Прагматизм об истине

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ  РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

АЛТАЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ  ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ им. И. И. Ползунова

Инженерно-экономический  факультет

ПРАГМАТИЗМ ОБ ИСТИНЕ

РЕФЕРАТ

Выполнила студентка 1 курса, гр. М-91 Ю. В. Близнюк

Научный руководитель: к. ф. н. , доцент Васильев С. Ф.

БАРНАУЛ 2010

1. Наука и логика

Очень немногие люди имеют  желание заниматься логикой, потому что каждый из них чувствует себя уже достаточно опытным в искусстве  рассуждения.  Полного обладания  способностью делать выводы мы достигаем  лишь в последнюю очередь после  всех остальных наших способностей, потому что она представляет собой  не столько природный дар, сколько  долго и трудно усваиваемое искусство. Для Роджэра Бэкона, этого выдающегося ума, который в середине XIII столетия был почти что ученым в современном смысле слова, схоластическая концепция рассуждения выступала лишь как препятствие на пути к истине. Он заметил, что только опыт учит нас чему-либо – утверждение, которое кажется нам вполне понятным, благодаря ясной и отчетливой концепции опыта, доставшейся нам в наследство от предшествующих поколений; ему же оно казалось совершенно ясным в силу того, что еще не обнаружились все его трудности. Из всех видов опыта, считал он, наивысшим является внутреннее озарение, научающее нас многим из тех вещей природы, которых никогда не смогли бы открыть нам внешние чувства: например, пресуществление хлеба. Каждый существенный шаг в науке был и является уроком в области логики.

2. Руководящие принципы

Целью рассуждения является выяснение на основе рассмотрения того, что нам уже известно, чего-то другого, доселе нам не известного. Следовательно, рассуждение правильно, если оно выводит истинные заключения из истинных посылок, и никак иначе. Таким образом, вопрос относительно обоснованности есть исключительно  вопрос факта, а не мышления. По природе  своей мы обычно рассуждаем правильно, но это случайность истинное заключение не перестало бы быть истинным, если бы мы не испытывали никакого побуждения принимать его, и ложное заключение не перестало бы быть ложным, если бы мы находились во власти сильной склонности верить в него. Логичность, если понимать ее не в старом смысле, а как мудрое единство надежности и плодотворности рассуждения, представляет собой в  отношении практических вопросов наиполезнейшее качество, каким только способно обладать животное, и могла бы, следовательно, быть результатом действия естественного  отбора. Отдельная привычка ума, обусловливающая  тот или иной вывод, может быть сформулирована как утверждение, чья  истинность зависит от законности определяемых этой привычкой выводов; такая формула  называется руководящим принципом вывода. Например, предположим, что мы наблюдаем, как вращающийся медный диск вскоре останавливается, будучи помещен между полюсами магнита и делаем вывод, что то же самое будет происходить с любым медным диском. Руководящим принципом здесь является следующее: что истинно для одного куска меди, истинно и для другого. Очевидно, что по отношению к меди такой руководящий принцип гораздо надежнее, чем по отношению ко многим другим веществам – например, к бронзе.

3. Сомнение и  верование

В большинстве случаев  мы знаем, когда мы хотим задать вопрос, а когда хотим произвести суждение, потому что существует различие между  ощущением сомнения и ощущением  верования.  Ощущение верования есть более или менее надежный показатель того, что в нашей природе укоренилась  некоторая привычка, которая будет  определять наши действия. Сомнение никогда  не обладает подобным эффектом. Сомнение есть беспокойное и неудовлетворенное  состояние, от которого мы стараемся  избавиться и перейти в состояние  верования, тогда как последнее  есть спокойное и удовлетворенное  состояние, которое мы не желаем покидать или менять на верование во что-то другое. Напротив, мы упорно цепляемся  не просто за верование, но как раз  за то верование, в которое мы верим. Таким образом, и сомнение, и верование  оказывают на нас позитивное, хотя и весьма различное воздействие. Верование не заставляет нас действовать немедленно, но ставит нас в такие условия, что мы будем вести себя некоторым определенным образом, когда представится случай. У сомнения отсутствует какое- либо воздействие подобного рода, но оно принуждает нас к действию до тех пор, пока оно само не будет устранено. 

