Одной из первых стран, где на
практике были использованы инструменты
политики краткосрочной стабилизации,
была также Швеция, поэтому шведские экономисты
и политики могут быть по праву отнесены
к соавторам кейнсианской (как она стала
называться несколько позднее) модели
антициклического регулирования экономики.
Еще в начале 1930-х гг. в противовес господствовавшему
тогда мнению классиков, которые требовали
от правительства безусловного достижения
бюджетного равновесия даже в условиях
низкой конъюнктуры, шведский экономист
Б. Улин обосновал необходимость наращивания
государственных инвестиций и организации
общественных работ как средств борьбы
с безработицей. Министр финансов Э. Вигфорс
доказывал, что они являются способом
повышения покупательной способности
и снижения масштабов кризиса. Именно
на этих методологических принципах был
построен шведский бюджет 1933 г., ставший
важнейшим инструментом выведения национальной
экономики из рецессии.
Но если в 1950–1960 гг. уменьшение
ставок налогов кейнсианцы считали способом
расширения совокупного спроса, то в 1980-е
гг. формально те же меры (в сочетании с
решительным сокращением степени прогрессивности
налоговой шкалы) неоконсерваторы рассматривали
как метод увеличения совокупного предложения.
Объектом рестриктивной экономической
политики государства являлась до последнего
времени, например, экономика Китая, правительство
и Центробанк которого с начала ХХI в. пытались
затормозить динамику ВВП в надежде не
допустить дальнейшего инфляционного
перегрева национального хозяйства и
глубокого спада в перспективе. Сегодня
– в обстановке не преодоленного еще глобального
кризиса – приходится лишь удивляться
прозорливости китайских властей, которые
по сути предсказали факт его наступления
и не допустили ухода национальной экономики
в рецессию, типичную для подавляющего
большинства других стран.
При этом выбор общества между
неоклассической и кейнсианской моделями
антициклического регулирования экономики
в решающей степени определяется социально-экономической
ситуацией, сложившейся в стране, фазой
переживаемого ею воспроизводственного
цикла (с особым акцентом на кондратьевские
«длинные волны»). Так, если ключевой проблемой
(как в годы Великой депрессии) признается
спад производства, и кривая совокупного
спроса пересекает кривую совокупного
предложения на кейнсианском отрезке
(являющемся пологим, почти горизонтальным),
то потребность в приближении объема ВВП
к уровню полной занятости и преодоления
вынужденной безработицы, а также усиливающееся
социальное напряжение в обществе закономерно
выталкивают на вершину власти партии
левой ориентации, которые для решения
своих задач используют преимущественно
кейнсианскую модель. Решительно отвергая
приоритетность достижения бюджетного
равновесия как макроэкономической цели,
не видя серьезных оснований против расширения
лимита государственных заимствований
на внутреннем и, особенно, на внешнем
финансовых рынках, и не принимая в расчет
опасность временного ускорения инфляции
спроса, фискальные и монетарные власти
активно включаются в процесс антикризисного
регулирования национальной экономики,
всемерно поощряя потребительскую и, напротив,
решительно дестимулируя сберегательную
активность всех экономических субъектов.
При этом в случае нахождения комбинации
инструментов бюджетно-налоговой и денежно-кредитной
политики, близкой к оптимуму, могут оказаться
успешно разрешенными не только проблема
неполной занятости трудоспособного населения,
но и инфляционная проблема, коль скоро
ее острота неминуемо спадает по мере
нарастания объема производимых в стране
товаров и услуг. Ярким подтверждением
подобной закономерности явились в 2008
г. победа на выборах демократической
партии и выборы президентом Б. Обамы в
США, экономика которых запустила кризисную
волну по всей планете. Этот американский
президент отстаивает тезис о возможности
достижения эффективного экономического
роста и социального согласия в американском
обществе путем не спонтанного, а регулируемого
развития.
