Рецепция института частной собственности

Достаточно показательно, что даже отдельные писатели приходят к аналогичной мысли. Так, М. Веллер, забросив свои детективы про майора Звягина, пришел к следующей мысли: «Единственная национальная идея сегодня  – это месть за обворовывание  и наглое унижение страны и людей»[23]. Думаю, это мнение разделяет большинство населения нашей страны, т.е. пресловутое униженное и обворованное в своих ожиданиях гражданское общество. 

При подготовке к  реформам либерализма, к формированию идеологии частного собственника в  России началась подготовка общественного  сознания, в чем приняла активное участие интеллигенция.  

В этом случае показательно, что научный мир с начала рыночных преобразований тут же изменил парадигму  своего отношения к праву собственности  с отрицательного вектора при  советских временах на откровенно положительный  – при демократических. В литературе оно стало рассматриваться уже  как панацея для больного постсоветского общества. Так, О.В. Орлова видит основное различие правовой и неправовой культур (?) в отношении к праву собственности. В правовых цивилизациях, по ее мнению, частная собственность имеет  высокий ценностный статус и является предпосылкой и экономической основой  свободы. Неслучайно, полагает она, изначально становление гражданского общества прошло под лозунгом священности  и неприкосновенности частной собственности[24]. А.М. Егоров считает, что в российском законодательстве институт частной  собственности не получил в полной мере своего развития, что связано  как с недостаточной степенью развития рыночных отношений в России, так и со слабой разработкой его  теоретических проблем[25]. 

Отрицая всякие исторические закономерности, г-н М.Ю. Водкин пишет, что «появление права собственности  в истории знаменовало собой  весьма важную победу личности над  коллективизмом. Эта победа нужна  для экономического прогресса общества, для развития личной предприимчивости и энергии»[26]. 

Заместитель директора  Института права СГЭА, кандидат философских  наук В.И. Костин декларирует: «Собственность является основой любого общества. Она определяет суть экономической  формации общества, его политический и правовой статус, является средством  удовлетворения интересов и потребностей граждан, их объединений, а также  всего общества в целом. Более  того, собственность порождает экономическую  свободу в отношениях с другими  людьми. Проблема собственности –  это проблема свободы, которая дает и определяет власть человека над  самим собой. Лишить человека собственности  значит его десубъектировать, расчеловечить. Человек-собственник – это свободный  человек, ибо личность человека (его  персона) возможна лишь при персонификации всего того, что создано человеком  и природой. Только при этом условии  человек становится личностью, обладающей реальным правом и возможностью принимать  решения относительно своего настоящего и будущего»[27].  

Его коллега, Ю.И. Стецовский, также не отстает в восхвалении  права частной собственности, считая, что именно оно приведет к радикальному обновлению российского общества: «Каждому из нас надо «сдирать» с себя старую, загрубевшую кожу, учиться быть личностью  и уважать личность в другом. Пришло время перенимать блага свободы: личные, политические и социальные права, чувства хозяина и собственного достоинства, переходить к свободе мышления на принципах общечеловеческих ценностей, к свободной конкуренции и основанных на ней экономической свободе и благополучии. Без превращения человека в собственника такой переход вряд ли возможен. У нас же отобрали самих себя. Отобрали под дулами маузеров, под рев «черных воронов», под лай «верных Русланов». Коммунисты вернули основную пятивековую боль России – униженность ее народа: мы опять стали рабами, рабами внутри себя…»[28].  

В этом же ключе пишет  и другой исследователь, Ю.Б. Кочеврин: «Для России отмена запрета на частную  собственность явилось событием огромного исторического и психологического значения. Был снят социальный пресс  огромной силы, который искажал не только деятельность, но и сознание людей. О том, насколько этот пресс  был силен, можно судить по тому, что до сих пор он до конца не снят, о чем свидетельствует, в  частности, мучительное прохождение  законодательства о земельной собственности»[29]. 

В.З. Баликоев считает, что только «частный собственник  учится, ищет, узнает, изобретает, покупает, финансирует научные исследования. Однозначно развивает производительные силы, а следовательно, общество в  целом. В этом глубокое, прогрессивное  значение частной собственности»[30].  

А чего стоит рассуждение  Г.С. Лисичкина, который считает, что  институт семьи в России просто не состоялся (!), так как не состоялся  институт частной собственности: «Но  институт семьи в России не состоялся, и в этом ее огромная трагедия. В  России, в отличие от остальных  стран цивилизованного мира, по существу нет семьи в классическом, а  не в эмоционально-физиологическом  смысле этого слова. Институт семьи, как известно, возникает, укрепляется, развивается лишь на базе частной  собственности. Где ее нет, там нет  и семьи, а есть в лучшем случае сожительство, не обремененное идеей  созидания, приумножения богатства, заботой  о том, чтобы наследники процветали»[31].  

