Афганистан

Поставленная  в Исламабаде задача вполне совпадала с концепцией множественности путей транспортировки природных ресурсов и других грузов из региона Центральной Азии. Преодоление географической изоляции региона, например, для Запада означало снижение степени российского влияния на ННГ Центральной Азии. Для ННГ Центральной Азии новые транспортные коридоры означали снижение затрат на транспортировку грузов, освоение новых рынков и уменьшение географической зависимости от России. . В течение последнего десятилетия США соперничали с Россией, Китаем, европейскими державами и Японией за политическое влияние в этом ключевом в стратегическом отношении регионе и за право эксплуатировать самые большие в мире неосвоенные запасы нефти и газа во вновь образованных центрально-азиатских республиках — Туркменистане, Казахстане, Узбекистане, Таджикистане и Киргизстане.

Ключом к  огромным потенциальным прибылям в  Центральной Азии был вопрос транспортировки  — как доставить нефть и  газ из этого изолированного, отсталого  и удаленного от морей региона  на основные мировые энергетические рынки. Уже действующие трубопроводы относились к старой советской транспортной сети, которая шла через Россию. Когда борьба за ресурсы этого региона обострилась, стали ясны цели США. Они хотели подорвать экономическую монополию России, в то же самое время добиваясь уверенности в том, что другие соперники будут исключены из игры. Поэтому трубопроводы следовало прокладывать через те страны, на которые США могли бы оказывать существенное политическое влияние, в сферу которого не входят Китай и Иран.⁴²

Центрально-азиатские  республики раньше являлись частью Советского Союза и имели протяженную  границу как с Китаем, так и  с Ираном. Таким образом, трубопровод, который исключал бы Россию, Китай  и Иран, был возможен только в  двух вариантах. Первым являлся извилистый маршрут от Каспийского моря через Кавказ по территории Азербайджана и Грузии, а затем через Турцию. Второй — через Афганистан и Пакистан — был короче, однако немедленно ставил трудноразрешимые политические вопросы. С кем следовало вести переговоры в Афганистане и как можно гарантировать политическую стабильность, необходимую для строительства и обслуживания трубопроводов?

Тогда-то и пригодились  талибы. В 1994 году их отряды во главе  с муллой Мохаммадом Омаром пришли в Афганистан. (Кстати, немалую поддержку талибам оказывали США, которые хотели как можно быстрее воплотить в жизнь газовый проект.)

4.2 Создание поддержка движения  талибан.

Обстоятельства  появления в Афганистане нового мощного военно-политического движения Талибан являются предметом длительного обсуждения.  Нельзя сказать, что Талибан — студенты, или «талибы» из исламских школ медресе — был просто порождением правительств и интересов капитала. Внезапное возникновение этого нового движения в 1994 году и стремительность его роста и успехов являлись результатом двух факторов: во-первых, социального и политического тупика, который создал готовых к действию рекрутов, и, во-вторых, внешней помощи финансированием, вооружением и советниками из Пакистана, Саудовской Аравии и, по всей вероятности, США.

Хотя ряд  лидеров Талибана участвовал в организованном США «джихаде» против Советского Союза, это движение не отпочковалось  от других фракций моджахедов и не было их объединением. Оно опиралось  главным образом на новое поколение  тех, кто не был непосредственно замешан в военных событиях 1980-х годов. Оно было враждебно к тому, что оно рассматривало как продажное правление мелких моджахедских деспотов, которое после падения Наджибуллы ничего не принесло в жизнь простых афганцев, кроме нищеты. Жизнь самого этого поколения была изломана войной. Многие из его представителей выросли в лагерях беженцев в Пакистане и получили элементарное образование в медресе, которые содержатся различными пакистанскими экстремистскими партиями исламского толка.

Один автор дает следующее описание положения дел: «Эти парни составляли мир вне моджахедов, которых я знавал в 1980-е годы — мужчин, способных подробно излагать свое племенное и родовое происхождение, с ностальгией вспоминавших свои покинутые хозяйства и долины и рассказывавших легенды и эпизоды из афганской истории. Эти парни были из поколения, которое никогда не видело свою страну в мирное время, не видело Афганистан иначе, как в состоянии войны с захватчиками или войны между своими... Они в буквальном смысле слова являлись сиротами войны, не имея каких-либо корней и работы, являясь беспокойными, обездоленными в экономическом смысле и обладая очень слабым самопознанием...»⁴³

«Их простая  вера в мессианский, пуританский  ислам, который вдалбливался в них  простыми деревенскими муллами, была единственной опорой, которой они должны были держаться и которая придавала их жизням некоторый смысл. Неподготовленные ни к чему, даже к традиционным занятиям их предков, таким как ведение сельского хозяйства, скотоводство или ремесло, они были тем, что Карл Маркс мог бы назвать люмпен-пролетариатом Афганистана».⁴⁴

Идеология Талибана была смесью идей, которые развивались  в качестве апелляции к этим слоям. С самого начала это движение являлось глубоко реакционным. Оно обращалось назад в поисках своих социальных решений — к мифическому прошлому, когда строго соблюдались заповеди пророка Мухаммеда. Оно было глубоко пропитано злобным антикоммунизмом, который был порожден жестокостями и репрессиями сменявших друг друга в Кабуле просоветских режимов, лживо правивших под флагом «социализма».