Если же пересечение кривых
совокупного спроса и совокупного предложения
достигается на классическом, почти вертикальном
отрезке, и наибольшие опасения в обществе
вызывают рост общего уровня цен (такое
в недавнем прошлом наблюдалось в США,
переживших почти 20-летнюю эпоху инфляции)
и девальвация национальной валюты, то
к власти приходят политики неоконсервативного
плана типа Дж. Буша - старшего или младшего,
которые формируют модель антициклического
регулирования национальной экономики,
почерпнутую из арсенала неоклассической
школы. Общественная потребность в реализации
подходов неоклассиков, проявляющаяся
в условиях инфляционного перегрева экономики,
выражается в жестком ограничении денежного
предложения, недопущении дефицита государственного
бюджета и даже в сознательном приведении
его к профицитному состоянию – причем
не столько утяжелением налогового пресса
на национальную экономику, сколько настойчивым
сокращением правительственных расходов.
Подобные действия монетарных и фискальных
властей, всемерно стимулируя валовые
национальные сбережения, конечно же,
не могут не сказаться негативно на динамике
ВВП в краткосрочном периоде. Однако, нейтрализуя
угрозу галопирующей инфляции и спасая
от обесценения накопления домохозяйств
и фирм, они устраняют препятствия для
ускорения темпов экономического роста
в долгосрочной перспективе, поскольку
гарантируют трансформацию сбережений
в частные инвестиции и через сжатие социальных
программ расширяют предложение рабочей
силы с адекватным сокращением масштабов
институциональной безработицы.
Таким образом, цикличность
как объективная закономерность социально-
экономического развития в решающей степени
предопределяет соотношение сил между
ведущими направлениями экономической
мысли, формируя контуры того или иного
варианта синтеза альтернативных теоретических
доктрин. Поэтому далеко не случайно в
условиях развернувшегося в 2007–2009 гг.
глобального финансово-экономического
кризиса многие теоретические положения
кейнсианской теории вновь стали необычайно
популярными в мировой хозяйственной
практике. Во многом независимо от того,
какая политическая партия находится
во власти, либеральный подход относительно
нерациональности правительственных
расходов потерпел очередное фиаско, и
гигантские финансовые ресурсы направлялись
на спасение национальной экономики от
серьезно- го спада и нарастающей безработицы
– как бы это не отражалось на уровне бюджетной
несбалансированности и динамике государственного
долга. Накачиванию именно совокупного
спроса способствовали налоговые преобразования,
а также решения центральных банков по
снижению процентных ставок за предоставляемые
кредиты. Не выпадала из общемировых тенденций
и деятельность российского правительства,
например, по поддержке 295 системо-образующих
предприятий, масштабы которой оценивались
в 3,5 трлн. руб.
Сегодня обеспечение координации
антициклических мер требует создания
новых международных институтов, которые
наряду с ООН, МВФ, ВТО и др. усиливали бы
регулирование экономики на межгосударственном
уровне. Наиболее значимой в их ряду могла
бы стать мировая налоговая организация,
способная (например, через введение интернет-налога
на передаваемую коммерческую информацию),
противостоять нынешнему стремлению транснациональных
корпораций оперативно перемещать товары
и услуги из одной страны в другую (особенно
в так называемые налоговые гавани), тем
самым с легкостью уводя из-под налогообложения
свои активы.
Как видим, десятилетиями занимаясь
краткосрочной стабилизацией, государство
накопило громадный опыт, построило разнообразные
механизмы регулирования совокупного
спроса и совокупного предложения. Логическим
результатом такого воздействия правительств
и центральных банков на воспроизводственный
процесс явилось уменьшение глубины и
продолжительности кризисного падения
экономики, да и темпы инфляции не выходили
из разумных пределов. Однако со временем
на положительные результаты стали все
больше накладываться негативные эффекты
антициклического регулирования, свидетельствующие
о его внутренней противоречивости.
Противоречивость антициклического
регулирования
Антициклическая политика как политика
тонкой настройки все же небезупречна,
в ходе своей реализации она сталкивается
со следующими проблемами:
1) Проблема стагфляции. Все модели
антициклического регулирования
экономики исходят из предположения
о том, что в конкретный период существует
либо инфляция (при высокой конъюнктуре),
либо безработица (при конъюнктуре низкой).
Но они не рассматривают четкого алгоритма
поведения государства в ситуации, когда
эти две главные экономические болезни
вместе обосновываются в социальном организме,
порождая феномен стагфляционной ловушки.