С.Л. Баяхчева и С.И. Илларионов в работе, посвященной  идеологии гражданского общества, также  отмечают страшное прошлое советского гражданского общества, лишенного «своей главной экономической основы –  собственности»: «Стремясь покончить  с государственно-монополистическим  капитализмом, СССР ценой огромных усилий пришел к государству-левиафану, как единственному монопольному собственнику всех средств производства, природных ресурсов, рабочей силы и распределителю производственных благ и услуг. Это государство  названо социалистическим»[32]. 

В 2006 г. Д.А. Ветровой была успешно защищена диссертация  на соискание ученой степени кандидата  юридических наук на тему «Гуманистическая направленность института права  собственности: вопросы теории». В  ней она выносит на защиту следующие  положения: «Гуманистическая направленность института права собственности выражается в двух взаимосвязанных проявлениях, одно из которых связано с реализацией личностью своего естественного субъективного права собственности (личностный аспект), а второе – с соблюдением прав и законных интересов других лиц (публичный аспект). Личностный аспект гуманистической направленности права собственности проявляется в том, что собственность является источником для реализации человеком своих прав, в том числе таких неотъемлемых, как право на свободу, счастье, развитие своих способностей. Право собственности позволяет обеспечить определенное благополучие человека, прежде всего имущественное, и это выражается через благосостояние человека. Обладание собственностью дает возможность человеку самовыражаться и обрести некую автономию, позволяющую действовать, исходя из своих внутренних потребностей и пристрастий. Собственность – это также определенное творчество, так как управление ею требует таланта и умения. Публичный аспект гуманистической направленности права собственности проявляется в свободном и ответственном участии человека в жизни общества, так как собственность не только дает права, но и наделяет обязанностями по отношению к другим лицам и государству. Осуществление правомочий собственником не должно затрагивать интересы других лиц. Отношения собственника с окружающим миром и другими людьми должны быть основаны на человеколюбии, сострадании, отзывчивости, уважении, толерантности, милосердии и справедливости»[33]. 

Такое же «наивное»  мнение о российской действительности высказано в работе Б.С. Аккуратова: «Негативные оценки социальных групп  и личностей, объединяемых в категорию  «буржуазия», традиционно превалировавшие  в трудах советских историков, постепенно уходят в прошлое. Купец, коммерсант предстает уже не как безжалостный эксплуататор, а как созидатель, рачительный хозяин промышленных и  торговых предприятий, предоставляющий  новые рабочие места, опора экономики  страны. Также меняются культурные знаки отношения к мещанству, презрение к «обывательщине», «паутине»  частной собственности, поглощенности  накопительством уступает место  уважению к мелкому собственнику – предпринимателю и труженику, заботливому «отцу семейства»»[34].  

Даже вроде бы православный по мировоззрению В. Тростников, призвавший к соавторству и Н. Михалкова, пишет следующие, достаточно жутковатые для православного мировоззрения, строки: «И еще одно соображение, уже  научное. Неорганическая материя подчинена  закону возрастания энтропии (второму  началу термодинамики): предоставленная  самой себе, она теряет упорядоченность  и приходит в состояние хаоса. Понижают энтропию только живые существа. И если какой-то фрагмент материального  мира сделался собственностью человека, это означает, что он превратился  в его продолжение, стал частью его  «я», а это сразу выводит его  из подчинения энтропийному закону. Так  что институт частной собственности  способен спасти не только души людей, но и неодушевленную составляющую земного  бытия»[35]. Осталось признать, что только собственники – истинные православные. Именно этого, видимо, и добивается автор в своем научном произведении. А это далеко не православие, скорее – протестантизм. Но это уже идеология… 

Игнорируется факт западной политэкономии, что частная  собственность лишь при определенных условиях служит источником доходов, а  в других она приносит убытки и  ведет к разорению своих обладателей. Для того чтобы частная собственность  приносила доходы ее владельцу, необходима успешная трудовая и предпринимательская  деятельность рабочих, служащих, инженерно-технических  работников и организаторов производства. Нужна и определенная рыночная среда, которой у нас пока нет[36].  

Но, видимо, западные экономические законы в России не работают. В настоящее время обыватель  наблюдает удивительную картину: заводы не работают, законсервированы, превращены в торговые рынки, а валовой продукт  нашей страны постоянно растет. Особенно показательны результаты реформ в сельской местности. 

