Экономические концепции П.Прудона

Прудону был тогда 31 год.. С первой же страницы он бросает своим читателям знаменитую фразу, резюмирующую всю книгу: “Собственность - это кража”.

Что нужно  понимать под этим? Признает ли Прудон всякую собственность продуктом  кражи? Осуждает ли он присвоение само по себе, единственный факт владения? Широкие  круги общества так именно и поняли, и нельзя, пожалуй, отрицать, что  Прудон рассчитывал на смятение среди  буржуа. Но не так надо ее понимать. Частная собственность, свободное  распоряжение плодами своего труда  и сбережения есть в его глазах “существо свободы”, это по существу “автократия человека над самим  собой”. Что же он ставит в упрек  собственности? Только право, которое  она дает собственнику на получение  нетрудового дохода. Не собственности  самой по себе, а “droit d’aubaine” (“праву добычи”) собственников. Прудон вслед за Оуэном, английскими социалистами и сенсимонистами шлет проклятие тому самому “праву добычи”, которое, смотря по обстоятельствам и предметам, последовательно получает название ренты, аренды, платы, процента, барыша, ажио, дисконта, комиссии, привилегии, монополии, премии, совместительства, синекуры, взятки и т.д.

Ибо вместе со всеми социалистами, его предшественниками, Прудон признает производительным только труд. Без труда и земля, и капиталы остаются непроизводительными. Отсюда: “Собственник, требующий премии за свои орудия труда и за продуктивную силу своей земли, предполагает наличие  абсолютно неправильного положения, что капиталы сами могут что-нибудь производить, и, заставляя других вносить  ему это воображаемый продукт, он буквально получает кое-что за ничто”.

Вот в  этом заключается кража. Поэтому  он определяет собственность как  “право по своей воле пользоваться и распоряжаться благом других, плодом ремесла и труда других”.

Вещью в  себе остался для Прудона механизм эксплуатации наемного рабочего. Он отождествлял капитал и продукт, движение всего  капитала сводил к движению той его  части, которая приносит процент. Движение ссудного капитала Прудон рассматривал как сделку между заимодавцем  и заемщиком. Присвоение капиталистом части продукта он объяснял тем, что  к издержкам производства необходимо добавлять процент за используемый капитал. В теоретической системе  Прудона процент выступает как основная форма эксплуатации труда. При этом он не понимал взаимосвязи между процентом и системой эксплуатации наемного рабочего.

Все социалисты-теоретики  задаются вопросом, как совершаемое  собственниками и капиталистами  беспрерывное ограбление может практиковаться изо дня в день, не вызывая возмущение среди трудящихся и даже, по-видимому, оставаясь часто незамеченным ими? Не кажется ли это несколько невероятным? Проблема, действительно, интересная и  подходящая для упражнения в остроумии. Прудон решает ее по-своему. По его мнению, между хозяином и рабочим происходит постоянная ошибка в счете. Хозяин уплачивает каждому рабочему ценность его индивидуального  труда, но оставляет для себя продукт  коллективной силы всех рабочих; этот продукт выше того, что могла бы доставить сумма всех их индивидуальных сил. Это дополнение есть прибыль.

Уже после  опубликования первого памфлета экономисты нашли в Прудоне своего сильного критика, и уж нетрудно было им открыть в нем не менее решительного противника социалистов. Рассмотрим вкратце  его отношение к последним.

Никто не употреблял, критикуя социализм, более  резких выражений, чем Прудон. “Сенсимонисты  прошли, как в маскараде”. Система  Фурье - “величайшая мистификация нашего времени”. Коммунистам он шлет следующую  брань: “Прочь от меня, коммунисты; от вашего присутствия разит зловонием и при виде вас я чувствую отвращение”. В другом месте он заявляет: “Социализм ничто, ничем не был и никогда ничем не будет”. Его жестокость по отношению к предшественникам, впрочем, объясняется ни чем иным, как боязнью быть смешанным с ними. Это прием, чтобы насторожить читателя против всякой двусмысленности и лучше подготовить его к оценке его собственных решений, точно ограничив то, что неприемлемо в их теории.

Что же ставит он им в упрек? То, что они, чтобы  избавиться от существующего строя, до сих пор не сумели ничего иного  сделать, как обратиться к прямой противоположности его. Трудность  поставленной проблемы заключается  не в том, чтобы уничтожить существующие экономические силы, а в том, чтобы установить равновесие между ними.

Дело  не в том, чтобы уничтожить эти  “истинные экономические силы”, каковыми являются “разделение труда, коллективная сила, конкуренция, кредит, даже собственность и свобода”, а наоборот, в том, чтобы сохранить их и оградить от всякого вреда. Социалисты же думают только об уничтожении их.

На место  конкуренции социалисты хотят поставить  ассоциацию и организацию труда; на место свободной игры личного  интереса - страсти, как у Фурье, любовь и преданность, как у сенсимонистов, или братство, как у Кабе. Прудона ничто это не удовлетворяет.

