Проблема бытия человека у Мартина Хайдеггера

Хайдеггер претендует на самостоятельное решение  философских проблем, даже на постановку новых проблем - смысла жизни в экзистенциальном измерении жизни. Описание смысла жизни человека в понятиях прошлых систем недопустимо, поскольку применение прежних терминов неосознанно приводит к принятию предпосылок прошлых мыслительных схем. И в этом Хайдеггер несомненно прав.

Раньше  считалось, что человек живет  в пространстве и времени. Но пространство человека может быть соотнесено лишь с человеческим пространством. В  рассуждениях о человеке, считает  Хайдеггер, и речи не может быть о  физическом пространстве. Человеку присуще  собственное пространство - это экзистенциальное - жизненное - пространство. "Вот" не просто означает, но специфицирует место человека в экзистенциальном жизненном пространстве.

Вторая  часть термина "Вот бытие" означает, что бытие человека - это не просто жизненное пространство, но культурно-историческое пространство, а культурно-историческое пространство - это уже не культурно-историческое пространство, а культурно-историческое время.

В целом, заключает Хайдеггер, "Вот  бытие" означает место человека в  его историчности, где пространство существует не параллельно со временем, но встроено в него, а значит, в экзистенциальном бытии бытием становимся мы сами. Поэтому центральной характеристикой "Вот бытия" становится Забота, которая определяется следующим образом- "быть всегда впереди себя в мире".

В классической философии любая категория  почти всегда имела оппозиционную, полярную данной, категорию, поэтому  категории чаще всего "смотрели друг на друга" и направлялись друг против друга. Хайдеггер нагружает свой категориальный аппарат свойством  непрерывного беспокойства и определяет вектор - будущее. Поскольку бытие человека принципиально темпорально, значит, должны быть темпоральны и понятия - экзистенциалы, описывающие временное бытие человека.

Вот что пишет сам Хайдеггер: экзистенция  есть "вид бытия, а именно бытие  того сущего, которое стоит открытым для открытости бытия, где это  сущее стоит, умея в ней устоять. Это умение устоять продумывается  под именем "заботы". Экстатическое  существо присутствия понимается из заботы, так же как, наоборот, забота удовлетворительным образом осмысливается  только в ее экстатическом существе. Так понятое выступание есть существо экстатики, как ее надо здесь мыслить. Экстатическое существо экзистенции  оказывается, поэтому недостаточно понятым также еще и тогда, когда ее представляют себе только как "стояние вовне" и "вовне" понимают как уход от внутреннего, присущего  имманентности сознания и духа; ибо  так понятая экзистенция все  еще представлялась бы из "субъективности" и "субстанции", между тем как "вне" неизменно надо понимать в смысле выступания открытости самого бытия. Статус экстатического покоится, как ни странно это звучит, на понимающем стоянии внутри этого "вне", этого "вот" непотаенности, в качестве которой пребывает само бытие. То, что надо слышать в имени "экзистенция", когда это слово употребляется  внутри мысли, осмысливающей истину бытия из нее самой, могло бы прекрасно  быть названо словом "выстаивание". Использование такой длинной  цитаты продиктовано единственной целью - не ущемить открытость хайдеггеровской  мысли, продемонстрировать его "Вот  бытие".

 

 

 

5. УЧЕНИЕ О ЯЗЫКЕ КАК ИСТИНЕ БЫТИЯ

Хайдеггер длительное время занимается древнегреческой  философией, которая впервые вывела понятие "бытие". Если осуществить  семантический перевод, то в современном  языке древнегреческое "бытие" должно означать "присутствовать": "суть этого присутствия глубоко  таится в первоначальном имени бытия... в присутствии непродуманно и  потаенно правит настоящее и длительность, правит время. Бытие как таковое ... открывает свою потаенность во времени. Таким образом, время указывает  на не потаенность, т.е. истину бытия".

В этом пункте Хайдеггер опять идет по пути, намеченному Гуссерлем, и  различает время как "протекание сущего" (явление) и время как "собственное  имя истины бытия" (феномен). Последнее - истина бытия , когда она связывается с человеком, определяется как понимание. Это - понимание человеком своего бытия, своей истины, своего смысла: "смысл бытия" и "истина бытия" говорят то же самое",- пишет Хайдеггер.

"Человек  ... самим бытием "брошен" в истину  бытия, чтобы экзистируя ... беречь  истину бытия, чтобы в свете  бытия сущее явилось как сущее.  Каково оно есть... Явится ли  оно и как явится ... решает сам  человек".Смысл бытия в том, что бытие дано в его не потаенности, т.е. смысл непосредственно открыт человеку. Открытость смысла - смысла бытия, в свою очередь, позволяет говорить о понимании смысла (смысла бытия), следовательно, о понимании самого бытия.

