Автор: Пользователь скрыл имя, 06 Декабря 2011 в 21:43, реферат
Сократ родился в месяц Фаргелион (май – июнь по современному календарю), в год архонта Апсефиона, на четвертом году 77-й Олимпиады (469г. до н.э.) в семье каменотеса Софрониска и повитухи Фенареты. Фаргелии были праздником рождения Аполлона и Артемиды. По афинской культовой традиции в Фаргелии город занимался искупительным очищением. Рождение в такой день считалось событием символическим и знаменательным, и новорожденный в Афинах, естественно, попадал под покровительство высокочтимого светозарного Аполлона, бога муз, искусств и гармонии.
представления, замечает, что «правильное, но не подкрепленное объяснением
мнение» нельзя считать знанием: «Если нет объяснения, какое же это знание?
Но это и не невежество. Ведь если это соответствует тому, что есть на самом
деле, какое это невежество? По-видимому, верное представление — это нечто
среднее
между пониманием и невежеством».
Итак, верное описание чего-либо существующего «на самом деле», не
будучи неведением, представляет собой некоторую степень знания. В сущности
же это не столько знание, сколько правильное мнение, адекватное
представление. Подлинное знание выходит за пределы описания и констатации
того, что есть «на самом деле»; оно требует обоснования «мнения»,
предполагает выяснение смысла и значения установленного, побуждает к
познанию общего и единого. Стремление к пониманию — отличительная
особенность философии и философа.
При всем внешнем сходстве майевтики Сократа с полемическим искусством
софистов
эти два способа ведения
и направленности. Искусство софистов, будучи «техническим» знанием,
описательной наукой о человеке, имело в виду «овладение» человеком,
эффективное манипулирование его сознанием и поведением, в то время как
майевтика Сократа, ориентированная на самопонимание, ставила целью
осознание человеком своей автономии, раскрытие им своей сущности как
разумного и нравственного существа. Майевтика Сократа — это способ
реализации дельфийского «Познай самого себя», метод, с помощью которого
собеседник становится соискателем единой истины, единой добродетели,
словом,
соискателем общих определений.
Таким образом, сократовское «Познай самого себя» — это поиск общих
(прежде всего этических) определений; это поиск человеком своего
внутреннего мира как высшей ценности, это забота о своей душе, о своем
назначении. Ориентация на познание общего, или всеобщего, в человеке,
установка на оценку поступков в свете этого всеобщего и на гармонию между
внутренними побудительными мотивами и внешней деятельностью для достижения
благой и осмысленной жизни по необходимости приводили Сократа к
размышлениям
о взаимоотношении познания (знания)
и добродетели...
«Нет ничего сильнее знания, оно
всегда и во всем пересиливает и
удовольствия, и все прочее»
//Сократ//
Со времени Сократа прошло более чем два тысячелетия, однако впервые
поставленный им вопрос об отношении знания к добродетели все еще продолжает
волновать людей.
В диалоге Платона «Протагор», который рассматривается как завершение
раннего (сократовского) периода творчества Платона, Сократ, обращаясь к
Протагору, говорит: «Ну-ка, Протагор, открой мне вот какую свою мысль: как
относишься ты к знанию? Думаешь ли об этом так же, как большинство людей,
или иначе? Большинство считает, что знание не обладает силой и не может
руководить и начальствовать: потому-то и не размышляют о нем. Несмотря на
то, что человеку нередко присуще знание, они полагают, что не знание им
управляет, а что-либо другое: иногда страсть, иногда удовольствие, иногда
скорбь, иной раз любовь, а чаще — страх. <…> Таково ли примерно и твое
мнение о знании, или ты полагаешь, что знание прекрасно и способно
управлять человеком, так что того, кто познал хорошее и плохое, ничто не
заставит поступать иначе, чем велит знание, и разум достаточно силен, чтобы
помочь
человеку?»
Аристотель же, характеризуя этические взгляды Сократа и Платона, пишет:
«Он (Сократ), представив добродетели отраслями знания, отрицал неразумную
часть души, а вместе с этим — и страсть, и характер. После него Платон
верно разделил душу на разумную и неразумную части и сообразно этим частям
истолковал добродетели».