4. Цель исследования

Раздражение сомнения вызывает усилие достигнуть состояния верования. Раздражение сомнения есть единственный непосредственный мотив для борьбы за достижение верования. Единственной целью исследования, таким образом, является установление мнения. Самое большее, что можно утверждать, это то, что мы ищем такое верование, о котором мы будем думать, что оно истинно. То, что единственной целью исследования является установление мнения, оказывается очень важным утверждением.  Оно сразу же отметает прочь многие смутные и ошибочные концепции доказательства. Несколько таких концепций здесь можно было бы отметить.

1. Некоторые философы вообразили, будто для того, чтобы начать исследование, необходимо лишь высказать вопрос (устно или в письменной форме), и даже порекомендовали нам начинать научные занятия с сомнения во всем! Но простая постановка высказывания в вопросительную форму сама по себе не понуждает разум ни к какой борьбе за верование. Должно иметь место настоящее и живое сомнение, а без всего этого дискуссия становится праздной.
2. Довольно распространенной идеей является то, что доказательство должно покоиться на некоторых изначальных и абсолютно несомненных утверждениях. Эти утверждения, согласно одной из школ, суть первые принципы общей природы, согласно другой- первые ощущения. Но на самом деле, исследование чтобы привести к совершенно удовлетворительному результату, называемому доказательством, должно лишь начинаться с утверждений, совершенно свободных от всякого действительного сомнения. Если посылки таковы, что в них фактически не сомневаются, они не могут быть более удовлетворительными, чем они есть.
3. Некоторые люди, кажется любят обсуждать какое- то положение даже после того, как весь мир совершенно убедился в нем. Но ведь нельзя достигнуть большего. С исчезновением сомнения ментальное действие субъекта приходит к концу, и если бы оно действительно продолжалось, то не имело бы никакой цели.

