Понятие и формы истины. Критерий истины: абсолютная и относительная истины

     Третьим подходом к проблеме истины является концепция, в которой критерием истинности выступает практика – прагматическая (от греч. pragmo – дело, действие) концепция истины. Она берет начало в греческой софистике и древней китайской философии. Во времена более близкие к нашим дням значительный вклад в развитие прагматической концепции истины внесли сторонники американского прагматизма (У. Джеймс, Д. Дьюи). Развивая идеи Чарльза Сандерса Пирса, сформулированные им в работе «How to Make Our Ideas Clear» («Как сделать наши идеи ясными»), его ученик и последователь Уильям Джеймс указывает, что обоснованием прагматизма в философии является факт неизживного философского плюрализма: «Прагматический метод – это прежде всего метод улаживания философских споров, которые без него могли бы тянуться без конца. Представляет ли собой мир единое или многое? – царит ли в нем свобода или необходимость? – лежит ли в основе его материальный принцип или духовный? Все это одинаково правомерные точки зрения на мир, – и споры о них бесконечны. Прагматический метод в подобных случаях пытается истолковать каждое мнение, указывая на его практические следствия. Какая получится для кого-нибудь практическая разница, если принять за истинное именно это мнение, а не другое? Если мы не в состоянии найти никакой практической разницы, то оба противоположных мнения означают по существу одно и то же, и всякий дальнейший спор здесь бесполезен. Серьезный спор возникает только в том случае, когда мы можем указать на какую-нибудь практическую разницу, вытекающую из допущения, что права какая-нибудь одна из сторон».

     Прагматики  понимают истину как работоспособность чувств, мыслей, идей, их полезность в деле достижения желаемой цели. То есть истинным, по их мнению, является то знание, которое оказывается полезным, на основе которого удается успешно действовать человеку. У. Джеймс формулирует «принцип Пирса» следующим образом: «… чтобы добиться полной ясности в наших мыслях о каком-нибудь предмете, мы должны только рассмотреть, какие практические следствия содержатся в этом предмете, то есть каких мы можем ожидать от него ощущений и к какого рода реакциям со своей стороны мы должны подготовиться. Наше представление об этих следствиях – как ближайших, так и отдаленных – и есть все то, что мы можем представить себе об этом предмете, – поскольку вообще это представление имеет какое-нибудь положительное значение»1. Так, согласно взглядам Уильяма Джеймса, истинны те идеи, вера в которые полезна и выгодна для жизни. Идеи, получаемые людьми из их опыта, становятся истинами, когда они демонстрируют свою оперативную способность (satisfactoriness) упрощать и экономить наши усилия, а их практические следствия соответствуют нашим ожиданиям. Истинность идеи – это событие, процесс ее самопроверки и подтверждения (verification). При этом истина может основываться на доверии (кредитная система истин) и должна быть совместима с другими истинами и новыми фактами.

     Американский  философ Джон Дьюи (1859–1952), один из ведущих представителей прагматизма, также отрицал объективность истины, отождествляя ее с полезностью. Он развил концепцию инструментализма, согласно которой понятия и теории – лишь инструменты для приспособления к внешней среде, для ориентации человека в его взаимодействии с природой и обществом. Эта, казалось бы, вполне ясная позиция также вызывает ряд вопросов и сожалений.

     Во-первых, означает ли это, что мы можем принять  как истинную систему понятий, суждений, реально не корреспондирующихся с объектом познания, если она «срабатывает» прагматически? Кстати, в своей исторической практике люди зачастую так и поступают; следовательно, вопрос почти что риторический. Но тогда следует отметить, что прагматическое понятие истины не имеет ничего общего с исходной этимологией самого слова «истина».

     Во-вторых, означает ли это, что об истинности наших знаний мы можем судить только после их применения на практике? Тогда всегда в момент начала нового действия мы пребываем в неведении? Основной массив наших знаний, на основе которых мы действуем, связан с предыдущей практикой и эмпирикой. Но такой опыт функционален только для типовых, повторяющихся ситуаций. В нестандартных положениях мы каждый раз будем сталкиваться с отсутствием подтвержденного практикой опыта действий. Следовательно, с позиций прагматической концепции мы до бесконечности попадаем в ситуацию невладения истиной.

