Основные теории происхождения государства и права

Государство, по Аристотелю, является не только продуктом естественного  развития, но и высшей формой человеческого  общения. Оно охватывает собой все  другие формы общения (семью, селения) . В нем последние достигают своей конечной цели - “благое жизни” - и завершение. В нем же находит свое завершение и политическая природа человека.

Государственная власть, по мнению сторонников патриархальной теории, есть ничто иное, как продолжение отцовской власти. Власть государя, монарха - это патриархальная власть главы семьи. Патриархальная теория служила в средние века обоснованием абсолютной (“отеческой” ) власти монарха. 

3. Договорная теория (теория договорного происхождения государства и права) объясняет происхождение государства общественным договором - результатом разумной воли народа, на основе которого произошло добровольное объединение людей для лучшего обеспечения свободы и взаимных интересов. Отдельные положения этой теории развивались в V - IV веках до н.э. Софистами в Древней Греции. “Люди, собравшиеся здесь! - обращался к своим собеседникам один из них (Гиппий 460 - 400 гг. до н.э.) - Я считаю, что вы все тут родственники, свойственники и сограждане по природе, а не по закону: ведь подобное родственно подобному по природе. Закон же, властвуя над людьми, принуждает ко многому, что противно природе” Основой данной теории является положение о том, что государству предшествовало естественное состояние человека. Условия жизни людей и характер человеческих взаимоотношений в естественном состоянии представлялись не однозначным образом. Гоббс видел естественное состояние в царстве личной свободы, ведущей к “войне всех против всех” ; Руссо считал, что это есть мирное идиллистическое первобытное царство свободы; Локк писал, что естественное состояние человека - в его неограниченной свободе.

Сторонники естественного  права считают государство результатом  юридического акта - общественного  договора, который является порождением  разумной воли народа, человеческим учреждением  или даже изобретением. Поэтому данная теория связывается с механическим представлением о происхождении  государства, выступающего как искусственное  произведение сознательной воли людей, согласившихся соединиться ради лучшего обеспечения свободы  и порядка.

Гольбах, например, определял общественный договор  как совокупность условий для  организации и сохранения общества. Дидро суть своего понимания общественного  договора изложил следующим образом: “Люди быстро догадывались, - писал  он, - что если они будут продолжать пользоваться своей свободой, своей  независимостью и безудержно предаваться  своим страстям, то положение каждого  отдельного человека станет более несчастным, чем если бы он жил отдельно; они осознали, что каждому человеку нужно поступиться частью своей естественной независимости и покориться воле, которая представляла бы собой волю всего общества и была бы, так сказать, общим центром и пунктом единения всех их воль и всех их сил. Таково происхождение государей” . ^* Классическое обоснование договорная теория получила в трудах Руссо. Исходя из исторического опыта он пришел к выводу, что правители стали смотреть на государство как на свою собственность, а на граждан как на рабов. Они стали деспотами, угнетателями народа. Деспотизм, по Руссо, высшее и крайнее проявление общественных различий: неравенства богатых и бедных как следствия частной собственности; неравенства сильных и слабых как следствия власти ; неравенства господ и рабов как следствия попрания законной власти властью произвола. Это неравенство становится причиной нового отрицательного равенства: перед деспотом все равны, ибо каждый равен нулю. Но это уже не старое естественное равенство первобытных людей, а равенство как искажение природы.

Руссо считает, что  в интересах создания правомерного государственного устройства и восстановления истинного равенства и свободы  надо заключить свободный общественный договор. Главная задача этого договора состоит в том, чтобы “найти такую  форму ассоциации, которая защищала и охраняла бы общей совокупной силой  личность и имущество каждого  участника и в которой каждый, соединяясь со всеми, повиновался бы, однако, только самому себе и оставался  бы таким же свободным каким он был раньше” . ^*Обосновывая договорную теорию Руссо отмечает: “Каждый из нас отдает свою личность и всю свою мощь под верховное руководство общей воли, и мы вместе принимаем каждого члена как неразделимую часть целого” Власть монарха является производной не от божьего провидения, а от самих людей. Данный тезис, положенный в основу договорной теории происхождения государства и права, был наиболее ярко и обстоятельно развит Полем Гольбахом (1723 - 1789) в его работе “Священная зараза или естественная история суеверия” .

