Говоря  о роли авторитарного режима в  процессе догоняющей модернизации выделим  ряд общих черт, присущих ей в разных странах.

      Это, в первую очередь, активная роль государства, которое своей модернизаторской политикой компенсировало слабость или даже почти полное отсутствие предпринимательского класса, становясь, таким образом, государством развития. И чем слабее была национальная буржуазия, чем ниже – стартовый уровень, с которого страна должна была начинать модернизацию, тем выше была роль государства. Таков закон всех догоняющих модернизаций.

      Как правило, усиление роли государства  в процессе модернизации сопровождалось установлением откровенно авторитарных режимов («авторитаризмов развития»). Такие режимы обеспечивали – как экономическими, так и административными методами – существенное увеличение доли капиталовложений в ВВП, в том числе и за счет богатых слоев общества. Они проводили политику, направленную и на технологическую модернизацию существующей промышленности, и на создание принципиально новых для страны отраслей хозяйства, обеспечивали условия для подготовки соответствующей рабочей силы, создавали национальные системы образования и научных исследований. (Последнее, как правило, делалось не на начальных этапах модернизации, а после достижения некоего уровня промышленного развития.) При этом «авторитаризмы развития» использовали не только репрессии, осуществляя «принуждение к прогрессу». Они опирались также на общественный консенсус: общество, или, по крайней мере, его наиболее активная часть, соглашалось обменять политические свободы на рост материального благосостояния и расширение возможностей вертикальной социальной мобильности. Другими словами, «авторитаризм развития», с одной стороны, отбраковывал несправлявшихся с работой людей, а с другой стороны, – открывал перспективы, в том числе и для выходцев из социальных низов, сделать карьеру честным трудом, благодаря способностям и усердию. Это наглядно проявилось в ходе ускоренных модернизаций в НИСах Азии, а сегодня наблюдается в Китае и Вьетнаме, где принцип меритократии восходит к конфуцианской традиции.

      Проводя догоняющую модернизацию, государство развития обеспечивало защиту прав собственности всех без исключения субъектов экономической деятельности. Оно выстраивало эффективную судебную систему, стоявшую на страже закона. Законы могли быть суровыми, но это были именно законы, а не пресловутое «телефонное право» или чьи-то устные «рекомендации», которые в нынешней России оказываются важнее писаных законов.

      Наконец, следует отметить, что в ходе догоняющих модернизаций, особенно на начальном  этапе, огромную роль играли личности политического лидера и его ближайших сподвижников. Конечно, нередко лица, которые выполняли эту роль, были, мягко говоря, неоднозначными фигурами. Среди них были и диктаторы, и персоны, лично обогатившиеся за годы своего правления, пусть даже и успешного с точки зрения модернизации, и интриганы, не гнушавшиеся использовать любые средства для достижения своих целей. Но среди них не было бездарностей, которые сознательно стремились сделать вокруг себя все, что их окружало, таким же посредственным, как и они сами. Они начинали свою деятельность на поприще преобразований с открытого признания отсталости страны, а не с фанфаронских претензий на великодержавность, с острой самокритики, а не с потакания сиюминутным похотям отсталых слоев населения. Так, например, Махатхир бин Мохамад, ставший потом на 22 года премьер-министром Малайзии, в своей книге «Малайская дилемма» весьма критично оценил человеческие качества малайцев. Он писал об их лени, инертности, привычке полагаться на судьбу, замкнутости и нежелании учиться – обо всем, что мешает им стать современными. Отсюда следовал вывод: малайцы должны изменить себя. Фактически готовность инициаторов модернизации идти наперекор течению составляет одно из важнейших условий успешной модернизации. 
 

      Но, увы, все не так просто. Справедливо  замечено: на одну Южную Корею приходится десяток стран, где разнообразные диктатуры привели к развалу экономики и обнищанию населения. В Аргентине на протяжении XX века предпринималось множество безуспешных попыток модернизации. Но разнообразные диктатуры с задачей не справились. При этом учиться на чужих ошибках практически невозможно: нет универсальной модели успеха. Например, смесь свободного рынка с военной диктатурой может быть успешной в Чили, но провалиться в Таиланде. То есть большой опыт есть, но зыбкий, на него никак не опереться. Неудачи случаются по самым разным причинам. Так, иранский шах, замысливший модернизацию еще в 1970-е гг., столкнулся с коалицией нищих маргиналов, с религиозными фанатиками, а еще с собственной смертельной болезнью. Исторический шанс был упущен.