Данный термин, как известно, обозначает
одновременное падение производства и
инфляцию в условиях, когда для преодоления
экономического спада необходимы инфляционные
меры, которые в свою очередь увеличивают
спад, и, напротив, для противодействия
инфляции требуются меры сокращающие
производство, что в свою очередь приводит
к нарастанию инфляции. В этой ситуации
(особо характерной для стран с переходной
экономикой) перед государством встает
сложнейшая проблема сочетания «жесткости»
и «мягкости» в экономическом регулировании,
и ее разрешение требует постоянного поиска
неких пороговых значений макроэкономических
показателей, за которые выходить уже
нецелесообразно.
При этом необходима реализация усложненного
варианта стабилизационной политики,
основанного на итеративной процедуре
формирования и варьирования приоритетов
макроэкономического регулирования (например,
отказа от сбалансированности государственного
бюджета в пользу антикризисного регулирования,
а затем сознательного торможения экономического
роста во имя антиинфляционной профилактики).
Следует отметить, что до настоящего времени
данный вариант отработан не полностью.
2) Проблема ошибок прогнозирования.
Меры по антициклическому регулированию
оказываются результативными только при
условии, что правительство и Центральный
банк располагает надежной информацией
о текущем состоянии, тенденциях и перспективах
изменения экономической конъюнктуры.
Ни один из показателей не может в одиночку
предсказать грядущих перепадов в хозяйственной
динамике, а значит, и определить поворотные
точки. Комитет по датировке деловых циклов,
работающий при американском Национальном
бюро экономических исследований, проводит
качественный анализ всей имеющейся информации,
отслеживая динамику средневзвешенного
индекса опережающих индикаторов не менее
двух кварталов подряд. Но каким бы безупречным,
ни казался созданный наукой экономический
барометр, ошибочные предсказания все,
же не исключены.
Например, прогноз российского правительства
на 2008 г. относительно среднегодовой цены
на нефть – 61 долл. за баррель, курса доллара
– 26,1 руб., инфляции – 6,5–8,0% существенно
разошелся с фактическими цифрами: около
100 долл., 24,5 руб., 13% соответственно. Официальные
прогнозные оценки размера бюджетного
излишка на 2009 г. в рамках «скользящих»
трехлеток на периоды 2008–2010 гг. и 2009–2011
гг. расходились в 32 раза. Для первого периода
профицит федерального бюджета оценивался
лишь в 59,3 млрд. руб., а для второго – уже
в 1902,4 млрд. руб. Нередко поворот экономический
конъюнктуры в сторону спада происходит
так резко, что государство при всем желании
не успевает задействовать даже стандартные
алгоритмы антициклического регулирования.
В условиях, когда мировые цены на товары
российского экспорта резко поднялись
и к данному фактору экономического роста
добавился еще и фактор резкого падения
процентных ставок на финансовых рынках,
политическая элита еще в середине 2008
г. не могла представить, что ближайший
Новый год страна будет встречать в ожидании
хозяйственного коллапса. «Мировой кризис
2008–2009 гг., – признают Л. Григорьев и А.
Иващенко, – не был спрогнозирован ни
академическими макроэкономистами, ни
правительственными консультантами, ни
независимыми исследователями в целом,
ни какими-либо моделями». При последующей
антикризисной корректировке государственного
бюджета–2009 оценка ВВП по новому варианту
составила 40,4 трлн. руб. вместо 51,5 трлн.
руб. по варианту старому (т. е. ошибка составила
23,3%), доходная часть федерального бюджета
скорректирована на 38,6% (6,7 трлн. руб. вместо
10,9 трлн. руб.), а расходная – на 7,4% (9,7 трлн.
руб. взамен 9,0 трлн. руб.). Вместо ожидавшегося
профицита бюджета в 1,9 трлн. руб. в него
был заложен дефицит в 3 трлн. руб., а курс
рубля пересчитан с 24,7 до 35,1 руб./долл.
(на 42,1%).