Он находит  ассоциацию и организацию труда  противными свободе трудящегося  и отвергает их. Предполагаемая у  них мощь проистекает исключительно  из “коллективной силы и разделения труда”. Свобода является экономической силой по преимуществу. “Экономическое совершенство состоит в абсолютной независимости трудящихся, равно как политическое совершенство - в абсолютной независимости граждан”. Свобода - вот вся моя система,- говорит он в 1848 г. в обращении к своим избирателям,- свобода совести, печати, труда, торговли, образования, конкуренции, свободное распоряжение плодами своего труда и своего ремесла, свобода бесконечная, абсолютная, повсюду и всегда.

Не менее  энергично отвергает Прудон коммунизм  как юридический строй. Речь идет у него не об уничтожении собственности  как необходимого стимула труда, условия семейной жизни, необходимой  для всякого прогресса. Речь идет только о том, чтобы сделать ее безвредной, и, даже еще лучше, о том, чтобы предоставить ее в распоряжение всех. Коммунизм был бы лишь строем “собственности навыворот. ”Общность  есть неравенство, но в смысле обратном тому, в каком существует ныне неравенство  в строе частной собственности. Собственность есть эксплуатация слабого сильным, а общность собственности есть эксплуатация сильного слабым”. Это все то же воровство. “Общность имуществ,- восклицает он,- есть религия нищеты”. “Между строем частной собственности и коммунизмом я воздвигну иной мир”.

Что же касается преданности и братства как принципов  деятельности, то он тоже не хочет допустить  их, ибо они предполагают самопожертвование, подавление человека человеком. Люди равны  в своих правах, и правилом их взаимоотношений может быть лишь справедливость. Это аксиома, и она  кажется Прудону столь очевидной, что он даже не пытается доказать ее. Ему важно только определить, что  такое справедливость. “Это,- говорит  Прудон,- признание в других равной нам личности”; и дальше: “Справедливость  есть самопроизвольно испытываемое и взаимно охраняемое уважение человеческого  достоинства во всякой личности и  при всяких обстоятельствах, какие  ни грозили бы ее нарушением, и перед  лицом всякой опасности, какой мы ни подвергались бы при защите ее”.

   Она, следовательно равнозначна равенству. Если мы применим это определение к экономическим отношениям людей, то найдем, “что принцип взаимности уважения логически превращается в принцип взаимности услуг”. Реализовать эквивалентность услуг - такова потребность людей; только благодаря этому будет уважаться равенство. “Делай для других то, что ты хочешь, чтобы тебе делали”,- это принцип вечной справедливости на экономическом языке выражается во взаимности и взаимодействии услуг. Взаимность или mutuellisme (мутуализм),- таков новый принцип, который должен нами руководить в организации экономических отношений общества.

    Таким образом, критика социализма ведет Прудона к выяснению положительных основ своей системы, и теперь вместе с тем становится ясно, в каком новом виде ставится перед ним социальная проблема, она состоит, с одной стороны, в уничтожении “нетрудового дохода” собственности, так как это доход есть отрицание принципа взаимности услуг, с другой стороны, она состоит в охранении собственности, свободы труда и торговли. Иными словами, нужно уничтожить основной атрибут собственности, но не затрагивать ни собственности, ни свободы.

Но не есть ли это квадратура круга? Уничтожение  нетрудового дохода не предполагает ли обращение орудий труда в общую собственность? Прудон не думает этого. До сих пор думали, что собственность можно реформировать, введя изменения в производство и распределение богатств. Об обмене не думали. Но ведь в обмене услуг проскальзывает неравенство, следовательно, надо добиваться реформы обмена. Но какой? В конце “Экономических противоречий” она проглядывает у него еще в очень туманных очертаниях. Заявив, что “больше ничего не остается, как вывести общее уравнение всех наших противоречий”, он спрашивает: какова будет формула этого уравнения? “Она уже становится доступной нам, она должна быть законом обмена, теорией взаимности... Теория взаимности (mutuum), то есть натуральный обмен, есть с точки зрения коллективного существа синтез двух идей - собственности частной и коммунистической”. Но он не дает более точных указаний.

4. Прудон и революция 1848 г.

Рассмотрим  теперь какое место занимает Прудон в истории экономических учений. Как и у всех социалистов, у него исходным пунктом является критика права собственности. Экономисты старательно воздерживались подвергать дискуссии это право, превращая таким образом политическую экономию в простую сводку “хозяйственно-рутинных навыков”. Однако и в их глазах право частной собственности есть основа нашей социальной системы и причина всех несправедливостей. Прудон и начинает с нападок на собственность и ее защитников - экономистов.

Но как  реформировать современную систему? Чем ее заменить? В этом вся трудность. Родись на 20 лет раньше, Прудон подобно  многим другим, может быть, создал бы какую-нибудь утопию. Но то, что было возможно в 1820 году, стало невозможным 25 лет спустя. Общественное мнение было уже занято самыми разнообразными социалистическими  системами. Оуэн, сенсимонисты, Фурье, Кабе, Луи Блан - все они предлагали свои средства: почти все новые пути, доступные фантазии реформаторов, были испробованы раньше него. Прудон знает обо всех этих попытках, проверяет их и заключает, что все они приводят в тупик. И вот таким образом к критике экономистов присоединяется критика социализма.