      Разумеется, авторитарная власть в развивающихся  странах критикуется и испытывает давление как слева, так и справа. С левого края атакуют маргинально-люмпенизированные  группы желающих социальной защиты своего нежелания упорно трудиться. С правого фланга атакует набирающий силу бизнес и крепко работающие представители среднего класса, нежелающие оплачивать медленное воспитание трудолюбия у задержавшихся в своем развитии.

      Когда власть свергается под напором слева, то происходит российская революция 1917 г. или иранская исламизация 1979 г. Если эволюция успешно происходит под давлением справа (но, напомним, успех не гарантирован), то потихоньку ширятся и демократические преобразования. Примеры – вышеуказанные Испания, Португалия, Чили и т.д. Конечно, это лишь схема сложных процессов, но суть дела не меняется.

      Выводы. Модернизация – процесс болезненный, особо опасный для стран, где бедные и безответственные избиратели очень восприимчивы к популистским лозунгам. Популизм же блокирует модернизацию, там, где она особенно нужна, ибо тут требуются множество непопулярных решений. Например, о закрытии неконкурентоспособных производств, об ограничениях социальности госбюджетов и т.д. В ХХ – ХХI веках есть опыт разрешения этих противоречий. Уже лет сто во всех успешных модернизациях экономическая свобода и поощрение конкуренции сочетались с ограничением политической жизни и запросов на социальные блага, неадекватных уровню развития страны. Нравится или нет, но опыт таков.

      Он не является образцом для неизбежного повторения, но дает информацию к размышлению о реалиях модернизации в России, находящейся на 55 – 70-м местах по уровню развития в мире. У нас не просто не может быть благосостояния населения, близкого к лидерам. Хуже. Наша производительность труда уже лет сто в 4 – 5 раз ниже, чем в развитых странах. Значит, за счет эффекта накопления богатства их обществом наши социальные блага (без насилия над экономикой) могут быть только в 10 – 20 раз меньше западных. А народу хочется большего. И модернизация нужна. Тут без честного разговора о противоречии между опережающим развитием и популизмом явно не обойтись.

      Наша  ситуация двойственная. С одной стороны, есть вертикаль власти, понимающая необходимость модернизации и иногда способная прислушиваться и к мнению экспертного сообщества. С другой стороны, все более заметны негативные факторы «вертикальной» модернизации – коррупция, недейственность суда, незащищенность собственности, произвол чиновников и силовиков, сокращение каналов обратной связи с обществом, неэффективность работы госсектора и т.д. 

РОССИЙСКИЙ ОПЫТ АВТОРИТАРНЫХ МОДЕРНИЗАЦИЙ

…«консолидированная власть» в ее нынешнем виде и есть единственный инструмент модернизации, только сохранение этой политической системы и позволит модернизировать страну...

Владислав Сурков

      Основными предпосылками возникновения авторитарных режимов являлся кризис. Причём кризис в любой сфере жизни общества: экономической, политической, социальной, духовной. В этих условиях на фоне недовольства масс своим положением происходит выдвижение лидера, который предложит наиболее привлекательную идею и при условии централизации власти в его руках обещает преодолеть кризис. При этом силы и средства государства концентрируются на наиболее перспективных направлениях и в отраслях, способных обеспечивать приток жизненно необходимых средств.