Подобно «красным кхмерам» в Камбодже, Талибан отражал  подозрительность и враждебность угнетенных деревенских слоев к городской  жизни, образованию, культуре и технике. Его лидеры были полуобразованными  деревенскими муллами, а не исламскими богословами, сведущими в священном писании и религиозных комментариях. Они были враждебны к другим исламским сектам, в особенности к шиитам, и по отношению к непуштунским этническим группам. Реакционные социальные нормы Талибана проистекали столько же из пуштунских племенных законов Пуштунвали, сколько и из всякой другой исламской традиции. Постольку, поскольку его идеология имела исламскую основу, это был «деобандизм» — влиятельное в XIX-ом веке реформистское движение — но в форме, которая была лишена чего-либо даже отдаленно прогрессивного.

Талибан появился в опустошенном войной Афганистане  как вид клерикального фашизма. Он отражал безысходность и отчаяние лишенных корней и деклассированных слоев сельской мелкой буржуазии — сыновей мулл, мелких чиновников, мелких земледельцев и торговцев — которые не могли видеть иной альтернативы социальным бедствиям, в огромном количестве обрушившихся на Афганистан, кроме установления диктаторского исламского режима.

Собственная интерпретация Талибаном своего происхождения дает понимание его ориентированности. В июле 1994 года высший руководитель Талибана Мухаммад Омар, в то время деревенский мулла, отозвался на просьбу освободить двух девочек, которые были похищены местным полевым командиром и изнасилованы. Омар, который сражался в рядах одной из организаций моджахедов, собрал группу своих сторонников из числа религиозных студентов местного медресе. Вооруженная несколькими ружьями, эта группа освободила девочек, захватила этого полевого командира и повесила его на стволе его же танка.

Вне зависимости  от того, насколько правдива эта  история, Талибан изображает себя религиозным  «комитетом бдительности», нацеленным на исправление зла, причиненного простым  людям. Его лидеры утверждают, что  это движение, в отличие от организаций моджахедов, не являлось политической партией и не формировало правительства. Они заявляли, что очищают путь для истинного исламского управления и на этой основе требовали огромных жертв от своих новых членов, которые не получали никакой платы, а только оружие и еду. При создании движения Талибан были использованы объективные обстоятельства, вызванные революцией в Афганистане и войной против советского присутствия. Прежде всего, это фактор наличия лагерей афганских беженцев на территории Северо-западной провинции Пакистана. Система распределения гуманитарной помощи в лагерях беженцев все годы войны в Афганистане почти полностью находилась под контролем пакистанских официальных структур. После падения режима Наджибуллы, новый виток гражданской войны не дал возможности большей части из почти 3 млн. беженцев вернуться в Афганистан. Именно из их числа и было в основном организовано движение Талибан.

Большинство членов движения Талибан не имели устойчивых социальных и политических связей в Афганистане. Движение было создано для решения конкретной политической цели - преодоление дефрагментации Афганистана. Для этой цели были использованы люди, оторвавшиеся от традиционной системы организации афганского общества. Давление, которое оказывалось на традиционные структуры и ценности в ходе процессов ускоренной модернизации в Афганистане, проводимых прокоммунистическим правительством в Кабуле при поддержке СССР, вызвали массовое разрушение организационных структур, обеспечивающих функционирование и преемственность традиционных афганских сообществ. В первую очередь, это касалось общины, семьи, связей с традиционной элитой. Многие беженцы в эмиграции в Пакистане потеряли привычные системные связи и ориентиры. Неблагоприятное влияние оказали и значительные людские потери в ходе многолетней войны в Афганистане. Система мусульманских школ, функционирующих в лагерях афганских беженцев под патронажем Пакистана, объединяла в основном “сирот афганской войны”, людей, почти полностью потерявших традиционные системные ориентиры.

Вопрос заключается  даже не в чьем-либо целенаправленном воздействии и пропаганде на контингент таких школ. В мусульманском обществе для людей, оторванных от традиционных социальной системы и системы  традиционных ценностей, становится естественным поиск новых ценностей. Самый логичный способ найти новые ценности в исламском обществе заключается в том, чтобы обратиться к идее воссоздания первоначальной мусульманской общины времен пророка Мухаммеда. Именно это и создает условия для появления движений сторонников “чистого ислама”, отрицающих складывающиеся столетиями исторические традиционные ценности обычных мусульманских обществ. В том числе и синтез светского и духовного в управлении мусульманским обществом.