Понимание - это открытость ("Вот") человека времени, когда время рассматривается  как "собственное имя истины бытия". Понимание - это открытость миру, это бытие в мире, бытие с другими. "Единящим" началом является язык, который только и придает всему в мире свойственное языку единство. "Мысль, послушная голосу бытия, ищет ему слово, в котором скажется истина бытия... Это - забота об употреблении языка. От долго хранимой безъязыкости и от тщательного прояснения высветляющейся в ней области приходит сказывание мыслящего... Мыслящий дает слово бытию".

"Говорит  друг с другом значит: вместе  высказываться о чем-то, показывать  друг другу такое, что выявляет  в говоримом обговариваемое, выводит  его собою на свет. Не выговоренное - не только то, что не поддается  оглашению, но несказанное, еще  не показанное, еще не достигшее  явленности. То, что должно остаться  не выговоренным, что сдержано  в несказанном, пребывает как  несказанное в сокрытом, есть  тайна".

Существо  языка есть сказание о чем-то. Когда  язык говорит о бытии, которое  непотаенно, то язык не просто сказывает, не раскрывает тайну, поскольку тайны  нет,- когда язык говорит о бытии, язык указывает.

Любая речь о языке как бы состоит  из двух аспектов:

1. из говорения, т.е. оглашения  мыслей посредством речи;

2. из слушания самого языка, которым  мы говорим.

Слушание  языка является предпосылкой для  говорения, иначе говорение будет  бессмыслицей.

Чтобы начать говорить, надо услышать, что  нам говорит язык, т.е. надо услышать как говорит язык. Это, во-первых.

Но, спрашивает Хайдеггер, разве может  язык говорить? Разве язык имеет  собственные орудия речи? Конечно, нет. Это, во-вторых.

Но  между "первым" и "вторым" нет  противоречия. Язык говорит нам свой сказ, т.е. показывает нам, что он вобрал в себя, что он в себе имеет. Язык сказывает о бытии, мы же используем язык (сказ) языка, мы употребляем сказ языка, чтобы дать свой сказ о себе. Другими словами, не мы говорим языком (сказом), а язык говорит в нас, язык говорит нами. Язык не может реализовать себя иначе, чем через говорящего языком (сказом языка) человека.

"Человек  - не только живое существо, обладающее ... языком. Язык есть дом бытия,  живя в котором, человек экзистирует,  поскольку, оберегая истину бытия,  принадлежит ей".

6. УЧЕНИЕ О ГЕРМЕНЕВТИЧНОСТИ БЫТИЯ

Хайдеггер начинал как феноменолог, поэтому  в очередной раз в его философии  воплощаются идеи учителя. Хайдеггер  использует идею интерн субъективности, выраженную понятием "интенциональность". Язык как сказ о бытии есть первичный  пласт, который вводит человека в  бытие. Язык, по Хайдеггеру, - не функция  человека, не свойство бытия, но событие (субъект) бытия. Хайдеггер противопоставляет  термин "событие" традиционному  понятию философии "субъект": "событие" понимается как событие, сосуществующее бытие - языка и человека во времени. Событие есть временное совершение языка, осуществление языка через человека. В этом состоит языковость бытия. Человек не создает слово каждый раз, когда говорит: слово есть вестник бытия-времени, с помощью слова человек прислушивается к бытию.

За  словом "вестник" еще в древнегреческой  мифологии и ранней философии  стоял Гермес, сын Зевса и Майи, считавшийся самым красноречивым  богом и всегда находивший выход  из любого положения,- качества, которые  сделали Гермеса послом и вестником  богов. Как посол, Гермес сообщал  людям волеизъявление богов, а как  вестник, приносил информацию богам  из мира людей. Поэтому и язык, по Хайдеггеру, герменевтичен. Язык приносит весть от самого бытия, язык говорит "на языке" бытия, следовательно,бытие тоже герменевтично. Но бытие не дано услышать всем, поскольку, как было сказано в самом начале повествования о Хайдеггере, не все задумываются о бытии, о смысле человеческого существования и истине бытия. Бытие дано услышать и понять только поэтам. Поэт не считает себя творцом, он, прислушиваясь к бытию, говорит от имени бытия.

Язык  есть язык бытия так же, как облака есть облака неба. Язык способствует пониманию  человеком своего бытия. Понимание  содержит в себе возможность интерпретации, но интерпретации подвергается не текст, не язык, а само бытие в мире человека. Конституирующий момент бытия в мире - это речь.

Речь  понимается Хайдеггером как язык в его осуществлении, как живая  речь, т.е. наряду с элементами естественного  языка - лексикой и грамматикой, составной  частью речи являются интонация и  молчание. Чтобы понять себя, свое бытие, которое только и может быть истиной  бытия, необходимо прислушаться к языку, к речи.

