залива, покрыв его на расстоянии полумили. Увидев движение вражеских судов, греки дрогнули, но быстро оправились. Закипел бой. Имея преимущество высоких стен и башен, с которых сбрасывали камни и направляли убийственный «греческий огонь», осажденные сумели не допустить ни установки осадных лестниц, ни пролома стен – нападающие, подавляемые огнем противника, умирали, не успев достигнуть цели. Стороны сражались с одинаковой яростью, но сама пылкость боя вела к беспорядку среди осаждающих, и вскоре им пришлось не столько нападать, сколько защищаться от осажденных. Пренебрегая всеми опасностями, крестоносцы сдерживали сильный напор греков до трех часов дня, после чего командиры, боясь за судьбу флота и войска, приказали ударить отбой. Видя удаляющиеся корабли противника, осажденные решили, что столица спасена. Народ устремился в храмы, благодарить Бога за победу. Но было наивно думать, что этим все и окончится[20, c. 360].

           Вечером после битвы дож и бароны собрались обсудить причины провала и выработать план на будущее. Два дня занимались починкой кораблей и машин. Утром 12 апреля звук трубы подал сигнал к началу нового сражения[2, c. 86].

                 Греки, все еще радовавшиеся  своей победе, с удивлением и  ужасом смотрели на приближение  флота противника. Крестоносцы же, помня о прошлом, решили действовать с большей осмотрительностью. Вожди, чтобы поднять дух соревнования, установили награду в полтораста марок серебра для того, чье знамя первым появится на стенах. Вскоре битва началась и стала повсеместной. Твердость защищавшихся равнялась упорству нападавших; бревна, камни, копья, бросаемые с обеих сторон, сталкиваясь в полете, с треском падали на корабли и стены; весь берег оглашался криками воинов, ударами щитов и мечей. То крестоносцам почти удавалось овладеть участком стены; но защитники были тут как тут, осадные лестницы сбивались, огонь пожирал нападающих, но не уменьшал их упорства. Солнце остановилось в зените, а положение все еще оставалось неясным, и греки готовы были снова торжествовать победу[3, c. 200]. Однако в тот день погода также помогла крестоносцам – подул сильный ветер, что дало кораблям «Пелерин» и «Парадиз», движимым попутными ветрами, незаметно приблизиться к слабо защищенной части стены; перебросив мостки, вслед за смельчаками двинули остальные воины –  и первая башня капитулировала. Это был перелом. Одна за другой еще четыре башни попадают в руки крестоносцев, трое городских ворот трещат под ударами таранов, конница спускается с кораблей, и битва сменяется повальным бегством защитников города[1, c. 71].

           Со своего наблюдательного пункта  Мурзуфл делал все возможное,  чтобы сплотить войско и направить  его к оказавшейся под угрозой  башне, но продвижение крестоносцев  неумолимо продолжалось. Море поднесло корабли к другой башне, и вскоре она также пала. Теперь у крестоносцев оказалось два плацдарма [10, c. 168].

           Для того, чтобы перейти к следующему  этапу действий, уроженцы Запада  должны были увеличить количество  людей на захваченных пятачках. Инициативу взял на себя Пьер, владетель Амьенский. Он понимал, насколько необходимо создать пролом в стене на уровне моря, а потому, заметив небольшие заложенные кирпичом боковые ворота, решил бить в них[2, c. 97]. Пьер сошел с корабля со своим отрядом из десяти рыцарей и шестидесяти солдат и принялся за дело. Часть людей пригнулась, чтобы ломать стену, остальные прикрывали их щитами, закрывая от сыпавшегося ливня снарядов. Когда греки поняли намерения крестоносцев, они бросились на защиту ворот и произвели мощную контратаку на отряд. Целый поток стрел и камней обрушился на щиты крестоносцев. Византийцы поднесли чаны с кипящей смолой и греческим огнём и начали поливать ими нападающих, но «чудом Божьим» крестоносцы не получили серьезных увечий. Топоры, мечи, кирки и прутья шли в ход, чтобы расшатать кирпичи, и наконец возник пролом, через который можно было попасть в город. Увидев решительность воинов Христа, греки начали отступать. Последним отступал Мурзуфл, который не решился начать схватку[31, c. 200].

           Тем временем известие о том, что крестоносцы проникли в город, стало распространяться, и обороняющиеся начали терять волю к сопротивлению. Как только непосредственная опасность миновала, Пьер приказал части людей проломить изнутри ближайшие ворота с помощью топоров и мечей. Двери распахнулись, и транспорты с боевыми конями подошли к берегу и высадили своих пассажиров[3, c. 228].

           Крестоносцы, захватывая улицу  за улицей, поджигали здания, мимо которых проносились, и пожар известил вскоре самые отдаленные районы столицы о том, что произошло. Ужас и отчаяние господствовали повсюду; отдельные отряды воинов заперлись в царских чертогах, другие – кинули доспехи и оружие, стремясь смешаться с обывателями. Народ и духовенство скрывались в церквах, многие бросились вон из города[31, c. 225].

           В числе последних оказался и Мурзуфл; тайно отплыв из Пропонтиды, он устремился искать убежище в горах Фракии. Узнав об этом, люди, которые еще вчера превозносили до небес своего императора, теперь проклинали его как погубителя; не довольствуясь этим, толпы народа устремились в Св. Софию, чтобы избрать нового монарха, словно было необходимо, чтобы император присутствовал при падении империи! Базилевсом был провозглашен представитель знати Федор Ласкарис. Человек твердый и мужественный, он призвал народ к сопротивлению, но призыв его, даже если бы он и был услышан, ничего изменить уже не мог, и новому императору только и оставалось, что последовать за своим предшественником[32, c. 368].

           Огонь, подброшенный латинянами, охватывал квартал за кварталом и, по словам самих крестоносцев, вскоре пожрал больше домов, чем заключали в себе крупнейшие города Франции и Германии. Зарево пожара освещало побоище, и победители продолжали свое грязное дело без перерыва на ночь – их не останавливали ни вопли женщин и детей, ни мольбы православного духовенства. Вскоре знамена латинян были водружены на главных дворцах города. Бонифаций вступил в Вуколеон, где вместо воинов встретил лишь жен беглых сановников, умолявших о милосердии; Генрих Генегаусский захватил Влахернский дворец. Оба вождя, прежде всего, побеспокоились поставить надежную охрану ради несметных сокровищ, накопленных в императорских резиденциях. Предосторожность оказалась не лишней, поскольку, горя нетерпением захватить богатства, уже ранее поделенные, бароны и рыцари с остервенением грабили все, что лежало у них на пути, не щадя ни хором богачей, ни хижин бедняков и одинаково расправляясь с их обитателями. Грабежи и поругания не имели пределов; воины крестовой рати не уважали ни целомудрия дев, ни святости церквей. Они разграбили погребения императоров, разделили между собой богатое убранство храмов, играли в кости на мраморных надгробиях апостолов, упивались вином из священных чаш[3, c. 315].

Информация о работе Четвертый крестовый поход