     В-третьих, вопрос полезности относителен и не определен для различных степеней отдаленности результатов человеческой практики. Например, современная цивилизация сотни лет опиралась на создание различных механизмов, развитие техники, увеличение возможностей человека использовать энергетические и другие ресурсы планеты. Именно этот путь в европейской культурной традиции рассматривался как единственно верный. Но перед лицом глобальной экологической проблемы, энергетического и сырьевого кризиса истинность ранее превалирующих взглядов о магистральном пути развития человечества оказывается сомнительной. А так как историю не повернуть вспять, остается сожалеть о содеянном нами с планетой. Заблуждения подобного рода становятся наглядными по прошествии многих лет развития, движения в избранном направлении. Ориентир на практику и полезность как критерии истинности ставит вопрос об ограниченности футурологической (предсказывающей) и собственно прагматической функций знаний.

     Оба приведенных выше аргумента, ставящие под вопрос прагматическую концепцию истины, связаны и с проблемой характера связи мышления и практики, с фундаментальной самонадеянностью людей, их склонностью к самообману. Действуя в условиях дефицита информации, люди считают свои поступки рациональными даже тогда, когда это далеко не так. Профессор К.С. Пигров пишет: «Обычно незаметно для самих себя мы рационализируем ситуацию таким образом, будто бы мы сначала все поняли и потом начали действовать, но в действительности наша онтологическая авантюрность состоит в том, что мы постоянно "ввязываемся в бой", и после этого нам что-то становится "видно", а что-то другое в результате сокрывается еще глубже».

     Анализ  показывает, что монистически четко, с позиций одной из перечисленных концепций дать исчерпывающее определение истины не удается. Три концепции истины не отменяют, а дополняют друг друга. Так, например, в марксистской гносеологии критерий практики используется для дальнейшего развития концепции соответствия.

     В реальной познавательной деятельности в различных сферах познания, не дожидаясь окончания гносеологических философских споров, исследователи фактически применяют комплексное, функциональное понимание проблемы истины. То есть истинным признается такое знание, в котором:

а) обнаруживается корреспондентность по отношению к  исследуемому объекту действительности;

б) прослеживается когерентность всей системы доказательств  и суждений;

в) имеется  прагматическая значимость (полезность) и подтверждаемость практикой.

     Приоритетность  в выборе исследователем основной опоры  на ту или другую из этих трех позиций предопределяется сферой исследования (характеристикой исследуемых объектов), формой исследовательской (познавательной) деятельности субъекта (познание мира на повседневно- практическом уровне, инженерно-конструкторская, опытно-экспериментаторская деятельность, теоретическое исследование), а также функциональным предназначением конкретной познавательной деятельности (научная любознательность, поиск правильного образа действия, духовное

 самосовершенствование, ценностное ориентирование, преобразование

 окружающего мира и т.д.).

     По  этому принципу представители логики и математики, привыкшие

 к многозвенным рассуждениям, склоняются к когерентной концепции истины. Физики, особенно экспериментаторы, более широко используют концепцию соответствия. Инженерно-технические работники часто ориентируются в своих действиях на прагматическую концепцию истины.

2. Формы истины

     Вычленение  разных форм истины может осуществляться по различным классифицирующим признакам: по характеру отражаемого (познаваемого) объекта, по видам предметной реальности, по степени освоения объекта и  т.п. [5].

     По объекту отображения

     Еще раз оговоримся, что выделение  форм истины по признаку отображаемого  объекта не отменяет того важнейшего факта, что само понятие истина (истинность) характеризует не объект, а его  идеальное отображение [5].

     В рамках диалектико-материалистических позиций принято выделять материальную и духовную сферы реальности (объективную  и субъективную реальность). При  таком подходе допустима следующая  градация форм истины: Истину как адекватную информацию о материальных системах различных структурных уровней (микро-, макро- и мега- миров) обозначают как  предметную истину, разделив ее далее  на предметно-физическую, предметно-биологическую  и другие виды истины.

     Учитывая  существование огромной и многозначной сферы «духа» – мира чувств, идей, теорий, рефлексивных восприятий, идеалов, верований, любви, можно выделить понятие  духовные истины. Так как своей  духовной деятельности люди также оценивают  чувства, идеи, мысли с позиции  понятий «истинные» и «неистинные». Духовная реальность весьма разнообразна. Поэтому и здесь, как и в  предметном мире, можно выделить отдельные  сферы. Например, экзистенциальную реальность и реальность когнитивную (рационалистически-познавательную) [1].