Опять вслед за Гуссерлем, Хайдеггер различает  явление и феномен молчания и  ставит вопрос о диалектике молчания (феномен) и немоты (явление). Только в настоящей речи может быть молчание, выражающееся смысловой паузой, а кто не умеет говорить о бытии, тот не умеет и молчать. Поэтому тот, кто молчит, может сказать больше, чем тот, который говорит много. Молчание о бытии как понимание бытия только и является прологом к разговору. Многословие, наоборот, может придать мнимую ясность, считает Хайдеггер,- мысль, которая отражена в пословицах и поговорках, например: "краткость - сестра таланта".

Язык, поскольку он раскрывает истину бытия, является предпосылкой понимания. Именно из языка черпает человек предварительное понимание о бытии, о самом себе. Язык, поэтому, описывает круг предо понимания, т.е. предварительного понимания истины бытия, такого бытия, из которого нет необходимости выходить. Требование поиска выхода из круга связано, как считает Хайдеггер, с неправильным пониманием бытия, с интерпретацией бытия как сущего. Бытие человека, языка, мира в целом, есть событие (событие). Это - не изолированные миры-субстанции. Это - горизонты, в точке пересечения которых в каждый момент времени появляется просвет бытия как Истины. Бытие человека как Истины есть "четвероякая", на все стороны света, открытость. Бытие человека как Истины есть "Вот бытие".

Четвероякость означает характер установки по каждому  из следующих четырех пунктов:

1. "способом, каким человек как  человек является самим собой,  зная притом самого себя;

2. проекцией сущего на бытие;

3. ограничением существа истины  сущего;

4. тем, откуда человек каждый  раз берет и каким образом  он задает "меру" истине сущего".

 

 

7.ПОДЛИННЫЙ И НЕПОДЛИННЫЙ СПОСОБ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ

 

Человеческое бытие, согласно Хайдеггеру, никогда не выступает  как

изолированный субъект, существование  других, себе подобных, изначально

известно ему, ибо составляет один из моментов его собственной  бытийной,

априорной структуры. Если характеристика бытия среди других – повседневность,

обыденность, то бытие с  другими  может быть неподлинным. Возникает

объективный взгляд на личность, при котором она оказывается  вполне заменимой

любой другой личностью. «Прихоть других распоряжается повседневными  бытийными

возможностями присутствия. Эти другие притом не определенные другие.

Напротив, любой другой может их представлять». Данная взаимозамещаемость,

при которой появляется некая  фикция среднего человека, приводит к  превращению

субъекта в нечто безличное  среднего рода, в анонима . По сути дела это – отчужденный

человек повседневности. Человек  повседневности – несобственный. Процесс

утилизации проникает  также и в язык, который вырождается  в господствующее

общественное мнение, пустословие  анонимной экзистенции; и в конце  концов

индивидуальность, успокоившаяся  в праздной болтовне, исчезает в  тумане

недомолвок. Созвучно Ницше, Хайдеггер бескомпромиссно обнажает структуры

повседневной усредненности  духа. «Истолкованность сегодняшнего дня – говорит

он – молва открытого  и посредственного духа; сегодня: современная

духовность».

 Экзистенция может

осуществляться в совместном бытии с другими уже потому, что самость

проявляться только в отличие  от других. Следовательно, отношение  к другим, а,

если точнее, противостояние им, оказывается главным конституирующим  моментом

Dasein¹.

Так как Dasein потеряно в людях, ему необходимо себя найти,

засвидетельствовать способность  быть самостью. Таким свидетельством, согласно

Хайдеггеру, является голос  совести. «Совесть вызывает самость  присутствия из

потерянности в людях». Зов совести не планируется или подготавливается, не

осуществляется волевыми усилиями и даже зовет против воли. Совесть «говорит в

тревожном модусе молчания. И этим способом лишь потому, что  зовет

призываемого не в публичные  толки людей, но от них назад к  умолчанию

экзистирующего умения быть». Таким образом, совесть взывает к подлинному

существованию, онтологическому, экзистенциальному плану, где уместны  поиски

смысла бытия.

В основе поворота к собственному, к бытию лежит осознание человеком  своей

историчности, конечности, свободы. Безличное существование скрывает от

человека его обреченность, он не знает смерти, представляющей собой сугубо

личный факт. В повседневности смерть понимается как «умирают», как  смерть

других. «Проговариваемая или  чаще затаенная беглая речь об этом скажет: в

конце концов человек смертен. и .любой и ты сам можешь себя уговорить: всякий

раз не именно я, ведь этот человек никто». Но «никто не может снять с