Выступая против широко распространенной в средние  века идеи божественного происхождения  власти королей, “являющихся представителями  и подобием бога на земле” , Гольбах пишет, что в практическом плане эта идея служила оправданием всемогущества, бесконтрольности властей, произвола монархов и их ближайшего окружения. “Гордость привилегированных людей, - отмечает автор, - получила в силу божественного права власть быть несправедливыми и повелевать другими людьми. Последние верят, что должны отказаться в пользу своих господ от собственного счастья, должны работать только на них, сражаться и погибать в их войнах. Они верят, что должны безусловно подчиняться желаниям самых сумасбродных и вредных царей, которых небо послало их в гневе своем.

Идея божественного  происхождения власти монарха, констатирует Гольбах, привела во многих странах  к тому. что “государь стал единственным источником милостей” . Он “развращал общество и разделял его, чтобы властвовать” . При таком положении вещей “нация была доведена до ничтожества; собственное неразумение сделало ее не способной ограждать свою безопасность, сопротивляться причиняемому ей злу и вознаграждать за оказываемые ей услуги; сами граждане забыли ее и игнорировали и не признавали. В каждой стране одно центральное лицо зажигало все страсти, приводило их в действие для своей личной выгоды и награждало тех, кого считало наиболее полезным для своих целей” .

Далее Гольбах замечает, что “воля монарха заняла место  разума” . Прихоть монарха стала законом. Милость его стала мерилом уважения, чести, общественного почета. Воля монарха “определяла право и преступление, справедливость и несправедливость. Воровство перестало быть преступлением, если было дозволено монархом” . Угнетение становилось законным, если совершалось от его имени. Налоги шли только на “безумные траты монарха на утоление аппетитов его ненасытных царедворцев” .

Как же практически  обстояло дело со свободой, справедливостью  и с правом в тех странах. где господствовала теория божественного происхождения государства и права?

Отвечая на этот вопрос, Гольбах писал, что свобода в  этих странах была запрещена монархом, “так как стесняла его распущенность. И подданные “скоро поверили, что  все разрешенное государем достойно и похвально” .

Таким образом Гольбах  сделал вывод в отношении идеи справедливости, государи, “обоготворенные  религией и развращенные попами” , в свою очередь, развращали души своих поданных, выносили “среди них борьбу интересов” , уничтожали существовавшие между ними отношения, “делали людей врагами друг с другом и убивали в них нравственность” .

Какую же роль при  этом играло право? Было ли оно одинаково  справедливо ко всем? Ответ Гольбаха однозначный: “Не было” . Суровость закона, пишет он, существовала лишь “для жалкого народа” , ибо “вельможи, фавориты, богачи, счастливцы не подлежали его строгому суду. Все мечтали только о чине, власти, титуле, сане и должности. Каждый стремился быть изъятым из-под гнета, для того чтобы угнетать других” . Каждый желал получить возможность безнаказанно творить зло.

Таким образом, законодательство зависящее от “порочного двора” , должно было лишь связывать граждан. Законы, которые должны были обеспечивать счастье всех, “служили только для защиты богачей и вельмож от покушений со стороны бедняков и серых людей, которых тирания стремилась всегда держать в унижении и нищете” .

Если бы нации, столь  униженные в своих правах и  собственных глазах, заявлял Гольбах, “способны были обратиться к разуму, они, конечно, увидели бы, что только их воля может предоставлять кому-либо высшую власть” . Они увидели бы, что те земные боги, перед которыми они падают, в сущности просто люди, которым они же, народы, поручили вести их к счастью, причем эти люди стали однако, бандитами, врагами и злоупотребили властью против народа, давшего им в руки эту власть” .

Да и сами государи, рассуждал далее автор, если бы они  способны были “запрашивать природу  и свои истинные интересы” , если бы они очнулись от опьянения, в которое приводит их фимиам, “воскуриваемый им служителями суеверия” , они бы поняли, что “власть, основанная на согласии народов, на их привязанности, на их настоящих интересах, гораздо прочнее власти, опирающейся на иллюзорные притязания” . Они бы нашли, что истинная слава состоит в том, чтобы сделать людей счастливыми, истинное могущество - в том, чтобы объединять их желания и интересы, истинное влечение - в деятельности, таланте.

Аналогичных взглядов на природу власти, государства и  права придерживались и другие сторонники и последователи договорной теории происхождения данных институтов.

Оспаривая идеи божественного  происхождения государства и  права, Александр Радищев (1749-1802) считал, что государство возникает не как результат некого божественного  провидения, а как следствие молчаливого  договора членов общества в целях  совместной защиты слабых и угнетенных. Государство, по его мнению, “есть  великая махина, цель которой есть блаженство граждан” .