     Экзистенциальная  реальность включает в себя духовно-жизненные  ценности людей, такие как идеалы добра, справедливости, красоты, чувства  любви, дружбы и т.п., а также и  духовный мир индивидов. Так как  люди решают проблемы истинности представлений  о добре, красоте, оценивают (изучают) свои и чужие чувства, то следует  признать понятие экзистенциальная истина.

     В изучении когнитивной реальности ставятся вопросы о соответствии убеждений  индивида тому или иному комплексу  религиозных догматов или правильности понимания тем или иным человеком  какой-либо научной концепции, теории. Для таких случаев следует  применить понятие концептуальная истина. Можно также выделить операциональную истину – как верные представления субъекта о методах и средствах познания.

     По специфике видов  познавательной деятельности

     На  этой основе можно выделить такие  формы истины как научная, обыденная (повседневная), нравственная, художественная, религиозная, авторитарная и пр. [5].

     Различение  научной и обыденной истины основано на различном уровне проникновения  в суть исследуемых явлений. Обыденные  истины – это результат обыденного эмпирического познания, связанного с видимостью вещей. Такое познание не выходит на уровень сущности. Но в этом знании заключена констатация  явлений и корреляций между ними. И эта констатация – истина. Например, заявления типа: «Снег  – белый» или «Поражение электротоком – смертельно опасно» – являются истинами. Эти истины не формулируются  особым понятийным аппаратом, не облекаются в форму теорий. Если в применении этих обыденных истин не претендовать на выявление принципов и законов  бытия, то не будет и ошибочных  суждений об этих законах. Но как только делается попытка на уровне результатов  обыденного познания объяснять глубинную  суть наблюдаемых в природе, в  обществе или в мышлении процессов, такое знание выступает в роли ложного, иллюзорного знания.

     К научной истине применимы критерии научности, находящиеся во взаимосвязи  и, в своей совокупности, отграничивающие  научную истину от истины повседневного  знания. В отличие от обыденного знания наука осваивает не случайные, поверхностные связи, а изучает  общее и закономерное. Она проникает  в сущность предметов и процессов, не ограничиваясь явлением. Наука  стремится выявлять общие и универсальные  законы мироздания, формируя систематическое, организованное знание, проверенное  теорией и практикой и обоснованное применением конкретной методологии  и специальных методов исследования. Что касается практически-обыденного знания, то оно получает обоснование  из повседневного опыта, из некоторых  установленных рецептурных правил, которые не обладают необходимо доказательной  силой, не имеют строгой принудительности.

     Познание  человеком окружающего мира и  самого себя не исчерпывается сферами  науки и повседневно-бытовой деятельности. Искусство, религиозно-духовная практика также являются формами духовного  освоения действительности, познания истины. Не случайно в искусстве  существует понятие «художественная  правда», под которой и подразумевается  художественная форма истины. Как  отмечает В.И. Свинцов, художественную правду правильнее рассматривать как  одну из форм истины, используемую постоянно (наряду с другими формами) в познании и интеллектуальной коммуникации. Анализ ряда художественных произведений показывает, что «истинностная основа» художественной правды в этих произведениях имеется [5] .

     Для сотен миллионов жителей нашей  планеты источником духовной истины являются религиозные учения. Крупнейшие религиозные учения (мировые религии) показали свою жизнестойкость, успешно  выполняют роль нравственной ориентации, дают явно ощутимый прагматический эффект; религия и наука оказались  на сегодня двумя не способными отвергнуть друг друга сферами человеческой мысли и практики. Следовательно, человечество в своем историческом развитии познает и использует наряду с научными, повседневными, художественными  истинами и религиозные истины. Это  – не апология религии, а констатация  объективной данности, которую нельзя отменить декретом атеистических функционеров.

     Еще одной принимаемой людьми формой истины является истина авторитарная. Это означает принятие тех или  иных идей, суждений, положений как  истинных. Принятие знания как истины на основе авторитета высказавшего данное суждение лица. Кстати, сам факт сохранения этого высказывания с Античных времен до наших дней – тому доказательство. Существует и другое толкование понятия  «авторитарная истина» – когда  основанием для принятия знаний, суждений, утверждений за истину является не доверие к лицу, высказавшему данное суждение.