С этой точки  зрения, движения афганских моджахедов Хекматиара, Халеса, Сайафа, Наби Мохаммади и других с 1979 по 1992 гг. боролись против того влияния, которое ускоренная модернизация, проводимая прокоммунистическим правительством в Кабуле, оказывает на традиционный образ жизни мусульманского общества. Они стремились восстановить ситуацию, которая существовала до начала процесса модернизации. Объективно, это означало их борьбу против модернизации по советским образцам, что в условиях Афганистана привело к войне против результатов модернизации в целом. В то же время, указанные лидеры боролись за то, чтобы занять свое место в традиционной системе организации афганского общества и государства Афганистан. Соответственно, классические движения моджахедов не подвергали сомнению принципы организации афганского общества на основе компромисса светских и духовных начал в управлении им.⁴⁵

Таким образом, Пакистан, где вполне четко действовала  обычная практика синтеза светских и духовных начал в управлении мусульманским обществом, способствовал созданию политической организации, основанной на идеологии “чистого ислама”, стремящейся восстановить в Афганистане принципы организации первоначальной мусульманской общины.

Сторонники  “чистого ислама”, в других ситуациях  их часто называют “ваххабитами”, выступая против синтеза светских и духовных начал в управлении мусульманским обществом, в первую очередь, вступают в конфронтацию с традиционной элитой обычного мусульманского общества, включая в их число и представителей классического “улама” - мусульманского “духовенства”. Поэтому естественно, что во всех мусульманских обществах, где движения сторонников “чистого ислама” становятся серьезной политической силой, в первую очередь происходит тяжелый конфликт между “традиционной элитой” в разных формах ее проявления и приверженцами идей “чистого ислама”.

Такой конфликт и составлял основу первоначальной резкой оппозиции со стороны классических партий моджахедов политическим устремлениям движения Талибан. Это же и объясняет  демонстративно жестокие меры со стороны талибов в отношении представителей традиционной афганской элиты. Так, 12 марта 1995 года талибами был убит лидер партии шиитов-хазарейцев Хезбе и-Вахдат Абдула Али Мазари, а 26 сентября 1996 года после взятия Кабула позорным для афганца способом через повешение был казнен бывший президент страны Наджибулла.

Эти меры носили ярко выраженный демонстративный характер и были призваны шокировать общественное мнение страны. Особенно шла вразрез  с классическими пуштунскими  традициями публичная казнь бывшего  президента Наджибуллы. В Афганистане пуштунские традиции предполагали высокую степень автономности пуштунских племен и общин. Своеобразная пуштунская “демократия” строилась на балансе интересов племенных вождей, племен, общин. При этом отношения регулировались согласно традиции, включавшей в первую очередь институт джирги - “эгалитарного социально-политического регулятора существования пуштунских племен”.⁴⁶

Согласно пуштунской традиции “вождь племени достаточно ограничен в своих возможностях наказания соплеменников - это сфера действий традиции (бадала, джирга). Любая попытка наказания соплеменника со стороны вождя вызывает более или менее адекватную реакцию со стороны рода, член или члены которого этому нак азанию подверглись, в отношении вождя и его рода”.⁴⁷

Талибы продемонстрировали неуважение к классической пуштунской традиции, казнив Наджибуллу, несмотря на то, что он являлся представителем традиционной элиты влиятельного пуштунского племени ахмедзаи. Тем самым, противопоставив идеи создания в Афганистане общества “чистого ислама”, построенного на канонах классической мусульманской общины, системе организации традиционного афганского общества.

В связи с  этим представляет интерес принцип комплектования движения Талибан. В основном, в политическом руководстве движения Талибан были собраны люди, не входящие в систему традиционной элиты афганского общества. На момент появления движения Талибан на афганской политической сцене осенью 1994 года, большинство его политических и военных руководителей были неизвестны афганскому общественному мнению. Политическому руководителю движения Талибан Моххамад Омару Ахунзада осенью 1994 года шел 31-й год. Во время войны против прокоммунистического режима в Кабуле и советского присутствия в Афганистане он являлся полевым командиром небольшого отряда моджахедов, принадлежащего к партии Наби Мохаммади из состава Пешаварского альянса. “Большинство командиров талибов имеют вымышленные имена. Настоящее имя муллы Борджана, одного из основателей движения, погибшего за два дня до взятия Кабула, - туран (капитан) Абдул Рахман. Бывший слушатель военного университета в Кабуле, этот житель Кандагара участвовал в дворцовом перевороте Хафизуллы Амина в сентябре 1979 г. Он покинул Кабул в декабре, когда советские войска свергли Амина. В Пакистане он присоединился к движению Наби Мохаммади “Харакате инкилабе ислами”.

Другие не участвовали  в сопротивлении. Шах Сарвар был  ответственным работником разведывательного  подразделения под российским командованием возле Сароби; теперь у талибов он командует артиллерийскими батареями к северу от Кабула. Мухаммед Акбар, бывший чиновник департамента ХАД, секретной коммунистической полиции, выполняет те же функции при новом режиме. Генерал Мохаммад Джилани тоже присоединился к движению талибов после взятия Кандагара и был назначен командующим ПВО. Он оставался в афганской коммунистической армии вплоть до 1992 г.”.⁴⁸