Джон Локк (1632 - 1704) исходил из того, что всякое мирное образование государств имело в  своей основе согласие народа. Оговариваясь в известной работе “Два трактата о правлении” по поводу того, что  “с государствами происходит одно и то же, что и с отдельными людьми: они обычно не имеют никакого представления о своем рождении и младенчестве” , Локк вместе с тем обстоятельно развивал идеи относительно того, что “объединение в единое политическое общество” может и должно происходить не иначе, как посредством “одного лишь согласия” . А это, по мнению автора, и есть “весь тот договор, который существует или должен существовать между личностями, вступающими в государство или его создающими” .

Вопрос о том, что собой представляет Общественный договор, каковым должно быть его  содержание и назначение, равно как  и многие аналогичные им вопросы  получили наиболее яркое и основательное  освещение в ряде трактатов Жан-Жака Руссо (1712 - 1778) и особенно в его  знаменитом труде “Об Общественном договоре” .

Основная задача, которую призван решать Общественный договор, состоит по мнению Руссо, в  том, чтобы!” найти такую форму  ассоциации, которая защищает и ограждает всею общею силою личность и имущество каждого из членов ассоциации, и благодаря которой каждый, соединяясь со всеми, подчиняется, однако, только самому себе и остается столь же свободным, как и прежде” .

Рассматривая государство  как продукт Общественного договора, порождение разумной воли народа, а  точнее - человеческим учреждением  или даже изобретением, Руссо исходил  из того, что каждый человек передает в общее достояние и ставит под высшее руководство общей  воли свою личность и все силы. В  результате “для нас всех вместе каждый член превращается в нераздельную часть  целого” . Это коллективное целое, по мнению Руссо, есть не что иное, как юридическое лицо. Раньше оно именовалось “гражданской общиной” . Позднее - “Республикой или Политическим организмом” . Члены этого политического организма называют его “Государством, когда он пассивен, Суверенитетом, когда он активен, Державою - при сопоставлении его с ему подобными” .

Государство рассматривается  Руссо как “условная личность” , жизнь которой заключается в союзе ее членов. Главной его заботой, наряду с самосохранением, является забота об общем благе, о благе всего общества, народа. Огромную роль при этом играют издаваемые законы, право.

Руссо выдвигает  и развивает идею прямого народного  правления ибо, согласно Общественному  договору, “только общая воля может  управлять силами государства в  соответствии с целью его установления, каковая есть общее благо” .

Народ, рассуждает мыслитель, не может лишить самого себя неотчуждаемого права издавать законы, даже если бы он этого и захотел. Законы всегда являются актами общей  воли. И никто, даже государь, не может  быть выше их. Законами являются лишь такие  акты, которые непосредственно принимаются  или утверждаются путем проведения референдума самим народом.

Наряду с исключительным правом на принятие законов у народа имеется также неотчуждаемое  право на сопротивление тиранам. Короли, писал по этому поводу Руссо, всегда “хотят быть неограниченными” . Хотя им издавна твердили, что “самое лучшее средство стать таковыми - это снискать любовь своих поданных” , однако это правило при дворах всегда вызывало и будет вызывать только насмешки” .

Власть, возникающая  из любви поданных, несомненно, наибольшая, но она непрочна и условна. Поэтому “никогда не удовлетворяются ею государи” . Личный интерес любых повелителей состоит прежде всего в том, “чтобы народ был слаб, бедствовал и никогда не мог им сопротивляться” . Конечно, замечает мыслитель, если предположить, что поданные всегда будут оставаться совершенно покорными, что государь был бы заинтересован в том, чтобы народ был могуществен, “дабы это могущество, будучи его собственным, сделало государя грозным для соседей” . Но так как интерес народа имеет “лишь второстепенное и подчиненное значение” и так как оба предположения несовместимы, то естественно, что “государи всегда предпочитают следовать тому правилу, которое для них непосредственно выгодно” .

Таким образом, у  любого правителя всегда сохраняется  свой собственный, отличающийся от народного, интерес и соблазн сосредоточения в своих руках как можно  больше государственной власти. Последнее же приводит не только к тому, что “расстояние между государем и народом становится слишком велико и государству начинает недоставать внутренней связи” , но и к тому, что в политическом режиме устанавливаются признаки открытого игнорирования прав и свобод народных масс, признаки деспотизма. В этих условиях, как следует из Общественного договора по Руссо, народ может реализовать свое естественное право на сопротивление. При этом, заключает он, восстание, которое “приводит к убийству или свержение с престола какого-нибудь султана, это акт столь же закономерный” , как и те акты, посредством которых он только что распоряжался жизнью и имуществом своих подданных. “Одной только силой он держался, одна только сила его и низвергает” .