      В качестве иллюстрации рассмотрим пример России в петровский период, до XVIII века бывшей отсталой и в экономическом, и в культурном плене страной. Страной, в которой не было развито промышленное производство, внешняя торговля, кредитно-банковская система. С приходом Петра I, не случайно названного Великим, Россия интенсивными темпами выходит из состояния отсталости. Пётр I произвёл коренную перестройку экономики России, развивая промышленное производство и внешнюю торговлю, эти перемены привели к переменам в сознании людей. С приходом Петра в России складывается догоняющий тип развития народного хозяйства, суть которого состояла в том, что государство взяло на себя функции модернизации экономики, активно и целенаправленно заимствуя достижения более развитых стран Западной Европы. То есть, реформы проводились государством сверху, а не были следствием эволюционного развития экономики. Преобразовательная деятельность Петра не могла бы произойти без привлечения «новых людей», новой инициативы, новой техники и технологии производства, притока капиталов, современной организации промышленности. Правительство привлекало иностранных специалистов на отечественные заводы и мануфактуры. Для того, чтобы «удержать» этих специалистов Петр I законодательно регламентировал их правовой статус. В 1702 году он издаёт Манифест «О вызове иностранцев в Россию с обещанием им свободы вероисповеданий», согласно которому иностранцам состоящим на русской службе гарантировались свобода вероисповедания, сохранение подданства, право на выезд; предоставлялось высокое жалование, казенные квартиры и другое материальное обеспечение (одежда, дрова, свечи и пр.); иноземные «вольные» ремесленники освобождались от большинства податей и повинностей. Петр I главное внимание уделял промышленным предприятиям, непосредственно работающим на нужды армии и флота – металлургическим, ружейным, пушечным, лесопильным. Для эффективного осуществления намеченных преобразований и усиления роли государства в экономике Петр I модернизировал существующую систему управления и учредил коллегии, ведавшие отдельными отраслями государственного управления. К работе в коллегиях были привлечены иностранные специалисты для обучения русских чиновников искусству управления. Для этого были определены привилегии, предоставлявшиеся иностранным предпринимателям, призванные стимулировать их деятельность в России.

      Производство  поддерживалось государственным заказом: коллегия выдавала предприятиям государственные «наряды» на производство продукции, даже если она не предназначалась для казны. Однако, если управляющий или владелец мануфактуры не справлялся с производственными заданиями, правительство отбирало у него мануфактуру и передавало ее другому «завододержателю», что являлось свидетельством непризнания частной собственности на промышленные предприятия. Но двигателем развития экономики было то, что предприниматель, и русский, и иностранец, был заинтересован в получении выгодных казенных заказов, монопольного права на производство определенных видов продукции, в высокой указанной цене за выпускаемые изделия; а также в получении разного рода привилегий. Для стимулирования роста отечественного производства и повышения конкурентоспособности российского продукта Мануфактур-коллегия регламентировала привоз из-за границы «потребных материалов и инструментов» и защищала от иностранной конкуренции с помощью таможенных пошлин, повышающихся по мере роста российского собственного производства. Царь усматривал богатство страны не в деньгах, а в производстве материальных ценностей и считал развитие промышленности основой экономической мощи страны. Таким образом, за довольно короткий период Россия из экономически, политически и культурно отсталой страны вышла на уровень развитых европейских стран и стала играть важную роль в мире. Петр I сыграл роль того человека, который знает и умеет.

      В статье Г.И. Ханина «Вперед, к авторитаризму?»  приводятся результаты анализа статистических данных, подтверждающие существенные итоги Петровских реформ:

      «…я исчислил внутреннее потребление чугуна в Англии и России в XVIII веке и долю внутреннего потребления России по отношению к Англии в расчете на душу населения. (Нет нужды доказывать, что чугун и сталь уже тогда являлись индикаторами экономического развития, поскольку железо использовалось во многих отраслях экономики и в быту.) Так вот, эта доля в 1720 году составляла менее 12%, в 1750-м — 24%, а в 1800-м (уже после того, как началось отставание российской черной металлургии от английской по причине использования кокса вместо леса в выплавке чугуна) — 32%. Таким образом, за весь XVIII век доля России увеличилась почти в 3 раза. Это ли не ликвидация экономического отставания? Экспорт Великобритании с 1720 по 1800 год вырос примерно в 5 раз, а России за несколько меньший период (в серебряных рублях) — в 10 раз. Стоит обратить внимание, что сравнение ведется не просто с Западом, а с наиболее развитой страной Запада в XVIII веке. Достаточно убедительным доказательством экономических успехов России в ту пору явилась ее победа над наполеоновской Францией в Отечественной войне 1812 года, невозможная при слабой экономике.»