В том- то и дело, как найти выход, исправить  пороки частной собственности и  то же время не впасть в то, что  Прудон называет “неизлечимой глупостью” социализма. Он питает инстинктивное  отвращение к утопиям и не любит  тех изобретателей, которые, смотря на общество как на машину, думают, что  достаточно открыть какой-нибудь остроумный “трюк”, чтобы исправить все  шероховатости в машине и пустить  ее в ход. У него социальная жизнь  есть беспрерывный прогресс. Он знает, что нужно время для примирения сталкивающихся в обществе противоположных  сил. Разрешением этой трудной задачи был занят Прудон, в то время  как он готовился вступить на путь активной практической пропаганды своих идей в газетах, когда вспыхнула революция 1848 года, которая вовлекла его в гущу партийной борьбы и поторопила его обнародовать свои идеи.

Революция не застала Прудона врасплох. Но она пришла, по его мнению, слишком  рано. Он очень хорошо отдавал себе отчет, что основная проблема, которую  ей предстояла решить, была скорее экономического характера, чем политического. Но он не скрывал от себя, что массы  народа не достаточно воспитаны, чтобы  допустить мирного разрешения ее. Ведь Прудон, уподобляясь в этом отношении всем французским социалистам  своего времени, грезил о мирном разрешении социального вопроса. Он называет февральскую  революцию “недоношенным ребенком”. И в одном блестящем месте  в газете “Le Peuple” (“Народ”) Прудон изложил свои сетования, когда, предчувствуя приближение революции, он отдавал себе отчет в том, что ни у кого нет “ни ключа, ни здания”.

Но раз  революция свершилась, Прудон не чувствовал за собой права отставать. Он критиковал резко, как никто, существующий строй. Он почитал своим долгом помочь практическому решению вопросов, неожиданно поставленных перед обществом. В качестве журналиста он бросается в гущу борьбы. До тех пор он ограничивался указанием в неопределенных выражениях, в каком направлении он видит выход из создавшегося положения. Отдавшись революционной деятельности Прудон почувствовал необходимость облечь свои идеи в конкретную, обязательную форму. Критика должна быть творческим началом, и он в свою очередь почти вопреки своей воле выковыривает утопию - банк обмена.

5. Влияние Прудона после 1848 года

Чрезвычайно трудно проследить влияние мысли  Прудона в период времени, последовавший  за 1884 годом.

Тем не менее, когда (1864 г.) в Лондоне основалось знаменитое Международное Товарищество Рабочих (Первый Интернационал), входившие  в него парижские рабочие, по-видимому, были еще проникнуты насквозь прудонистскими идеями. На первом конгрессе Интернационала в Женеве в 1866 году, они представили  доклад, идеи которого весьма определенно  навеяны учением Прудона, и заставили  конгресс принять резолюции. Но со следующего конгресса, в 1867 году, они натолкнулись на более сильное сопротивление, на конгрессах же Брюссельском (1868 г.) и  Базельском (1869 г.) влияние Маркса становится преобладающим. Успех идей Маркса после 1867 года покрыл мраком забвения все прежние социалистические системы.

Несостоятельность прудонизма подтвердил также опыт Парижской  Коммуны, когда многие ошибки были связаны  с влиянием идей Прудона. Тем не менее прудонизм является арсеналом, из которого и сегодня черпают идеи реформирования капитализма, мелкобуржуазные теории “капитализма для всех” различные течения анархизма, социал-реформизма, ревизионизма, а также теоретики неофашистских концепций. 

Заключение.

Таким образом, критика социализма ведет Прудона  к выяснению положительных основ  своей системы, и теперь вместе с  тем становится ясно, в каком новом  виде ставится перед ним социальная проблема, она состоит, с одной  стороны, в уничтожении “нетрудового дохода” собственности, так как  это доход есть отрицание принципа взаимности услуг, с другой стороны, она состоит в охранении собственности, свободы труда и торговли. Иными словами, нужно уничтожить основной атрибут собственности, но не затрагивать ни собственности, ни свободы.

Французский мелкобуржуазный экономист  и социолог Прудон, так же как  и Сисмонди, выражал интересы мелких производителей. Выдвигая свою мелкобуржуазную концепцию, Прудон излагает взгляды по широкому кругу вопросов. Разделение труда, свойства товара, заработная плата, собственность, капитал, прибыль, процент, стоимость и другие проблемы он активно исследует с позиций экономического романтизма Его бессодержательные рассуждения сводятся к тому, что надо сохранить полезные свойства разделения труда и устранить вредные. В методологическом плане здесь сказывается вульгарная трактовка диалектики общественных процессов, внеисторический подход. С таких же позиций Прудон “исследует” свойства товара. По его мнению, существует вечная идея стоимости, которая раздваивается на потребительную и меновую стоимость.