Цена реформ Петра I

цивилизации, и большинства, хранившего верность заветам старины.

Европеизация   меньшинства   первоначально   была   довольно    внешней    и

искусственной. Трт синтез чужеземного и отечественного,  старого  и  нового,

который был характерен для строя мысли  А.  Л.  Ордина-Нащокина  или  В.  В.

Голицына,  оказался  недоступен  посредственному  офицеру  из   дворян   или

купеческому сыну,  поступившему  на  государственную  службу.  Отечественная

традиция  интеллектуального постижения мира, духовного  его  осмысления  была

очень  слаба  и  поддерживалась   в   основном   немногими   представителями

православного                                                   духовенства. 

Светская  образованность  (вырастающая  из  собственных  раздумий,  а  «е  из

усвоения  готовых  истин)  делала  в  России   только   первые   шаги.   Без

посредничества  «книжных» монахов и священников  (в  том  числе  выходцев  из

украинских  и белорусских земель) большинство  мирян не  могло  воспринять  не

только  западных  веяний,  но  и  религиозной  отечественной  и   культурной

традиции. Приверженность православию для  многих была в основном привычкой  к

обрядам.   Усваивая   пропагандируемые   Петром   европейские   знания,   по

преимуществу  прикладного  характера,  такие  люди  впервые  приобщались   к

культуре, выходящей за рамки поверхностной религиозности.

Большинство же населения — крестьяне, посадские  люди — оставалось вне  сферы

цивилизаторской  деятельности  Петра  и  отвергало  европейские  нравы   как

«барские  забавы».  Культурная  деятельность духовенства в петровское   и

послепетровское время  не  смогла  приобрести  необходимых  масштабов  из-за

очень непродуманной  церковной реформы.

Петр был, несомненно, православным  (несмотря  на  его  кощунственные  порой

развлечения), но смотрел на Церковь по преимуществу с государственной  точки

зрения. Огосударствление,  столь  последовательно  проводившееся  Петром  во

всех сферах общественной жизни, коснулось и  религии. Петр  хотел  превратить

Церковь в одно из государственных ведомств и подчинить  ее  царской  власти.

Политические  притязания  некоторых  русских  патриархов  XVII  в.  вызывали

беспокойство  Петра,  поэтому  он  постепенно   упразднил   саму   должность

предстоятеля  Церкви. После смерти патриарха Адриана (1700) царь не  разрешил

избрать ему преемника, а в 1720 г. заменил высший в церковной иерархии  пост

коллегиальным органом — Синодом (в проекте  регламента этот орган  именовался

Духовной  коллегией, но  затем  получил  более  высокий  статус,  чем  другие

коллегии). Синод  постепенно превратился в орган не  столько церковный,

сколько государственный. (Уже в послепетровское  время обер-прокурор  Синода,

светский    чиновник,    стал    фактическим    главой    этого     собрания

высших  иерархов и светских лиц.)

Государство подчинило Церковь, ослабленную расколом  (он  стал  непреложным

фактом  после церковного собора 1666—  1667  гг.),  и  сильно  затруднило  ее

деятельность. Осуществленная по протестантскому  образцу  реформа  церковной

организации пагубно сказалась на  приходской  жизни,  на  деятельности  школ

(народное  образование  традиционно   считалось  делом  духовенства;  светские

школы, создававшиеся  при Петре, возникали почти исключительно  в  городах  и

обучали только меньшинство населения). Духовенство  само  нуждалось  в  более

основательном образовании,  но  подчинение  Церкви  государству  не  слишком

благоприятствовало  просвещенческой

(хотя  Петр и не препятствовал такой  деятельности, требуя  лишь  политической

лояльности).

Невольным итогом культурных и  религиозных  реформ  начала  XVIII  в.  стала

поверхностная европеизация  меньшинства,  сопровождавшаяся  его  отрывом  от

традиционной  культуры (которую в течение сотня  лет после Петра  поддерживало

в основном  духовенство,  не  вполне  готовое  к  этой  роли).  Одновременно

консервировалась   прежняя   малообразованность   большинства,    так    как

государство,  несмотря  на   просветительский   пафос,   долгое   время   не

предпринимало серьезных усилий для организации  массовых школ.

Петр, конечно, не мог предвидеть отдаленных и  косвенных  последствий  своих

преобразований. Нелепо и антиисторично  выводить  пугачевщину  из  нежелания

Петра освободить крепостных, а истоки распространения  в  России  европейских

революционных  теорий  искать  в  петровском   «западничестве».   Петровские

реформы не  предопределили  раз  и  навсегда  развитие  страны,  но  все  же

обозначили  вероятное направление этого  развития.