Так, в Эвенкии  в сельскохозяйственном секторе  экономики от дореформенного потенциала (до 90-х годов ХХ в.) осталась всего  седьмая часть; в Республике Алтай  – пятая часть; в Тыве, Хакасии  и Бурятии индекс сельскохозяйственного  производства составлял в 2002 г. лишь половину своего значения в 1990 г.[37] Масштабы безработицы также потрясают: в  Хакасии каждый седьмой (от экономически активного населения), в Тыве –  каждый четвертый, в республике Алтай  – каждый пятый, в Бурятии –  каждый пятый. По Сибирскому федеральному округу в целом безработным является каждый седьмой[38]. 

Показатели жизнеобеспечения многих групп народов сейчас сравнимы с теми, что были 100 лет назад.[39] По разным оценкам от 30 до 70% всего  населения сибирского региона находятся  вне экономики, среди коренных народов  доля такого населения в отдельных  поселениях доходит до 95%. Почти 90% населения  Севера и Сибири оказалась за чертой бедности.[40] 

Кстати, и в самой  России ситуация складывается не лучшим образом. М.Г. Скляр отмечает, что  в настоящее время «главное здесь  – как устранить и вообще не допустить последствий деградации сельских территорий, вымирание людей  преклонного (и даже трудоспособного) возраста, чрезмерную миграцию молодежи. Россия имеет очень низкий уровень  развития (даже по сравнению с советским  периодом) инфраструктуры в сельской местности. Село безнадежно отстало  от города по уровню обустройства, наличию  жилья, школ, больниц, других объектов бытового и социального обслуживания сельского населения. Крайне низкая по этим причинам обеспеченность аграрного  производства кадрами, особенно квалифицированными, является не только существенным тормозом в вопросах внедрения современных  технологий, но и развития отрасли  как таковой. Рыночные реформы на селе привели к разрыву установившихся экономических, технологических и  социальных связей между различными сферами АПК, породили неуправляемость  в развитии системы аграрных отношений»[41]. 

Российские исследователи  видят причины неудач приватизации не только в «слепом копировании», но и в дремучем характере русского народа.  

Г.Х. Чукаева доказывает: «Институт права частной собственности  тесно переплетается с такими институтами, как демократия, права  человека, и распространяет свое влияние  на все национальное правовое поле. Отсюда национальная правовая система, воспринимающая институт права частной  собственности, радикально отличается от правовой системы страны, игнорирующей частную собственность»[42].  

По мнению доктора  философских наук В.Ф. Шаповалова, неухоженность  и необустроенность земли «заключается в вековой привычке относиться к  родной земле как к чему-то не своему, чужому. Российский человек  словно постоянно ощущает временность  своего существования здесь, в той  точке пространства, где ему выпало жить. Ощущение временности, конечно, не может настраивать на то, чтобы  обустраиваться капитально. Несомненно, отношение к родной земле как  к «не своей» сформировалось под  влиянием двухсотлетнего господства крепостного  права, труда на барской, отчужденной  земле. Такой же, отчужденной от хозяина, оставалась земля и при советской  власти»[43].  

Р.М. Гусейнов отмечает, что важнейшим препятствием на пути индустриально-капиталистической модернизации России продолжает оставаться некий  общинный «дух»: «Общинная организация  земледелия, труда и быта оказались  настолько привычной для русских  крестьян, что в 70-е годы XIX века началось возрождение общинных земельных  переделов уравнительного характера. Это была своеобразная реакция крестьян на развитие товарно-денежных отношений  в деревне и на начавшуюся интенсивную  социальную дифференциацию внутри мира. Здесь действовала старая традиционистская идеология, сохранившаяся до сих  пор: если я не могу жить лучше соседа, так пусть и он живет хуже. Российскому  народу с глубокой древности присущи  такие нерыночные черты, как общинность, соборность, взаимопомощь, коллективизм и – оборотная сторона этих позитивных характеристик – круговая порука. Рынок – система, основанная на индивидуализме, предприимчивости и риске. Истинный рыночный субъект  не ждет помощи ни от государства, ни от общины, ни от родственников. В некотором  смысле это героическая личность, особенно когда дело касается собственного благополучия и бизнеса»[44].  

Конечно, российским реформаторам очень мешает российский народ с его отсталым мышлением, не готовым к радикальным преобразованиям. Любопытно, что, помимо огульных выпадов  в адрес русского народа, Р.М. Гусейнов не указал, что, в принципе, рынок  – это еще и система, основанная на добросовестном честном труде. Про  этот факт своевременно и повсеместно  забывается.