Информация Аристотеля ценна прежде всего тем, что помогает разграничить
воззрения Сократа и Платона, позволяет выделить из творческого наследия
Платона то, что принадлежит Сократу. Кроме того, в ней Аристотель
определяет этику Сократа как безусловный рационализм (интеллектуализм). Об
интеллектуалистической этике Сократа Аристотель говорит и в своей
«Никомаховой
этике».
Следует кое-что сказать об этической терминологии греков. Это позволит
лучше разобраться в столь сложном вопросе, каким является вопрос о
взаимоотношении знания и добродетели у Сократа.
Рассмотрим употребление термина аrete в V в. до н. э. Обычно «арете»
переводится на русский язык как «добродетель». Такой перевод является не
совсем точным, так как у самих греков диапазон использования «арете» был
крайне широким и с помощью этого термина они обозначали не столько
«добродетель» (т.е. высокие нравственные качества), сколько «совершенство»
в чем-либо и превосходное выполнение своей функции и назначения (причем не
только человеком, но и каким-либо орудием производства). Поэтому греки под
термином «арете» могли подразумевать не только «добродетель», но и
«достоинство», «благородство», «доблесть», «заслугу», «добротность»,
«прекрасную организованность» и т.п.
И если вести речь о термине «совесть», то оказывается, что в этическом
языке греков не проводилось заметного различия между «сознанием» и
«совестью».
Советский исследователь В.Н.Ярхо, рассматривавший этот вопрос на
материале аттической трагедии, показал, что герои Эсхила, Софокла и даже
Еврипида больше говорят об осознании содеянного, чем об угрызениях нечистой
совести, больше о «стыде» и «позоре», чем о «совести» в собственном смысле
слова:
«Осознание — феномен чисто
степени эмоциональный, — писал Ярхо, — Стыд предполагает в первую очередь
оценку извне, совесть — изнутри; русское сочетание: «ни стыда, ни совести»
очень
хорошо передает эту разницу».
Таким образом, можно заметить, что греки тяготели к интеллектуализму не
только в понимании совести, но и в понимании добродетели и вообще других
явлений нравственности. Наблюдаемый интеллектуализм сказался и в тезисе
Сократа о добродетели как знании.
За исходную посылку своих рассуждений о добродетели как знании Сократ
брал разум в качестве решающего признака, отличающего человека от животного
и вообще от всех живых существ. Из этой посылки вполне логично следовал
вывод о том, что человек благодаря разуму ставит перед собой определенные
цели и задачи; опираясь на приобретенные знания и навыки, он стремится
реализовать свои намерения; чем полнее знания человека и чем выше его
квалификация, тем успешнее он решает свои задачи и тем больше он
удовлетворяет
свои потребности.
Сократ считал, что только знание позволяет человеку разумно
использовать средства, которыми он располагает, например богатство и
здоровье, для достижения благополучия и счастья. Отсюда он строил следующий
силлогизм: богатство и здоровье сами по себе ни добро (благо), ни зло. Они
становятся тем или другим в зависимости от знания или невежества. Стало
быть, знание — благо, невежество — зло. Однако Сократ не останавливался на
этом выводе. В «Евтидеме» и в особенности в «Хармиде» Платона, говоря,
что знание есть благо, Сократ считает, что знание знанию — рознь: одно дело
— знание в производительной деятельности, например, плотника или кожевника,
а другое — знание в области политического управления, направленного на то,
чтобы «сделать людей добрыми», не говоря уже о знании добра и зла в сфере
нравственности, где оно по своей ценности превосходит все другие виды
знания. Для Сократа этическое знание носит всеобъемлющий характер: оно есть
знание того, что составляет счастье и определяет правильный выбор линии
поведения
и образа деятельности вообще для
его достижения.
Сократ считал неправомерным проведение полной аналогии между этическим
поведением и практической деятельностью, например по изготовлению вещей. О
невозможности такой аналогии свидетельствует и то огромное значение,
которое Сократ придавал этическому знанию по сравнению с другими видами
знания. Однако выдвижение этического знания на первый план и ограничение
аналогии между этическим поведением и практической деятельностью,
наблюдаемые у философа, придавали его тезису о добродетели как знании,
пожалуй, еще более парадоксальный характер, чем это было в начале его