Кроме того, известно, что в любой стране
макроэкономическая аналитика в той или
иной степени связана с апологетикой –
неумеренным, чрезмерным восхвалением
сложившегося здесь социально-экономического
устройства, его предвзятой защитой. Проявлениями
апологетики являются задержка негативных
статистических данных, а, следовательно,
и их корректировки, искажение сути происходящего
в комментариях властей. Далеко не всегда
ученые соблюдают золотое правило экономической
науки, согласно которому при выработке
прогнозов и рекомендаций ситуацию в стране
следует оценивать такой, какая она есть,
а не такой, какой ее хочется видеть. В
таких условиях вероятность получения
достоверного прогноза резко снижается,
а значит, практические действия могут
не только не улучшить экономическую ситуацию
в стране, но и заметно расшатать ее.
Предположим, что правительство предсказало
хозяйственное оживление в 2011 г. В своем
стремлении не допустить ускорения инфляционных
процессов, оно, выполняя предписания
антициклической политики, закономерно
ставит вопрос о повышении налоговой нагрузки
на экономику. Однако вразрез с официальным
прогнозом национальная экономика в силу
целого ряда причин, имеющих как объективную,
так и субъективную природу, погружается
в пучину кризиса. В результате ошибки
прогнозирования и следовательно, необоснованного
взвинчивания налоговой нагрузки масштабы
экономического спада оказываются гораздо
более значительными. Если же в экономике
прогнозируется кризис и в связи с этим
заблаговременно снижаются налоги, то
неожиданно случившийся подъем становится
еще более бурным и инфляционно опасным.
Такое развитие событий может явиться
результатом не только принципиальной
невозможности своевременного обнаружения
поворотных точек в хозяйственной динамике,
но и следствием значительного удельного
веса теневых сделок в экономике страны
(и теневой занятости в структуре совокупной
рабочей силы). В последнем случае состояние
рецессии, наблюдаемое в ее легальном
секторе, может быть ошибочно рассмотрено
властями как основание для запуска совокупности
экспансионистских мер, в то время как
масштабный теневой сектор способен находиться
уже в ситуации инфляционного бума.
Допущенные российским государством
стратегические ошибки в прогнозах остаются
по сей день значимым фактором усиления
циклических колебаний отечественной
экономики. Вряд ли можно без дискуссий
согласиться с бытующим ныне официальным
взглядом, в соответствии с которым если
бы в предкризисный период, а конкретно
в 2004–2008 гг., проницательным Минфином
не был сформирован Стабилизационный
фонд, то экономика России оказалась бы
по сути беззащитной в период обозначившегося
затем глобального кризиса. Вполне допустимой
может оказаться и обратная логика развертывания
причинно-следственных связей: именно
отказ финансовых властей от финансирования
и льготного кредитования назревших перемен
в динамике и структуре отечественной
экономики за счет средств Стабфонда явился
предвестником грядущих кризисных потрясений
в самих ее фундаментальных устоях. В.
Куликов небезосновательно полагает,
что именно «иммобилизация огромных стерилизуемых
и фискально аккумулируемых средств и
их вложение в иностранные ценные бумаги
не позволили осуществить абсолютно необходимые
модернизационные мероприятия, результаты
которых только и образовали бы подлинно
надежную антикризисную «подушку безопасности».
Своевременное направление на поддержку
процесса развертывания всесторонней
диверсификации отечественной экономики
тех немалых финансовых резервов, которые
пассивно хранились в Стабилизационном
фонде или тем более направлялись на льготное
кредитование государств–стратегических
противников Российской Федерации, явилось
бы гарантом ее немалой устойчивости в
обстановке всех мыслимых и немыслимых
кризисов. Так, С. Глазьев считает, что
в этом случае российским предприятиям
кроме всего прочего «не понадобились
бы зарубежные займы – они получили бы
дешевые кредитные ресурсы из внутренних
источников. При этом не пришлось бы платить
проценты зарубежным банкам и не возникло
бы кризисной ситуации вследствие обесценения
залогов и отзыва иностранных кредитов».
Поэтому лишь в случае скорейшего восстановления
тандема реального и финансового секторов
отечественной экономики в рамках концепции
функциональных финансов можно будет
всерьез утверждать о грядущих успехах
в реализации бюджетно-налоговой политики
в нашей стране.