5. Методы закрепления верования

Человек чувствует, что его  верование будет совершенно удовлетворительным, только если он будет непоколебимо держаться его. Человек может  пройти по жизни, систематически удаляя из поля зрения все то, что могло  бы вызвать изменение его мнений, и если только ему это удается  – основывая свой метод, как он это делает, на двух фундаментальных  психологических законах, - то я не вижу, что можно было бы сказать  против такой линии поведения. Было бы самодовольным нахальством возражать, что его образ действий иррационален, ибо это означало бы лишь одно: что его метод установления мнения – не наш метод. Но этот метод закрепления верования, который может быть назван методом упорства, окажется неспособным сохранить свои позиции на практике. Человек, принимающий этот метод, рано или поздно обнаружит, что другие люди мыслят иначе, чем он, и в какой-то более здравый момент ему может прийти в голову, что их мнения так же хороши, как его собственное, и это поколеблет его убежденность в своей вере. Эта концепция, заключается в том, что мысль или переживание другого человека могут быть равноценны нашим собственным, представляет собой, очевидно, новый и очень важный шаг. Таким образом, проблема состоит в том, как закрепить веру не только в индивидууме, но и в сообществе. Этот метод с древнейших времен является одним из главных средств поддержания правильных теологических и политических учений и сохранения их универсального и всеохватывающего характера. Вынося суждение об этом методе закрепления верования, мы прежде всего должны признать его неизмеримое духовное и моральное превосходство над методом упорства. И его успех пропорционально более велик. Они не могут не заметить случайность того, что они обучены именно тому, чему их учили, что именно те нравы и организации, которые их окружают, побудили их думать так, как они думают, а не совершенно отличным образом. Их беспристрастность не может сопротивляться осознанию того, что нет причин ставить свои собственные взгляды выше, чем взгляды других веков и народов, и это зарождает сомнение в их умах. Следовательно, как упрямая приверженность какому-то мнению, так и произвольное навязывание его другим, должны быть отброшены. Должен быть принят новый метод установления мнений, который будет не только давать импульс к вере, но и решать, что представлять собой то утверждение, в которое следует верить. Этот метод напоминает тот, с помощью которого достигают зрелости концепции искусства. Лучший пример применения этого метода дает история метафизической философии. Системы этого рода обычно не опирались на факты наблюдения. Они принимались главным образом потому, что их основные положения казались «согласными с разумом». Столкновения мнений должны скоро привести людей к тому, чтобы опираться в своих предпочтениях на гораздо более интересную основу. Это учение не опирается ни на какие факты в мире, но имело широкое признание в качестве единственно разумной теории. Этот метод является гораздо более интеллектуальным и достойным уважения с точки зрения разума, чем любой из тех, на которые мы указывала. И в самом деле, до тех пор пока не будет применен лучший метод, нужно следовать этому методу, ибо он есть выражение инстинкта, являющегося в любых случаях главной причиной верования. Он превращает исследование во что-то похожее на развитие вкуса, но вкус к сожалению, есть всегда в большей или меньшей степени дело моды. И так мы от этого метода, который получил название априорного переходим, говоря словами лорда Бэкона, к истинной индукции. Чтобы разрешить наши сомнения, необходимо, следовательно, найти метод, в соответствии с которым наши верования были бы определены не чем то человеческим, но некоторым внешним постоянным фактором, чем-то таким, на что наше мышление не оказывает никакого воздействия, (но что, в свою очередь, обнаруживает тенденцию оказывать влияние на мысль: иными словами, чем-то реальным). Некоторые мистики воображают, что они обладают таким методом в виде личного вдохновения свыше, но это есть лишь разновидность метода упорства, в котором не развито еще понимание истины как чего-то общественного. Если исследование не может доказать существования реальных вещей, то оно, по крайней мере, не приводит к противоположному заключению; научный метод и понятие, на которое он опирается, всегда остаются в гармонии. Так что, в отличие от остальных методов, практическое применение метода науки никогда не приводит с необходимостью к возникновению сомнения в нем. Чувство, из которого проистекает любой метод закрепления верования, есть чувство неудовлетворенности при наличии двух противоречащих предложений. Но здесь уже заложена смутная предпосылка, что существует какая-то одна вещь, которую предложение должно репрезентировать. Никто, следовательно, не может действительно сомневаться в существовании реальностей, в противном случае, сомнение не было бы источником неудовлетворенности. Данная гипотеза, следовательно, признается всеми. Так что, социальный импульс не может побудить людей поставить ее под сомнение. Каждый человек пользуется научным методом по отношению к великому множеству вещей и престает пользоваться им лишь тогда, когда не знает, как его применить. Опыт не только не приводит нас к сомнению в этом методе, но, напротив, научное исследование всегда знаменовалось самыми грандиозными триумфами в деле установления мнения. Все это объясняет, почему я не сомневаюсь ни в методе, ни в гипотезе, на которую он опирается. Это единственный из четырех методов, который проводит какое-то различение правильного и неправильного пути. Проверка того, правильно ли я следую методу, не является непосредственной апелляцией к моим чувствам и целям, но, напротив, включает в себя применение этого метода. Следовательно, возможно как хорошее, так и плохое рассуждение, и этот факт является основанием практической стороны логики. Не следует полагать, будто первые три метода не имеют никаких преимуществ перед научным методом. Напротив, каждый из них обладает особым преимуществом. Априорный метод отличается своими удобными следствиями. Его сущность составляет принятие тех верований, к которым мы склонны, и это льстит нашему природному тщеславию до тех пор, пока грубые факты не разбудят нас от наших приятных сновидений. Метод авторитета всегда будет управлять массой человечества, и тех, кто обладает различными формами организованной силы в государстве, никогда не удастся убедить в том, что опасное мышление не должно так или иначе подавляться. Следование методу авторитета есть путь мира. Поэтому величайшие интеллектуальные благодетели человечества никогда не осмеливались и не осмеливаются высказывать свою мысль до конца, поэтому также тень сомнения сразу же, с первого взгляда, падает на каждое утверждение, считающееся существенным для безопасного общества. Но больше всего я восхищаюсь методом упорства- за его силу, простоту и непосредственность. Люди, исповедующие его, отличаются решительностью характера, достичь которой вовсе не трудно при наличии такого мыслительного правила. Они не тратят время, пытаясь перестроить свой ум так, как им хотелось бы, но, ухватившись с быстротой молнии, за первый из попавшихся вариантов, держатся его до конца, что бы не случилось. Таковы преимущества, которыми другие методы установления мнения обладают перед научным исследованием. Человек должен хорошенько взвесить их все, затем поразмыслить над тем, желает ли он, чтобы его мнения совпадали с фактами и что нет причин, по которым плоды первых трех методов должны удовлетворять этому требованию. Давать такой результат-прерогатива метода науки. В силу таких соображений человек должен сделать свой выбор – этот выбор гораздо важнее, чем простое принятие того или иного интеллектуального взгляда; этот выбор является одним из ключевых решений в его жизни, и, однажды сделав, он обязан твердо его держаться.